Отрывок из бестселлера британского кардиохирурга Стивена Уэстаби
***
Мобильный звонит в одиннадцать вечера, номер неизвестен. «Неизвестен» — это неизменно больница. Оператор произносит:
— Соединю вас с отделением травматологии.
Я злюсь, что меня беспокоят так поздно, но внимательно слушаю. Врач говорит, что в пути «Скорая» из больницы Сток-Мандевилл. У пациента огнестрельное ранение, нанесенное высокоскоростной пулей в левую часть груди, он в шоковом состоянии. Врачи из Сток-Мандевилл подключили его к капельнице и сразу отправили в Оксфорд.
Я спросил врача (впоследствии выяснилось, он служил медиком в ВВС), откуда он знает, что пуля высокоскоростная. Оттуда, что стреляли из охотничьей винтовки. Есть ли выходное отверстие? Нет. Это важно, потому что позволяет предположить, каков характер внутренних повреждений. Кое-что об огнестрельных ранениях я знал. В свое время мне довелось поработать в травматологическом центре Вашингтонской больницы, а потом в травматологическом отделении больницы Барагвана в Соуэто, на окраине Йоханнесбурга; я даже написал главу «Огнестрельные ранения грудной полости» для британского учебника по экстренной медицинской помощи для военных. Мне нравилось оперировать проникающие ранения в грудь, так как они всегда непредсказуемы — каждый случай по-своему уникален и сложен.
— Хорошо, еду. Не могли бы вы позвонить моему ассистенту? Попросите его собрать остальных.
В те дни я ездил на мощном «Ягуаре», а на дорогах было пусто и темно, так что я позволил себе вдавить педаль газа до упора, хотя и внимательно смотрел вперед: вдруг впереди появится олень или лиса? Мой мозг анализировал скудную информацию. Как вообще человек умудрился угодить под охотничью пулю поздним вечером?
Когда высокоскоростные пули попадают в грудь, они движутся по предсказуемой траектории, но при этом быстро вращаются, проделывая в легких дыру и создавая вторичные снаряды: осколки металла, обломки ребер, фрагменты сухожилий. Как правило, исход смертельный. Если бы человека подстрелили с близкого расстояния, пуля вышла бы со спины, оставив огромное выходное отверстие.
Тот невезучий джентльмен жил на границе лесных охотничьих угодий. Выключив перед сном телевизор, он услышал звуки, похожие на выстрелы. Неужели браконьеры? Стояла холодная ночь, дело близилось к Хэллоуину, и в низине стелился зловещий туман, но бедняга все равно вышел на опушку леса, чтобы разобраться.
Внезапно сокрушительный удар в грудь сбил его с ног, и лишь потом до слуха докатилась звуковая волна от выстрела из охотничьей винтовки. Его пронзила невыносимая боль над левым соском, дыхание перехватило, и он начал терять сознание, однако чудом успел достать мобильный телефон и набрать номер службы спасения. Он сообщил оператору, что его, кажется, подстрелили, и дал свои координаты, после чего упал из-за эмоционального и физического шока. Наблюдая за тусклыми звездами в свете полной луны, он уже не рассчитывал выжить.
Стрелявший вляпался по-крупному. Он незаконно охотился на оленя на чужом участке и спутал отблеск лунного света на очках жертвы с горящими во тьме оленьими глазами. Он прицелился и выстрелил, как ему казалось, в грудь оленю. Что ж, это действительно была грудь, только не животного, и он всего на пару сантиметров промазал мимо сердца. В этом им обоим крайне повезло, ведь прямое попадание в сердце из охотничьей винтовки не пережил бы никто.
Несколькими годами ранее в Мидлсекской больнице я спас парня, которого полицейские подстрелили на востоке Лондона. Разница в том, что тогда стреляли из пистолета и пуля прошла сквозь сердце. К счастью, запекшаяся в околосердечной сумке кровь закрыла все отверстия — так происходит, когда давление в сердце падает из-за кровопотери. С высокоскоростными пулями совсем другая история. Они разрывают сердце на части. Поэтому я знал наверняка, что у нашего пациента сердце невредимо, и был уверен, что смогу исправить все остальное.
Я прибыл в больницу раньше пациента. В отделении травматологии было спокойно, а значит, я мог обратиться к любому из множества свободных врачей и медсестер, готовых в любой момент ринуться в бой. Но мне требовался только один из них — анестезиолог, чтобы вставить трубку пациенту в трахею и обеспечить ему дыхание. В чем не было нужды, так это в обильном внутривенном вливании жидкости для компенсации кровопотери. Из-за этой жидкости артериальное давление повышается, кровотечение усиливается, а свертываемость крови ухудшается, что в данном случае подвергло бы пациента риску обширного кровоизлияния.
В те годы официальные рекомендации по поддержанию жизнедеятельности при травмах были никудышными, а иногда и опасными в данном отношении. Исследователи из Вашингтона даже доказали, что у пациентов с проникающим ранением грудной клетки уровень выживаемости выше, когда в больницу их привозят на частной машине, а не на «Скорой», потому что фельдшеры успевают поставить капельницы и влить в пострадавшего некоторое количество холодной жидкости.
О приближении «Скорой» мы узнали по характерному вою сирен. Давление у пациента упало ниже 60 миллиметров ртутного столба при пульсе 130. Он был ледяным и бледным, обильно потел и то и дело впадал в беспамятство — фельдшеры понимали, что время на исходе. Машина развернулась у входа, и ее задние двери распахнулись. Был спущен пандус, и пациента торопливо покатили в отделение реанимации. Я спросил, как его зовут, но он не ответил.
Он все еще был в пропотевшей, залитой кровью рубашке с рваной дырой от пули спереди. Под ней виднелось небольшое входное пулевое отверстие, опоясанное черной кровью, которая просвечивала сквозь мертвенно-бледную кожу, и теперь закрытое изнутри отекшей мышечной тканью и свернувшейся кровью. Кроме того, я почувствовал, что в подкожных тканях есть воздух, а это однозначно свидетельствовало о повреждении основных дыхательных путей. По виду входного отверстия раны я прикинул характер внутренних повреждений, и прогноз меня не порадовал.