Виктор Астафьев — писатель, драматург и эссеист, автор нескольких десятков произведений, среди которых знаменитый роман «Прокляты и убиты». Он, основываясь на собственных пережитых впечатлениях, одним из первых в советской литературе затронул важную тему трудной памяти и ответственности за трагедии, постигшие Россию и СССР в XX веке.
О страшном детстве писателя, его взглядах и тяжелом характере рассказываем в нашем материале.
Рано остался сиротой
Астафьев родился в семье, которую современные психологи назвали бы «деструктивной». По его воспоминаниям, женщины и дети ценились в доме немногим больше, чем скот.
«То ли роковым он был человеком, то ли диким темпераментом обладал и загонял жен до гробовой доски, но только одна за другой его жены мерли», — вспоминал писатель о личной жизни деда.
Отец писателя Петр тоже не отличался покладистостью характера. К началу 30-х семья была раскулачена. Несмотря на это, Петра и его жену Лидию зачислили в колхоз, что дало им небольшую социальную защиту. Однако радовались они недолго. По воспоминаниям сына, Астафьев-старший «снова загулял, закуролесил» и угодил в тюрьму.
«В 1931 году семью нашу постигла еще одна, всю нашу жизнь потрясшая трагедия: плывя с передачей в Красноярск, мама моя, Лидия Ильинична, утонула прямо напротив деревни. Вскоре отца осудили на пять лет как врага народа и послали на строительство Беломоро-Балтийского канала имени товарища Сталина».
«Расскажу о себе сам», Виктор Астафьев
Будущему писателю на момент смерти матери было всего семь лет, и отцу, кажется, он был не нужен. Отбыв наказание, Петр Астафьев вернулся в родную деревню, женился второй раз, а после повторно угодил под арест. Его старший сын Виктор не смог найти с мачехой общий язык и лишился дома.
«В деревне Бирюсе охмурил он [отец] молодую красивую деваху из большой семьи Черкасовых, Таисью Ивановну, и быстренько сотворил ей младенца, которого без мудростей назвали Николаем. Хватили бед и горя и мачеха моя, и младенец Коля, и я вместе с ними. В повести „Перевал“ почти с точностью описана первая зима, проведенная боевой семейкой в поселке Сосновка, в повести переименованном в Шипичиху».
«Расскажу о себе сам», Виктор Астафьев
Молодой Виктор Астафьев с женой Марией
Ушел на фронт добровольцем
Некоторое время Астафьев жил в заброшенном здании в Игарке, а потом попал в детский дом. Окончив шесть классов, юноша пошел работать на кирпичный завод, накопил на билет в Красноярск и поступил там в школу ФЗО , получив специальность «составитель поездов». Война застала его на станции Базаиха, где Астафьев трудился сцепщиком и откуда ушел добровольцем, хотя у него и была бронь.
Будущий писатель был шофером, связистом, участвовал в прорыве северного фланга на Курской дуге, а в апреле 1945 года оказался серьезно контужен. До конца жизни Виктор Астафьев ненавидел военные парады.
«Девятого мая в дом приходили друзья, садились за стол. Но веселья в этот день не было. У бабушки на войне погибли все братья, у деда многие друзья с фронта не вернулись. Дед считал, что пока погибшие солдаты лежат по полям и лесам, время парадов не наступило. Я помню, как-то приехал к нему фронтовой друг. Они сидели на кухне, вспоминали войну. И вдруг разом замолчали. Долго молчали, потом заговорили, но уже на другую тему. О войне им разговаривать было тяжело».
Полина Астафьева, внучка писателя
Не поэтизировал войну и одним из первых заговорил о голоде 30-х годов
После окончания Второй мировой войны говорить правду о ситуации на фронтах в СССР было практически невозможно — ни в прессе, ни в литературе. Писатели и журналисты воспевали подвиг советского народа, но молчали о голоде на передовой, моральном истощении бойцов и бессмысленных расстрелах. Все это в начале 90-х рассказал Виктор Астафьев в романе «Прокляты и убиты».
«Он-то знал давно, на себе испытал главную особенность армии, в которой провел почти всю свою жизнь, и общества, ее породившего, держать всех и все в унизительном повиновении, чтоб всегда, везде, каждодневно военный человек чувствовал себя виноватым, чтоб постоянно в страхе ощупывался, все ли застегнуто, не положил ли чего ненужного в карман ненароком, не сказал ли чего невпопад, не сделал ли шаг вразноступ с армией и народом, то ли и так ли съел, то ли так ли подумал, туда ли, в того ли стрельнул...»
«Прокляты и убиты», Виктор Астафьев
Были и другие темы, до Астафьева в художественной прозе почти не поднимавшиеся: голод 1932-1933 годов, загубленное советское детство и подростковая преступность. О них писатель рассказал в повестях «Кража» и «Последний поклон».
«Среди этих ребят есть парнишка Малышок. На его глазах отец зарубил мать, и с тех пор лицо ребенка искривило припадочной судорогой и поселилась на нем вечная улыбка. Ребята бездумно и жестоко кличут Малышка Косоротиком.
Здесь где-то Зина Кондакова. Это именно с нею на глухом, занесенном снегом станке-деревушке случилось такое, что и взрослому человеку не всякому было бы по силам вынести.
А вот мечется по столовке на костыле Паралитик, человек без имени, без фамилии. Он не знает, когда и где умерли родители. Не помнит. Его избили за украденную краюшку хлеба так, что отнялись у парнишки левая нога и левая рука. Осталось полчеловека. Злобы на пятерых».
«Кража», Виктор Астафьев
Иллюстрация на обложке романа «Прокляты и убиты»
Был обвинен в антисемитизме
В 1963 году писатель и историк Натан Эйдельман опубликовал свою переписку с Виктором Астафьевым, чем спровоцировал настоящий скандал в интеллектуальных кругах. Три небольших письма легко можно найти в сети. В первом из них Эйдельман, отмечая достоинства прозы Астафьева, тем не менее доказывает, что ей не чужд шовинизм и антисемитизм.
«Астафьев отнюдь не ласкает также и своих, русских крестьян, городских обывателей.
Так, да не так!
Как доходит дело до „корня зла“, обязательно все же появляется зловещий горожанин Гога Герцев (имя и фамилия более чем сомнительны: похоже на Герцена, а Гога после подвергся осмеянию в связи с Грузией). Страшны жизнь и душа героев „Царь-рыбы“, но уж Гога куда хуже всех пьяниц и убийц, вместе взятых, ибо от него вся беда!»
Из письма Натана Эйдельмана Виктору Астафьеву
Задели Эйдельмана и «еврейчата», которые изучают Лермонтова, и монголы с «раскосыми мордами». Это было не первое обвинение в адрес Астафьева. В том же году протест писателю выразила грузинская делегация, прибывшая на Восьмой съезд писателей СССР. Но именно опубликованная переписка произвела такой сильный эффект. Во многом из-за ответного, крайне эмоционального и тоже антисемитского письма, отправленного Астафьевым. Читатели были разгневаны и возвращали автору его книги. Впрочем, досталось и Эйдельману, опубликовавшему личные послания.
Так или иначе, эта дискуссия стала одним из важнейших разговоров об этике в позднесоветской литературе.
Виктор Астафьев с женой Марией и родными тетками. Фото: Библиотека-музей В.П. Астафьева
Поражал окружающих прямолинейностью
Впрочем, от Астафьева действительно доставалось многим. Он открыто говорил и о чрезмерной покорности народа, и о бесконечной жадности власть имущих. Одним из первых писатель поднял вопрос об ответственности руководства страны и старшего командного состава за большое число жертв среди солдат и младших офицеров.
«Власть всегда бессердечна, всегда предательски постыдна, всегда безнравственна...»
«Прокляты и убиты», Виктор Астафьев
Доставалось от Виктора Астафьева и его родным.
«Он был очень крутым, непокорным. Не умел подчиняться. В семье последнее слово всегда оставалось за ним», — вспоминает внучка Полина Астафьева.
Как знать, может быть, именно этот характер помог писателю, пережившему тяжелое детство, войну и сменившему множество профессий, превратиться в большого писателя, книгами которого восхищаются многие читатели.
На книги Виктора Астафьева действует скидка 20% по промокоду ЖУРНАЛ.