Рассказываем про самое необычное направление в литературе
В издательстве «Эксмо» вышла книга «Миссис Калибан» американской писательницы Рейчел Инглз. Несмотря на фантастический сюжет о домохозяйке, влюбившейся в морского жителя (не путать с «Формой воды» Гильермо Дель Торо, роман Инглз появился намного раньше), автор исследует вполне бытовые проблемы, скрытые желания, разочарование в жизни и попытки эскапизма в собственных мечтах. В ее произведениях миф соседствует с реальностью, а сознание и подсознание нередко меняются местами.
Критики причисляют книги Инглз к редкому жанру «галлюцинаторного реализма», о котором известно очень мало. И тем не менее в 2012 году именно за него была присуждена Нобелевская премия китайскому писателю Мо Яню. Мы решили разобраться, что же такое «галлюцинаторный реализм» и где еще его можно встретить.
Если вбить в поисковике термин «магический реализм», то в первых же ссылках вы найдете и основных последователей этой традиции (Борхес, Маркес, Кортасар, в России — Гоголь и Булгаков), и характерные признаки жанра. Что же касается галлюцинаторного, или, как его еще называют, психоделического реализма, то здесь границы размыты, и рамки между магией и психоделикой настолько тонки, что одних и тех же писателей филологи с легкостью причисляют к двум направлениям. Все, что мы можем сказать о галлюцинаторном реализме (в самом термине уже содержится оксюморон), так это то, что он ориентируется на измененное сознание. Пояснить это состояние в свое время попытался известный теоретик психоделической литературы Павел Пепперштейн:
«Слово „психоделика“ хотя и означает „просветление души“, или же „ясность души“, скорее предполагает соприкосновение с иллюзиями, с заведомо неистинным. „Ясность“ достигается „от противного“: душа омывает себя огромными объемами иллюзорного, в результате чего развивается своего рода иммунитет».
Психоделическая литература стала популярной в эпоху активной пропаганды наркотиков в 50-60-х годах XX века. Хиппи с их попыткой противостоять обществу потребления, следящего за психическим и физическим здоровьем, оказались первыми и главными потребителями такого рода текстов. Наряду с уходом от цивилизации, увлечением буддизмом и наркотиками попытка исследовать свой разум стала частой практикой для «детей цветов». Литературоведы сходятся во мнении, что это была первая «волна» психоделической литературы.
Читайте также: 7 цитат из произведений Кена Кизи
Разумеется, психоделикой писатели интересовались и раньше. В Британской империи была популярна «Исповедь англичанина, любителя опиума» (1822) Томаса Де Квинси. В 1860 году во Франции был опубликован «Искусственный рай» Шарля Бодлера, и его тоже вписали в эту традицию. В русской литературе можно вспомнить Петра Чаадаева с его «Апологией сумасшедшего» (1837). Некоторые литературоведы ищут корни психоделического реализма в более отдаленных эпохах. По одной из версий, истоки этого направления можно найти в библейских сказаниях и шаманизме. Филологи видят общие черты в галлюцинаторных текстах и волшебных сказках, берущих начало в древнейшей мифологии.
Рассуждая о второй «волне» психоделической литературы, Пепперштейн заметил, что спровоцировать изменение сознания могут не только галлюциногены:
«Не следует сводить психоделику только к психотропным препаратам. Есть психоделика обыденной жизни, в этом легко убедиться. Есть психоделика массмедиа, психоделика потребления, психоделика кино, психоделика усталости, психоделика выживания. Все эти обстоятельства „высветляют“, „высвечивают“ различные зоны психики, создавая эффекты асимметричных просветлений, иллюминаций».
Русская действительность 90-х со своим скепсисом и тревогой о будущем, крушением одних надежд и страхом строить другие, возрождающейся религиозностью, сектами и многими другими травмирующими разум факторами стала идеальной почвой для появления второй «волны» галлюцинаторных текстов, принципиально отличающихся от тех, что действительно были написаны под воздействием каких-либо веществ.
Читайте также: 9 книг об одержимости
В России одним из главных психоделических произведений считается «Каширское шоссе» Андрея Монастырского, где препараты фигурируют лишь как лекарства, которые выдаются главному герою в психиатрической клинике. То есть перед читателем появляется персонаж с заранее деформированным сознанием, ориентированным, согласно сюжету, на христианскую догматику и мистику.
Критик и литературовед Сергей Чупринин относит к галлюцинаторному реализму и такие произведения, как «Мифогенная любовь каст» Павла Пепперштейна и Сергея Ануфриева, «Чапаев и Пустота» Виктора Пелевина, «Номер один, или В садах иных возможностей» Людмилы Петрушевской, «Dostoevsky-trip» Владимира Сорокина. В них мы также видим отсылки к христианским учениям и древним мифам, фольклору и новейшим городским легендам. Герои нередко обитают в двух мирах: реальном и подсознательном, который становится порождением искаженной психики. Этот эффект двоемирия проявляется и в других культурах при иных исторических обстоятельствах, будь то Китай 70-х, как у Мо Яня, или тихий американский городок 90-х, как у Рейчел Инглз.