«С сегодняшнего дня я заявляю всей вселенной, что меня от моего Христа ни государство со своими тюрьмами, сумасшедшими домами, высылками в Сибирь, смертными казнями, ни сама Церковь со своими отлучениями и постыдными проклятьями не отлучат от моего Спасителя. Отныне я христианин! я христианин!»
В первые годы бурного развития православного сегмента интернета было модно у церковных сайтов благотворительной или просветительской направленности выбирать себе «небесного покровителя». Если бы подобное захотели сделать мы, то трудно было бы найти более подходящего человека в святые покровители «Ахиллы», чем тот, о ком сегодня пойдет речь. И я уверен, что не ошибаюсь насчет «небесного» — если такой человек не блажен, то нет тогда и христианства на земле...
В издательстве ЭКСМО выходит книга архимандрита Спиридона (Кислякова) «Исповедь священника перед Церковью». Спустя сто лет этот странный, наивный и немножко нелепый человек вновь пытается не только рассказать удивительную историю своей жизни, своих размышлений и поступков, но и докричаться до Церкви — до той Церкви, которая... забыла Христа.
***
Будущий архимандрит родился в 1875 году в простой крестьянской семье. Он описывает свое детство и юность с таким жаром непосредственной веры и наивности, что кажется, будто читаешь автобиографическое житие древнерусского святого. С ним в детстве произошло то, что так часто, согласно житиям, случалось с другими подвижниками — избранничество от Бога. Когда ребенок уже лет с пяти без всякого толчка со стороны весь поглощен мыслями о Боге, ищет Его, задает самому себе глубокие духовные вопросы и пытается найти на них ответы.
Он ищет Бога в природе, молится в лесу своими словами, берет с собой Евангелие и читает его в поле, под пение птиц, под шорох колосьев. И уже в детстве он опытно узнает, что такая молитва — свободная, непосредственная, чистая — находит отклик, в душе пробуждается жажда быть с Богом навсегда.
Уже в юности он интуитивно открывает один из важнейших законов человеческой мудрости и трезвости: он учится слушать и слышать других. Это и впоследствии постоянно будет отличать его: слово ближнего, боль другого будут откликаться в нем тысячекратно.
Так в подростковом возрасте он встречает Божьего человека, простого крестьянина, странника Семена, вместе с ним ходит по монастырям, насыщаясь духовными беседами в пути, братской молитвой и дружбой (хотя тот человек годился ему скорее в деды).
Он не только доходит пешком до Киевских святынь, но, влекомый Божьим призывом, пытается попасть на Афон. И он попадает — чудом, к которому привело его простодушие.
На Афоне он ищет подвижников, начинает сам подвизаться. Но его простодушие не есть глупость: он не только видит добрых подвижников и учится у них, но ясно осознает, что и на Афоне многое испорчено: монахи враждуют, там царит жесточайший национализм и вытекающая из него ненависть друг к другу. Он видит, как монахов одолевает страсть к деньгам, и как из-за этого те теряют любовь и становятся озлобленными.
Он двигается дальше в своих поисках: живет в Константинополе, бывает в Иерусалиме, путешествует по другим местам. Он ужасается тому, что видит в Святом граде: как православные поставили торговлю Божьей святыней на поток, какое кощунство происходит вокруг всего этого. Уже тогда он глубоко задумывается, как же так можно — продавать благодать, вновь распинать Христа, меняя Его на деньги!
Он попадает в Забайкалье, там начинает в качестве мирянина-миссионера ходить с многолетними крестными ходами, произносит горячие проповеди, его слушают тысячи человек, он гордится собой, видит себя ревнителем веры и... падает: согрешает блудно с девушкой.
В «Исповеди» Спиридон говорит, что жизнь его тогда разделилась на две части: до 22 лет он жил с Богом, а после — целых 23 года — он жил в отчаянии, без Бога, на место Бога поставив самого себя. Хотя именно в это время он принимает монашество, священный сан, продолжает проповедовать в крестных ходах.
Но жизнь его поменялась: он вместо Бога служит земному начальству, своей гордости, деньгам, славе.
Недаром книга Спиридона Кислякова называется «Исповедь»: он действительно публично исповедуется в этом, искренне горюет, страдает и плачет — не на публику, не ради ореола кающегося грешника, — а от всего большого искреннего сердца.
Но его сердце по-прежнему чутко и открыто голосу другого человека. И вот он встречает крещеного еврея, который так искренне любил Спасителя, так ревностно Его проповедовал, что, по словам Спиридона, он даже приревновал этому «апостолу XIX-го века», он вновь вспомнил, как сам любил Христа в чистом детстве. Он вновь нащупывает пути ко Спасителю, начинает осознавать, что и сам постоянно предает и продает Христа: служа за деньги, проповедуя, надеясь получить награду, используя святыню — чудотворные иконы в крестных ходах — как способ выманивания денег из простого народа.
Кисляков начинает читать философские книги, книги других религий, постоянно «взвешивая» их, сравнивая с Евангелием. И с каждым разом с восторгом понимая, что они, все вместе взятые, ничтожны перед Словом Божьим.
Из Забайкалья он попадает в Каменец-Подольск, служит там и... встречает свою любовь. Да, вот такой грешный иеромонах: четыре года взаимной любви с некой чудесной доброй девушкой — и продолжает служить, проповедовать... Он это осознает, горько кается, но все равно: эта любовь для него так чиста, что он не просто умоляет Бога простить их, но и обещает молить Христа до скончания дней, чтобы Тот взял эту девушку к Себе в рай, сопричислил однажды ко святым... Жаль, что Спиридон никак не описывает, чем закончились их отношения.
Он переезжает в Одессу, служит там среди простого народа, среди рабочих. И его обостренное чувство правды вновь начинает мучить его. Он видит, что есть только один-единственный способ быть пастырем других людей: показывать своим примером жизнь истинного христианина.
Когда он еще окормлял каторжников в Забайкалье, он видел, как эти грешники искренне каются, как они хотят прощения Христа, и он ощущал себя недостойным их. Также и потом: он видел тяжелую нищенскую жизнь рабочих и понимал, что проповедовать им можно, только став одним из них. А иначе ты не имеешь права говорить им о Христе, если сам потом идешь в свою удобную квартиру, сладко ешь и пьешь, живешь другой жизнью.
И монах-миссионер пошел к людям: он шел в подвалы, на чердаки, общался со всеми, слушал всех, пытался помочь словом и делом.
Спиридон Кисляков по образу жизни был настоящим экуменистом: он принимал любого человека, как Христа, не обращая внимания на конфессию. Не терпел он только фальшивых людей.
Он внимательно слушал критику от языческих лам, которые обвиняли христианских миссионеров в том, что те лгут, и после проповеди вместо Христа вслед за ними приходят пушки. И Спиридон признавал горькую правду этого и сокрушался, что сам, как миссионер, занимался тем же самым.
Потом, когда уже накануне революции он служил в Киеве в основанном им и профессором Василием Экземплярским обществе «Иисуса Сладчайшего», для него не было разницы: православный ты или католик, еврей или протестант — его сердце было открыто для всех.
Еще в Забайкалье Спиридона застали русско-японская война и революция 1905 года. Он много общался с разными революционерами, при этом мучительно пытаясь понять, как возможно совместить христианство и благословение убивать другого человека.
Первая мировая война застает его в Одессе. Тогда патриотический угар охватывает всех, Церковь горячо призывает идти и убивать нечестивых германцев. И в те дни Спиридон произносит свою знаменитую проповедь, которую заканчивает словами: «Пока христиане будут вести войны, до тех пор они ни в коем случае не вправе называть себя христианами».
Впервые с церковного амвона звучит проповедь пацифизма, один человек осмеливается выступить против всеобщего милитаристского безумия. Результат предсказуем: на него доносят архиерею, а тот заявляет: «Настоящая война есть священная война», и угрожает сдать Спиридона гражданскому начальству, если он не замолчит.
Собратья монахи, священники его не понимают, считают еретиком, он живет в атмосфере подозрения и неприязни. И тогда иеромонах Спиридон... идет на войну. Он еще колеблется, пытается понять: прав он или нет, может быть, все же возможна священная война, может быть, допустимо христианам убивать других христиан? Может быть, необходимо выдумывать явления Богородицы над полем боя, где Божья Матерь якобы благословляет «благочестивое воинство» убивать других Божьих детей...
И Спиридон получает этот опыт. Он видит своими глазами, как люди убивают друг друга. Он вновь готов услышать и принять горькую правду от ближнего: например, от военного хирурга, который, устав от сотен и тысяч смертей, обличает церковников за то, что они ничего не делают, чтобы остановить войну.
Он слушает простого солдатика, который недоумевает: «Батюшка, как же я теперь пойду после причастия на позицию? Ведь я принял в себя Самого Христа, я ведь теперь органически соединился с моим христианским Богом, как же я теперь пойду убивать людей? Ведь в моем лице будет Сам Христос убивать людей, а если меня убьют, то вместе со мною и Сам Христос будет убит. Как же мне теперь быть?» И духовный отец не знает, что ответить на этот жизненно важный вопрос.
И наконец, Спиридон слушает юного «нигилиста», юнкера, который тоже кидает ему правду в лицо: «Что может быть хуже, как всю свою жизнь болтать красивые фразы и рукою палача убивать саму христианскую жизнь? Я знаю многих епископов, которые с амвона распинаются в защиту девства, чистоты плоти и духа, а сами имеют любовниц! И много я знал подобных проповедников христианства. Вот эта-то в людях ложь, отвратительная фальшь и мерзкая маска лицемерия мне противны, и я их не выношу. (..) Молю вас, отец Спиридон, будьте хоть вы одним истинным, христианским священнослужителем».
И отец Спиридон решает стать таковым. Он проклинает свое участие в этом лицемерии, обличает себя и всю Церковь за то, что забыт Христос и жизнь по Его слову. И он формулирует главную аксиому, опору своего мировоззрения: «Нагорная проповедь Христа есть истинное христианство». Догматы, Символ веры, богослужение, все книжное богословие, вся история Церкви, начиная с IV века, когда Церковь сплелась с государством в «симфонии» — все это «головное» как бы христианство ничто без «волевого» христианства, которое заключается в последовательном исполнении учения Нагорной проповеди своей конкретной жизнью.
И тут Кисляков сближается со Львом Толстым, которого он очень любит и называет бо́льшим христианином, в сравнение с теми, кто отлучал его от Церкви. Потому что христианство не в словах, а в опыте честной жизни по Христу и со Христом. И все, что этому противоречит, должно быть отвергнуто как ложное, мертвое.
Так отец Спиридон становится христианским анархистом. Он верит, что только свободное братство христиан, построенное на евангельских началах, может реально преобразовать мир, стать настоящей Церковью. И первейшим врагом Христа он называет государство. То государство, которое подчинило себе Церковь, сделало ее религиозным ведомством, превратив христовых служителей в служителей антихриста.
«Учение Христа для государства смерть.
А Самого Христа оно считает за святого анархиста с динамитом в руках. Чтобы сохранить себя и не быть раздавленным Евангелием, государственная дипломатия оградила себя от Христа благодарным церковным духовенством».
Блаженный идеалист не только мечтает о таком братстве: он реально пытается создать его в Киеве в 1916 году, братство «Иисуса Сладчайшего», участниками которого были тысячи человек, те тысячи, которые потом пришли проводить его в последний путь в 1930 году...
В самом начале революции архимандрит Спиридон еще верит в осуществимость своих идеалов во всецерковном масштабе, он верит в покаяние Церкви за заблуждения последних полутора тысяч лет: он пишет свою «Исповедь», посылает ее собравшемуся Поместному собору, но безрезультатно. Мало того, вскоре митрополит Киевский Антоний (Храповицкий) обвиняет Спиридона в сектантстве за то, что тот... читает тайные молитвы литургии вслух, считая это наиважнейшим условием — участие мирян в общем литургическом действе. Собратья вообще практически не понимали этого романтика, лишь малое количество друзей было у него среди клира (один из них — священник Анатолий Жураковский).
Не принял Спиридон и «Декларацию» митрополита Сергия (Страгородского), да и не мог этот анархист согласиться с подобным раболепством перед ненавистным ему государством. Он вместе с общиной уходит к «иосифлянам», но и там на него смотрят косо, запрещая служить привычным образом. А через три года он умирает.
***
Вот уже скоро тридцать лет, как идет возрождение Русской Церкви, но имя архимандрита Спиридона Кислякова остается практически неизвестным, его наследие игнорируют. И правильно делают. Потому что «Исповедь священника перед Церковью» во много раз страшнее для официальной Церкви, чем «Исповедь послушницы» Марии Кикоть, которая наделала столько шума. Идеи, которые высказывал отец Спиридон, реально способны сокрушить весь тот привычный, закоснелый, «традиционный» образ жизни Церкви — не только Русской, — которым она жила последние 1700 лет.
«Я же ищу Христову Церковь, ту Церковь, в которой находились бы Сам лично живой Христос, полнота Христова Духа, жизнь по учению божественного Евангелия и свобода человеческого духа, осуществляющего в себе и через себя, во всей полноте, жизнь Христову в соборной апостольской церковной жизни. Где же она, матушка? где же она, кормилица наша?»
Всемирное братство христиан на основе Нагорной проповеди, без преклонения перед догматами, иерархией, храмами, иконами, мощами — только Христос, только жизнь в любви, свободе и единстве с Богом и друг другом — так видел будущее Кисляков. И так обличал лицемерное «историческое» христианство:
«Кто считает себя христианином и не живет по Нагорной проповеди, тот лжец, лицемер и открытый язычник. Пусть он будет сам святейший папа, сам святейший патриарх — наместник Христа, пусть он будет величайший подвижник на земле, пусть он сам своим словом будет воскрешать мертвых, творить чудеса, переставлять с места на место горы и т. д., но если он не живет по Нагорной проповеди Христа, он жалкий фигляр и крещеный антихрист».
Это страшные идеи. Их лучше забыть, стереть из памяти имя наивного романтика, нахального анархиста, еретика и самочинника, непокорного, несломленного юродивого, который не выносил лицемеров в рясах, болтунов на амвоне и богословствующих ханжей.
«Исповедь священника перед Церковью» — одна из важнейших христианских книг XX века. Голос архимандрита Спиридона (Кислякова) не был услышан сто лет назад. Будет ли он услышан в XXI веке?..
http://ahilla.ru
ahilla.ru
