Рейтинги
— Когда Вы начали писать детективные романы? Чем Вас привлекает детективный жанр?
— Я начала писать детективные романы не ради гонораров. Мне был интересен сам процесс. В школе я была отличницей, стало быть, любила и математику, и физику, и геометрию, которую сейчас почему-то вспоминаю с содроганием. А читать и писать детективы — это решать задачи разной сложности. Благодаря маме — талантливому литератору, с детства была помешана на литературе. В старших классах вдохновенно писала сочинения (в младших их за меня писала мама), получала какие-то награды, писала рассказы. После выпускного вечера свою золотую медаль повесила на шею собаке и выбросила из головы таблицу умножения. Забыла все начисто. Сейчас я абсолютный гуманитарий. Лет семь назад практически завязала с журналистикой. Меня перестали интересовать газеты. Заболел муж, и я много сидела дома. Начала вспоминать какие-то истории из своей богатой практики журналиста, много лет распутывающего криминальные истории. Помню, как сидела на балконе и от нечего делать начала записывать эти истории. Процесс очень меня увлек. Во-первых, появилась уникальная возможность наконец-то все решить. В жизни редко торжествовала справедливость, а на страницах романа я смогла бедным дать богатство, несчастным счастье, и, разумеется, преступникам воздать по заслугам.
Люблю в процессе работы над романом все запутать, потом распутать. Себя же сбить с толку, чтобы потом найти нетривиальный выход.
— В своих книгах Вы поднимаете очень непростые темы. Например, в романе «Исповедь на краю», речь идет о похищении детей с целью продажи на органы. Не боитесь оттолкнуть читателей ужасами, о которых даже не хочется думать?
Я бы никогда не придумала такое про детей. К сожалению, эти истории основаны на реальных событиях. Острыми социальными темами, связанными с детьми, я занималась практически профессионально. Была автором документальных фильмов о детских проблемах. Писала документальные книги о детских домах. Сейчас я активно занимаюсь устройством бездомных собак, а раньше пристраивала детей-сирот. Отстаивала их права. Бывало, что через суд отбирала у усыновителей их подопечных за жестокое отношение к детям. Историю об убийстве ребенка, вошедшую в роман «Исповедь на краю», я прочитала в газете, и она меня потрясла. Жестоких детей-убийц видела в колониях для несовершеннолетних преступников. Там это обычные дети. Я и съемочная группа покупали им сладости, жалели... По ночам я читала их дела и приходила в ужас. Утром девчонки опять висли у нас на шеях, я опять кормила их конфетами и жалела... Только там и понятно, что и они — жертвы.
— Как Вы считаете, кто должен в первую очередь бороться с проблемой детской жестокости — родители или общество?
— Наша жизнь сейчас чудовищно жестока. Как к взрослым, так и к детям. С детьми ужасно обращаются, причем не только физически, но и психологически. Люди, обладающие эмоциональной глухотой, калечат своих детей, возможно даже не подозревая об этом. Приведу пример. Вчера на прогулке с собаками, я увидела женщину с ребенком. Она бежала вперед, нагруженная сумками, а рядом с ней семенил тоненький белокурый малыш. Ребенок без остановки что-то говорил, но мать его совсем не слушала. Я подошла поближе и услышала такие слова: «Мне не нужен никто. Мне не нужна жена, не нужны дети, я хочу прожить жизнь в одиночестве». Маленький человечек, который точно знает, что его никто не слышит, решил, что так может быть всегда. Тогда действительно лучше осваивать свое одиночество. И таких примеров вокруг множество. Именно поэтому я очень люблю молодых матерей, которые, прогуливаясь с колясками, без конца разговаривают со своими малышами, рассказывая им о мире вокруг.
— Для Вас имеет значение мнение друзей, или Вы ориентируетесь только на вдохновение?
— Я прислушиваюсь к словам друзей, но всегда стараюсь сделать скидку на особенности их характеров. Например, если подруга — пуританка, и не выносит сцен насилия, я приму ее мнение, но не смогу убрать из текста детективного романа такие отрывки. Потому что — это жизнь, и от нее никуда не деться. Но, думая об этой подруге, я часто что-то смягчаю, отказываюсь от шокирующих деталей.
— Как Вы добиваетесь такой реалистичности персонажей? У Ваших героев есть прототипы?
— Я всю жизнь пишу о криминале и не раз из-за этого оказывалась в стрессовых ситуациях. В частности из-за того, что люди с нечистой совестью узнавали себя в моих героях. Но образы в моих романах собирательные. Мне очень интересны люди, люблю наблюдать. Поэтому не придумываю характеры, а их коллекционирую. И дальше, как у Гоголя — нос от того, брови — от этого. Но кто-то просто уверен, что это про него, видно, шапка горит. И начинаются угрозы, звонки, предупреждения. Так было, например, после того, как я написала роман «Спасите наши души». Сюжет романа разворачивается вокруг деятельности благотворительных интернет-форумов. Я очень много времени посвятила защите животных, пристроила по хорошим людям около двадцати собак, у меня дома живут три пса, я их очень люблю. Так что я не понаслышке знакома с деятельностью «благотворителей», для которых это поле чудес для финансовых махинаций. Так вот после выхода книги участники одного из таких форумов узнали себя в персонажах книги, и куча неизвестного мне народу не может успокоиться до сих пор, хотя книжка вышла около полугода назад.
— Вы много писали и пишете о криминальных событиях. Вам не страшно в это ввязываться?
— Судебные очерки я писала в «Вечерке» практически сразу после МГУ, потом работала в Литературной газете в отделе острых социальных проблем. Писала социальные и судебные очерки, вела криминалистические журналистские расследования. В тот период я познакомилась и начала работать с гениальным экспертом-криминалистом Александром Васильевичем Масловым, профессором первого медицинского института. С ним вместе мы провели множество серьезных дел, вытаскивали людей из тюрем. Я тогда много натерпелась, но благодаря защите Александра Васильевича как-то пролетела мимо реальных опасностей. По словам моего второго мужа, известного журналиста Владимира Смирнова, я человек без инстинкта самосохранения. Так и было до некоторого времени. Страх пришел, когда пришлось бояться за сына. Сейчас мой сын — профессор Калифорнийского университета и уже много лет живет в Америке.
— О чем бы Вы хотели написать — но знаете, что никогда не напишете?
— До сих пор не могу осмыслить историю своей трагической любви и жизни с первым мужем. Просто больно об этом думать Мы в прямом смысле были с ним Ромео и Джульетта. Встретились, когда мне не было четырнадцати, ему было шестнадцать. Он пришел в нашу школу, и мы были сражены с первого взгляда. Поженились сразу после школы, во многом вопреки желанию родных. У нас родился сын. Но со временем муж сильно изменился, сломался, и наша жизнь превратилась в ад. Он перестал руководить собой. Одно время мы с ребенком скрывались от него по всей стране. Скорее всего, он не принял перехода к обычной, упорядоченной семейной жизни после костра такой страсти. Он ушел из жизни очень рано. Я могу вспоминать только того прекрасного мальчика, который положил к ногам домашней девочки- восьмиклассницы такую огромную любовь. Я благодарна за нее и за сына. Возможно, у Шекспира в повести все же счастливый конец — Ромео и Джульетта ушли вовремя и вместе. В нашей же жизни все время что-то было на грани.
