Соосновательница одной из крупнейших литературных школ России о том, что будут писать авторы и почему мы будем это читать
Литературная школа «Хороший текст» позиционирует себя как уникальный проект, где учителем может быть только «свершивший», а учеником — человек, готовый слышать, слушать и впитывать. Графоманам здесь рады, только если те готовы много работать над собой.
Накануне десятого сезона школа решила поделиться своими лучшими лекциями, объединив их в одну книгу. Соосновательница «Хорошего текста», писатель Мария Голованивская рассказывает о том, каким она видит настоящее и будущее литературы.
Язык движется в сторону иероглифического письма. Смайлы, скобки, точки — все это отдельный код, который есть у нас в смартфоне. Сегодня можно написать целое сообщение, не используя ни одной буквы. Чем это кончится, я не знаю. Сказать, что это плохо, — не могу. Язык развивается под влиянием средств коммуникации в сторону невербального общения. Я все жду, когда будет написан очень известный роман или рассказ с использованием формата переписки в мессенджере. Мы с учениками что-то такое замышляли: тайная группа в Фейсбуке, в которую входят те, кто ненавидят некоего N. Удачи в этом жанре пока нет — пробовал Пелевин, но у него не получилось. Однако это новая реальность, которая, конечно же, будет включена в литературу.
У зарубежных авторов также есть такой опыт. Сегодня книга «кста Гамлет» переведена на русский, хотя по большей части она написана международным языком эмодзи. Как признается автор адаптации Кортни Карбоун, она решила представить, как бы выглядела пьеса Шекспира, если бы у героев были смартфоны. Полученный результат, по мнению Кортни, может сделать классику более интересной.
В какой-то момент сложилось впечатление, что умерла большая форма. И как только мы ее похоронили, появился целый ряд толстых романов. Вышла «Теллурия» Сорокина, переводные «Благоволительницы», «Щегол». Вдруг эта большая форма оказалась привлекательной, и писателям захотелось высказаться так просторно.
Литература живет по какому-то своему закону, есть колебания идей и замыслов. Очень часто бывает так, что все начинают писать об одном и том же и потом долго выясняют отношения, кто у кого украл.
Информационная революция — явление интересное. На заре цивилизации связанность человечества была очень низкой потом появились города, позже возникла железная дорога, с эрой самолетов люди смогли быстро перемещаться с одного континента на другой. А теперь все связаны со всеми благодаря интернету. Литературе это дало полную независимость от архаичного института издательств и книжных магазинов. Автор может выкладывать то, что пишет, в социальную сеть, стать настоящим, знаменитым, крупным писателем и ждать, когда издательства придут к нему сами. Хороший пример — Вера Полозкова, публиковавшая свои стихи в «Живом журнале» и теперь собирает стадионы. Сейчас у каждого писателя есть инструмент, способный привести к читателю.
Сегодня для авторов сетевого самиздата существует даже премия «Электронная буква» — крупнейшая российская награда в области электронных и аудиокниг, которая проводится при поддержке компании «ЛитРес» на платформах «ЛитРес: Самиздат» и «ЛитРес: Чтец». В первом сезоне на соискание премии было выдвинуто 5589 произведений, а книга победительницы Евгении Кретовой «Дом с панорамными окнами» вышла в издательстве «Эксмо».
Социальные сети не только сократили дорогу к публике, но и обострили конкуренцию между писателями. Сейчас мы, с моей точки зрения, наблюдаем рост качества литературы. Да, у писателей в соцсетях нет помощи маркетологов и пиарщиков издательств, которые работают все лучше. Но я думаю, что это вре́менная ситуация, сама система взаимодействия издательств и авторов должна измениться, впитав в себя все разумное от старой и все привлекательное от новой ситуации.
Еще одна заслуга интернета — повышение грамотности. Несложно заметить, что больше всего «лайков» набирают те посты, в которых соблюдена и орфография, и пунктуация. И вот даже Ольга Бузова старается ставить точки и не путать окончания. Хочешь подписчиков — пиши правильно.
Что лучше: писать о том, что знаешь, или о том, чего не знаешь? Надо ли было побывать на Чеченской войне, чтобы о ней рассказывать, или это не обязательно? Читателю все равно. Писатель должен его убедить и заставить пережить все это самостоятельно. Если через оптику и внутренний опыт автора, полученный любым способом, читатель тоже это переживает, то все отлично. А если нет — надо работать над собой и текстом. И все же, очень часто знание предмета мешает написать хорошую книгу, потому что сковывает воображение, но с другой стороны, свое воображение надо обуздывать для того, чтобы в тексте не было откровенных ляпов.
Однозначного ответа на вопрос, как лучше, нет. Талант устроен очень по-разному: кому-то нельзя быть ничем связанным, а кому-то нужно обложиться вырезками, энциклопедиями и прочим, чтобы работать.
Когда мы создавали «Хороший текст», подобных заведений в Москве было около семнадцати. И мы решили действовать по принципу одной из афинских школ: мы не учим ничему полезному, своим ученикам мы даем возможность постичь и впитать какие-то неочевидные умения учителя, которые никто больше не перескажет. Мы не дрессируем учеников, а пытаемся их изменить через очень плотное общение с большим количеством известных поэтов и писателей. От этих людей идет сумасшедшая энергетика. Мы отошли от идеи о том, что после нашей школы ученики пойдут работать копирайтерами в крупное агентство и их зарплата повысится. Школа сосредоточилась на чем-то настоящем и создала за счет этого целое сообщество.