В конце сентября на русском языке вышла первая книга британского журналиста Томаса Морриса «Дело сердца». О ярких личностях и важнейших открытиях в истории кардиохирургии Томасу удалось рассказать так просто и увлекательно, что от текста невозможно оторваться до самых последних страниц. А достоверная информация об анатомическом устройстве и болезнях сердца наконец стала доступной не только специалистам, но и широкому кругу читателей.
Мы поговорили с автором о писательском труде, будущем медицинской науки и о том, как именно связана с последней жизнь самого Томаса.
Сейчас много пишут об искусстве, культурных традициях разных стран, правильном питании. Ваша первая книга — о кардиохирургии. Как так получилось, что вас заинтересовала именно медицинская тематика?
На самом деле я, как любой хороший журналист, сначала подумал, есть ли здесь хорошая история. Как оказалось, она действительно есть, и почему-то никто так и не попытался рассказать ее всему миру. Последняя книга по истории кардиохирургии из тех, что мне удалось обнаружить, была написана в 1967-м — в год, когда была совершена первая успешная трансплантация сердца. С тех пор ничего подобного не издавалось: я имею в виду книги для неискушенной публики, для людей вроде меня.
Позже, лет двадцать назад, я посмотрел документальный фильм, посвященный истории кардиохирургии. Там фигурировал один из американских хирургов, о котором я потом написал в своей работе. До этого я создал несколько сюжетов о нем, его коллегах и семье для радиопередач на ВВС. И когда я пытался найти информацию не только о его профессиональных заслугах, но и что-то о его личности и характере, оказалось, что нет никаких источников — никто про это не написал! Вот я и подумал, что из всего этого может получиться классная история.
Кстати, о личности. В «Деле сердца» вы называете кардиохирургов по-настоящему уверенными в себе людьми. А как вы думаете, есть ли в вашем характере черты, которые роднят вас с героями вашей книги — хирургами?
Похож ли я на них? Нет, я так не думаю. Мне кажется, у меня совсем другой тип личности. Я понимаю, что этот вопрос скорее обо мне. Но я обязательно должен рассказать о том, что когда-то я удивительным образом открыл для себя: не все хирурги одинаковые, и их просто невозможно подвести под один колер. То есть, конечно, для того, чтобы правильным образом проводить операции, нужно обладать определенным уровнем уверенности в себе, в своих навыках и квалификации. Но оказалось, что есть очень скромные и молчаливые хирурги, тихо выполняющие свою работу. Есть другие — без умолку болтающие только лишь о самих себе. А есть даже такие, которые с искренним удивлением интересуются, как у тебя дела, как живется, как поживает твоя семья. Но в самом деле, их всех роднит эта уверенность в своих силах и понимание того, что совершение ошибки — это не конец света. Потому что, если бояться совершить хотя бы одну ошибку — ты точно не сможешь работать хирургом.
Вспоминая о тех 11 ключевых операциях в истории кардиохирургии, к которым вы обращаетесь в своей книге, хочется спросить: а есть ли среди них такая, которая перевернула вашу жизнь, может быть, шокировала вас?
Дело сердца. 11 ключевых операций в истории кардиохирургии Твердый переплет ₽
Одну секунду. Надо посмотреть в книге, что же я там такое написал по этом поводу. (смеется) Если позволите, я расскажу об одной операции с двух точек зрения. Первая трансплантация сердца, произошедшая в 1967 году, как раз моя любимая по множеству причин. С одной стороны, это единственное ключевое событие в истории медицины, которое просто отметило «крайнюю точку». Ничего важнее этого не происходило в медицине ни до, ни после. Это была настолько прорывная операция, что про нее писали во всех газетах мира, много говорили по телевидению и на радио. В общем, это то, что потрясло весь мир.
С другой стороны, в принципе, с технической точки зрения нет ничего сложного в том, чтобы взять сердце и заменить его другим сердцем. Но в то время, в 1967 году, успешное проведение такой операции стало нарушением абсолютно всех медицинских табу и общепринятых этических норм. И самое сложное было даже не в самой операции, а в поддержании жизнеспособности человека после трансплантации: в послеоперационном уходе и в заботе о сохранности его жизни в целом.
Вы пишете, что конфликт кардиохирургов Дентона Кули и Майкла Дебейки во многом стал следствием того, что у выдающихся врачей были совершенно разные темпераменты. А что ближе вам: следовать здравому смыслу и обдумывать мельчайшие детали своей работы или довериться эмоциям и стремиться к достижениям?
Если говорить о том, какую из сторон я бы принял... очень интересно, на мой взгляд, то, что впервые об этом я прочитал у одного американского журналиста. Он как раз описывал Дебейки как такого холодного рационалиста, который продумывает каждый шаг и старается следовать всем стандартам, правилам и протоколам, предписанным правительством и медицинским сообществом. А Кули — как горячую голову, оппортуниста и скорее деятеля, чем мыслителя.
Я для себя больше принимаю сторону Майкла Дебейки, за его последовательность и сознательный подход к делу. Я думаю, что все должно делаться по правилам, по стандартам и принципам. Но когда я говорил об этом со многими видными хирургами, они сказали, что оба типажа одинаково важны для этой сферы. Потому как без таких, как Дебейки, у нас просто не было бы общих правил, а без таких, как Кули, никто не пытался бы выйти за рамки дозволенного и не стоило бы ждать никаких открытий.
В современной науке правила таковы, что даже самые потрясающие эксперименты обречены быть погребенными под гигантскими объемами статистических данных, и вы в своей книге верно подметили, что «от статистического анализа дух не захватывает». Но разве научные статьи должны быть увлекательными? Разделяете ли вы специальную литературу и науч-поп?
Да, действительно, вы правы, времена поменялись, и теперь уже не так интересно читать научные работы. Хирурги не могут так своенравно привносить новые процедуры и методики прямо во время операций, и, если они вдруг что-то придумали, они обязаны спросить разрешения у вышестоящего руководства и написать кучу статей с огромным количеством цифр, чтобы получить клиническое подтверждение своего метода.
Раньше были частыми случаи, когда пациент вдруг начинал умирать прямо на операционном столе, а у хирурга не было другого выбора, кроме как пытаться сделать что-нибудь новое, то есть, нужно было импровизировать. Сейчас в операционных такого уже не увидишь, потому как все следуют стандартам и инструкциям. И я думаю, это хорошо, потому что пациенты теперь гораздо больше информированы о том, что будет с ними происходить во время операции. Но, с другой стороны, из-за этого уже не так легко написать действительно захватывающее чтиво по медицинской тематике.
А в чем ваш личный секрет создания бестселлера? Что важнее: любопытные подробности или определенная последовательность повествования? Или, может быть, все дело в эмоциональной подаче?
Хм. Я сам хотел бы знать ответ на этот вопрос. (смеется) Я прежде всего стараюсь следовать своему внутреннему стремлению создать историю и правильно ее подать. Поэтому, когда я писал свою книгу, я старался делать акцент не только на событиях, но и на людях, которые участвовали при этом. Некоторым персонажам мы можем симпатизировать, другие могут играть роль антагонистов. Однако, именно в такой последовательности я и написал книгу. Еще я хотел описать само устройство сердца, как оно работает, и как проводились некоторые операции. Но прежде всего я считаю, что если можно рассказать хорошую историю, которая будет интересна людям, то нужно начинать именно с этого.
Перед тем, как приступить к созданию своей первой книги, вы долго работали на радио, занимались журналистикой и продюсерской деятельностью. Но в какой-то момент вы решили полностью отдаться писательству. Что вас подтолкнуло к этому?
Да, я действительно около двух десятков лет проработал на радио ВВС. Туда я устроился сразу после окончания университета. Но в последнее время я заметил за собой, что уже больше 10 лет я занимаюсь одним и тем же. И я подумал, насколько бы хороша ни была работа (а она действительно была хорошей), все-таки не стоит заниматься этим вечно и надо бы попробовать что-то новое. У меня не было, как вы сказали, какого-то определенного момента откровения, когда я подумал, что вот теперь надо бы полностью посвятить себя книге, — эта мыслишка в голове сидела последние лет десять. То есть, я начал продумывать структуру и тело текста еще до того, как ушел из ВВС. Все как-то совпало: желание рассказать историю про кардиохирургию и нежелание работать на одном месте вечно. И вышло так, что в пятницу я покинул офис ВВС, а в понедельник уже работал над первой главой книги. Так что, можно сказать, переходный этап прошел абсолютно бесшовно.
В вашей книге о болезнях сердца вы упоминаете несколько известных кинокартин. А какие художественные фильмы, по вашему мнению, следует посмотреть каждому медику? Для развития необходимых душевных качеств и взаимодействия с пациентом, например.
Парк юрского периода Твердый переплет ₽
Нужно сказать, что фильмы, которые я упоминал в своей книге, не были призваны развивать какие-то душевные качества вроде эмпатии или сочувствия к пациентам, а были скорее нацелены на анатомические или кардиохирургические моменты. Однако есть одна лента, которую я и правда хотел бы выделить. О ней, кстати, нет ни слова в моей книге. Это кино-адаптация романа «Кома» Майкла Крайтона, создателя «Парка юрского периода».
Книга была экранизирована в 70-х годах ХХ века. Это научный триллер о том, как ведутся дела в больнице. Там как раз представлены различные психотипы медсестер и врачей. Среди них есть добрые и положительные герои, а есть, например, главный врач, больше похожий на психопата. Это, может быть, и не очень реалистично, но мне этот фильм кажется по-прежнему интересным и актуальным.
А как вы относитесь к научной фантастике? Любите фантастические книги, фильмы?
Да, я бы сказал, что да. Много чего такого читаю и иногда смотрю.
А какие научно-фантастические книги нравятся вам больше всего и занимают особое место в вашей домашней библиотеке?
Хм... Есть один писатель, которого я люблю с детства. Это британский автор Джон Уиндем. Мне всегда нравилась одна из самых знаменитых его книг, облетевшая весь мир, — «День триффидов». Это такая классическая научная фантастика. Он не наш современник, но его произведения полюбились мне с детства.
Писатели-фантасты часто предсказывают целые этапы развития различных научных дисциплин. Робототехника, генная инженерия и 3D-печать уже сейчас прочно связаны с кардиохирургией и медициной в целом (по крайней мере, на этапе исследований). А каким вы видите будущее этой сферы?
Это очень интересный вопрос. На самом деле, говоря о каких-то научных открытиях и восприятии будущего, хочется отметить одну крайне занимательную статью французского кардиохирурга Алена Карпентье. В 1980-х он описывал то, каким ему видится развитие медицины и кардиохирургии. Как раз в те же годы была очень популярна тема роботов и лазеров, и, видимо поэтому, Карпентье отвел им ключевую роль в хирургии будущего. Однако, как мы видим, сейчас лазеры и роботы не так уж часто применяются в хирургии вообще и в кардиохирургии в частности. Поэтому очень сложно предсказать, как на самом деле будут обстоять дела в будущем.
Я считаю, что, во-первых, будущее за тем, что у нас будет не больше, а наоборот, все меньше хирургии. Будут распространены менее инвазивные методы воздействия, наподобие лапароскопииЛапароскопия – современный метод медицинского вмешательства, при котором операции на внутренних органах проводятся с помощью специальных инструментов через небольшие (около 1 см) отверстия, в отличие от больших разрезов традиционной хирургии.. Таким образом, станет меньше операций на открытом сердце. А во-вторых, есть большие успехи в профилактике сердечно-сосудистых заболеваний: уже хорошо изучены сами механизмы их возникновения, и это позволяет разрабатывать целые комплексы превентивных мер. То есть, в целом, я вижу будущее кардиохирургии таким: меньше хирургии, меньше инвазивности — и больше профилактики. И мне оно не кажется таким уж фантастическим.
Я с большим удовольствием прочла «Дело сердца». Вам удалось интересно и с юмором раскрыть довольно сложную и серьезную тему. Недавно (пока только на английском) вышла ваша новая книга — и она снова о медиках. Как человеку, связанному не только с издательским делом, но и с психологией, мне не терпится узнать: вы планируете когда-нибудь написать о мозге и нервной системе, о значимых людях и курьезах, связанных с этим направлением науки и практики?
На самом деле, я думал об этом. Оказалось, что я странным образом связан с этой сферой семейными узами. И, как оказалось, первая в мире операция на мозге по удалению опухоли, с трепанацией и всем прочим, была проведена моим дальним родственником — британским нейрохирургом Рикманом Годли в 1881 году (*на самом деле, эта операция состоялась в 1884 году, но сэр Джон Рикман Годли все же был одним из первых врачей, вскрывших твердую мозговую оболочку живого человека). Вообще, мозг — настолько таинственный объект, что даже сейчас существуют совершенно разные трактовки того, что происходит внутри него.
Поэтому о нем все-таки сложно писать. Но есть еще один интересный факт: я сейчас живу в Лондоне именно в том здании, где раньше была крупнейшая в Европе психиатрическая лечебница. Она была построена в 1830-х годах. Так вот, ее главврач считал, что люди с расстройством личности и всяческими психологическими заболеваниями — это особенные больные, и их не стоит привязывать к кровати, а нужно наоборот давать им больше свободы. Поэтому, конечно, было бы любопытно проследить все течения и теории, которые возникали за все время изучения мозга и нервной системы. Да, я чрезвычайно заинтересован в этой теме.
Беседовала Екатерина Буракова