«Существует только одно несчастье: утратить приязнь к себе»
Томасу Манну (1875 — 1955) было всего 25, когда в свет вышел его дебютный роман «Будденброки», за который впоследствии ему присудили Нобелевскую премию по литературе. Крушение старых идеалов и распад общества, поиск себя и творческие муки художника, одиночество и отвращение к жизни — в этой хронике немецкого семейства он затронул темы, во многом определившие его дальнейшее творчество.
Писатель прожил странную и сложную жизнь. Брак с еврейкой Катей Прингсхайм и обвинения в антисемитизме, счастливое отцовство и растущий с возрастом интерес к мужчинам, травля со стороны нацистов — и, как результат, переезд в США, где после Второй мировой войны Манна начинают подозревать в пособничестве СССР. Как видите, есть над чем задуматься.
Мы выбрали наиболее яркие цитаты, характеризующие творчество писателя.
| Счастье писателя — мысль, способная вся перейти в чувство, целиком переходящее в мысль. «Смерть в Венеции» |
| Для того чтобы значительное произведение тотчас же оказало свое воздействие вглубь и вширь, должно существовать тайное сродство, более того, сходство между личной судьбой автора и судьбой его поколения. «Смерть в Венеции»
|
| Существует только одно несчастье: утратить приязнь к себе. «Паяц» |
| Излюбленным его словцом было «хорошо бы». Эта формула выражала грустное размышление о возможностях, осуществить которые мешает нерешительность! Хорошо бы сделать или иметь то-то и то-то, быть тем-то и тем-то. Хорошо бы написать роман о лейпцигском обществе; хорошо бы, пусть на правах судомойки, совершить кругосветное путешествие; хорошо бы заняться физикой, астрономией, приобрести клочок земли и трудиться на нем в поте лица. «Доктор Фаустус»
|
| Мне нравится незаурядное в любом его проявлении и в любом смысле, мне нравятся те, что отмечены внутренней исключительностью, те, что выделяются среди остальных, те, в ком есть что-то экзотическое, все те, на кого народ таращит глаза, — я хочу, чтобы они любили свой удел, и я не хочу, чтобы они облегчали себе жизнь мягкотелой истиной. «Королевское высочество» |
| Зло — для тупиц. В ком есть хоть намек на тонкость, пусть лучше, если он только может, не прикладывает к злу рук, ибо он за это поплатится и никакие доказательства совестливого его поведенья в подобном деле ему не помогут: наказан он будет как раз из-за своей совестливости. «Иосиф и его братья» |
| Кто слишком ревностно преследует грешника, рискует сотворить не добро, а зло. Ибо если на человека наложить слишком суровую кару, он может сломиться, ожесточиться и снова от господа отступиться... «Избранник»
|
| О, любовь — ничто, если в ней нет безумия, безрассудства, если она не запретна, если боится дурного. А иначе — она только сладенькая пошлость, годная служить темой для невинных песенок... «Волшебная гора» |
| Когда говорят только глаза, они обращаются на «ты», если даже губы еще ни разу не произнесли «вы». «Волшебная гора» |
| Нет отношений страннее и щекотливее, чем отношения людей, знающих друг друга только зрительно, — они встречаются ежедневно и ежечасно, друг за другом наблюдают, вынужденные, в силу общепринятых правил или собственного каприза сохранять внешнее безразличие — ни поклона, ни слова. Беспокойство, чрезмерное любопытство витают между ними, истерия неудовлетворенной, противоестественно подавленной потребности в общении, во взаимопонимании, но прежде всего нечто вроде взволнованного уважения. ибо человек любит и уважает другого, покуда не может судить о нем, и любовная тоска — следствие недостаточного знания. «Смерть в Венеции» |
| Случается, человеком овладевает такое подавленное состояние духа, что все то, что обычно его сердит и вызывает в нем здоровую реакцию недовольства, вдруг начинает томить его долгой, тупой безмолвной печалью. «Будденброки» |
| Чувства того, кто предается созерцанию одиноко и молчаливо, расплывчатее и в то же время глубже, чем если б он находился на людях, его мысли весомее, прихотливее, и на них неизменно лежит налет печали. «Смерть в Венеции» |
| Солнце отвлекает наше внимание от интеллектуального и нацеливает его на чувственное. «Смерть в Венеции» |
| «Хорошенькая женщина» — самое ходовое словцо во Франции, на которое живо откликаются все сердца. Приблизительно такой же эффект производит в Мюнхене упоминание о пиве. «Признания авантюриста Феликса Круля» |
| Только тот, кто болен телом, не в долгу перед жизнью. А если ты болен душой — это не считается, никто этого не понимает, и ты должен участвовать в жизни и проводить время с другими. «Иосиф и его братья» |
| Безумие, несомненно, во многих случаях не что иное, как именно распущенность, оно служит прибежищем от большого горя, своеобразной мерой защиты натуры слабодушной от сокрушительных ударов судьбы, которые вынести в ясном сознании подобный человек не считает себя способным. «Волшебная гора»
|
| Ведь фактически смерть больше затрагивает остающихся, чем уходящих; ибо знаем мы эту цитату или нет, но слова некоего остроумного мудреца сохраняют для нас и теперь свой полный внутренний смысл: пока мы есть, смерти нет, а когда есть смерть — нас нет; таким образом, между нами и смертью не возникает никаких конкретных связей, это такое явление, которое нас вообще не касается, и лишь отчасти касается мира и природы, почему все создания взирают на нее с большим спокойствием, хладнокровием, безответственностью и эгоистическим простодушием. «Волшебная гора» |
| О смерти ни один человек, если бы он ожил, ничего не смог бы толком рассказать, ведь смерть не переживают. Мы приходим из тьмы и уходим во тьму, между этим лежат переживания, но начало и конец, рождение и смерть нами не переживаются, они лишены субъективного характера, как события, они целиком относятся к сфере объективного, вот как обстоит дело. «Волшебная гора»
|