Лучший греческий поэт XX века об Элиоте, мастерстве и магии слова
Йоргос Сеферис (1900 — 1971) — крупнейший поэт в греческой литературе прошлого века. Его имя стоит в одном ряду с Томасом Элиотом, Уильямом Йейтсом, Эзрой Паундом и Одисеасом Элитисом. В 1963 году он был удостоен Нобелевской премии с формулировкой «за его выдающуюся лирику, вдохновленную глубоким пониманием эллинского мира и культуры».
| Если бы поэзия не коренилась в нашем теле и в мире, где мы обитаем, ее век был бы краток. Ее век был бы краток, если бы она ими и ограничивалась. Мы не знаем, где кончается поэзия. «К.П. Кавафис и Т.С. Элиот: параллельные» |
| Прочитанные книги путаются внутри нас. Иногда мне в голову приходит мысль сделать одну-единственную книгу из всех книг, которые я прочла: вырвать из них страницы, изрезать на мелкие кусочки, бросить их в корзину, перемешать хорошенько, а затем вынимать один за другим и переписывать. «Шесть ночей на Акрополе» |
| Не дело поэта решать философские или социальные проблемы; его дело — дарить нам поэтическое очищение, катарсис, посредством страстей и раздумий, которые он прозревает в себе и вокруг себя, как всякий живой человек со своим уделом в этом мире. Этот поэтический катарсис дарует нам, по моему ощущению, Кавафис, запутавшийся в сетях мертвого бога, — и в силу своего духовного наследства, и в силу присущей ему интуиции мира, как следствие его погребенной тайны («Город») и как результат структуры его личности. Однако из его Бесплодной Земли нет исхода, как нет исхода и из Бесплодной Земли Элиота. Проблема остается нерешенной, и для того чтобы решение было найдено, должно измениться многое в жизни Вселенной. Но это — другая тема. «К.П. Кавафис и Т.С. Элиот: параллельные» |
| Для Элиота традиция не есть нечто получаемое по наследству: желающий к ней приобщиться добивается этого тяжким трудом. Англичанин бы так не выразился, но Элиот — уроженец страны без прошлого. Он очень остро ощущает, насколько неглубок, беспочвен и в основе своей анархичен порядок, предлагаемый современной индустриальной цивилизацией, — наследие ее материальных благ. Он чувствует, что источники эмоций пересыхают. В силу причастности к поколению и особенностей своей личности у Элиота постоянно задействовано сознание — он контролирует и оценивает. Жизнь для него — не удовольствие. Удовольствие у него всегда с примесью сарказма, или же напоминает подгнивший плод, или рану на нежном теле. Для него людей делает живыми борьба добра и зла. Он чувствует, что мир все больше оскудевает, истощается именно потому, что эта борьба ослабевает и тонет в равнодушной пошлости. «К.П. Кавафис и Т.С. Элиот: параллельные» |
| Вопрос не в том, какие книги читает поэт, а в том, способен ли он перелить себя в материал, из которого созданы его стихи. И ответ на этот вопрос мы ищем не в методе, которым он пользуется, но в самом его творении. У Реми де Гурмона есть фраза, очень много значившая для Элиота: «Флобер воплощал все свои чувства в своих произведениях... Вне своих книг, куда он переливал себя капля за каплей, без остатка, Флобер очень мало интересен.» «К.П. Кавафис и Т.С. Элиот: параллельные» |
| Поэт-историк, разумеется, не означает поэта, который пишет также и исторические сочинения, или перелагает историю стихами, но означает, — если вообще слово поэт имеет какой-либо смысл, — человека, наделенного чувством истории, что в какой-то мере я уже показал. «К.П. Кавафис и Т.С. Элиот: параллельные» |
| Жители «Бесплодной Земли» — это мы все: и вы, и я, и все, кто сколько-нибудь осознает свершающиеся зло и несчастье. Мертвый бог — это не забытая сказка, он тождествен нашему существу, настоящему нашей жизни, нам самим. «К.П. Кавафис и Т.С. Элиот: параллельные» |