Рейтинги
Лилия Брик, если верить легендам, считала, что поэт, литератор должен страдать, поэтому доводила периодически Маяковского. Вы согласны с тем, что автор должен страдать?
Нет, нет, ну что вы, боже упаси. Жюль Верн всю жизнь сидел в своём кабинете и тем не менее написал всё, что угодно. Нет, нет, писатель просто должен работать. Писатель всё равно проживает всё дважды, он проживает свою собственную любовь и проживает любовь героев, он проживает свою потерю, а потом он это описывает. Писатель — вообще существо дикое и, ну прямо скажем, мало понятное.
Когда я искала место работы и жизни для Пети Уксусова из «Синдрома Петрушки», мы с мужем приехали в заснеженную Прагу и ходили, спотыкаясь, скользя, искали правильный дом и нашли.
Понимаете, любой нормальный человек, когда едет в отпуск, он смотрит достопримечательности, заходит в музеи и так далее, и так далее. Он не шляется по подворотням в поисках самого странного дома, который будет здорово описать, потому что он странный, ну и так далее. Поэтому я и говорю, что писатель — это не самая завидная профессия.
Что для вас значит счастье, и про каких героев ваших историй можно сказать, что они по-настоящему счастливы?
Все герои моих историй в какие-то моменты бывают по-настоящему счастливы. Я очень люблю описывать счастье. Это ощущение, которое можно пощупать. В отличие от тоски или горя, которые разливаются в пространстве. А счастье принадлежит тебе. Это такой драгоценный камень. Счастье — очень плотная материя, она тебя обволакивает, прямо опутывает, это всё тебе, потому что абсолютно неважно, кто там идёт мимо и что там про тебя думает. И я это очень люблю описывать, и я это описываю с каждым героем.
Не важно, что потом он может погибнуть, но он был счастлив, понимаете, обязательно. А человек, который не был счастлив, он просто напрасно прожил жизнь. И я не люблю таких героев. Я люблю тех, которые растворяются в счастье, а потом растворяются в тоске, живых людей. Потому что жизнь — это и есть противоборство счастья и тоски.
Какую из ваших книг, кроме «Синдрома Петрушки», вы хотели бы экранизировать?
Во-первых, экранизирована «На солнечной стороне улицы», «На Верхней Масловке», «Любка». Я люблю эту экранизацию «Любка» и «На Верхней Масловке». Очень нравится экранизация «Двойная фамилия».
Это трилогия «Русская канарейка» и роман «Белая голубка Кордова». Их, конечно, надо делать с сериалами, безусловно, потому что иначе получится то, что получилось с «Петрушкой». Понимаете, получилось не то, что мне хотелось бы видеть. Но я считаю, что и «Наполеонов обоз», над которым, кстати, должна была начаться работа.
По-моему, сценарий даже уже написала Елена Райская, но как-то там что-то получилось на каналах. В общем, пока это ещё лежит в ожидании. «Наполеонов обоз», и, в принципе, «Маньяк Гуревич» — это всё можно экранизировать.
Важно только слышать авторскую интонацию, понимаете, когда режиссёр исключает авторскую интонацию и оставляет только перипетии сюжетные, то остаются просто перипетии сюжетные. А это ровным счётом в литературе ничего не значит, потому что сюжетов, в принципе, всего 36, и ничего нового не придумано ничего, кроме авторской интонации.
Вот неповторимая авторская интонация, она и есть то, что составляет содержание искусства, а всё остальное — это так.
