Рейтинги
О небесах, мире духов и аде
Объективность – профессиональное достоинство не только следователя, но и преступника. Первому она помогает соблюсти справедливость в том смысле и масштабе, в котором её понимает закон. Второму – адекватно оценить обстановку и минимизировать риск заслуженного наказания. Где бы ни происходили события – на соседней улице, в другой галактике или историческом прошлом, – герои детектива обязаны проявлять внимание к окружающей их реальности во всех её мелочах. При этом они не имеют права позволить своим чувствам взять верх над разумом. Если угодно, в данном случае разум и чувство – две противоборствующие, по Выготскому, силы, задающие развитие сюжета в противоположных направлениях и аннигилирующие в кульминационной точке с высвобождением энергии катарсиса.
Детектив – разновидность производственного романа, отсюда требование к героям помнить о своём профессиональном долге, несмотря ни на что. И если, по замечанию одного из персонажей Рэя Брэдбери, особенность литературы как вида искусства состоит в том, что она показывает нам поры жизни, то в детективном жанре масштаб увеличения должен быть таков, чтобы поры оставались порами, не превращаясь в чёрные дыры. Наблюдателю – а писателю тем более – свойственно замедлять бег времени (как сказано у Милорада Павича, «время должно нас ждать, чтобы мы жили»), в детективе же оно должно замедляться лишь настолько, чтобы повседневная жизнь не перестала узнаваться в нем как повседневная. Замедли автор его больше дозволенного – и в расширившиеся поры хлынет поток излишних ассоциаций, подробностей и оттенков; прошлое и настоящее, внутреннее и внешнее смешаются, добро и зло поменяются местами, нарушится приемлемый для детектива масштаб, произведение сместится по жанровой шкале и вместо Конан Дойля – в пределе, конечно, – мы будем иметь Достоевского.
Исключение из этого правила трудно себе представить. Тем не менее в лице Монса Каллентофта мы имеем дело с именно исключением, – вопрос в том, насколько удачным.
Если уж говорить о замедлении времени, то начать здесь нужно с погоды. Потому что жизнь в Линчёпинге не просто замедлилась – остановилась в ту зиму, «самую холодную на памяти людской». На одиноком дубе посреди Эстергётландской равнины обнаружен подвешенный труп, – так когда-то язычники приносили жертвы Одину. «Чего ты хочешь от меня? – спрашивает мертвеца инспектор криминальной полиции Малин Форс. – Зачем привёл меня сюда в это забытое Богом утро?»
И самое интересное, что труп ей отвечает. Целые страницы, набранные курсивом, – его монологи, «о небесах, мире духов и аде», обращённые к полицейским, подозреваемым, преступнику и к самому себе, но прежде всего – к Малин Форс. Причём это именно монологи, потому что живые ощущают доносящийся с того света голос в лучшем случае как свой внутренний. Надо сказать, подобная «сведенборговщина» вообще свойственна шведскому детективу. У той же Осы Ларссон наблюдаем мы «живых мертвецов». Уникальность Каллентофта в том, что в его романах потустороннее – это не просто внесюжетные интермедии, роль его куда более значительна и конструктивна. Перед нами триллер-сказка с недвусмысленно выраженной моралью и соответствующими героями: злодеями-братьями Мюрвалль, их преступной матерью и «ангелом» – сестрой Марией, таинственным лесным отшельником Карлом и бесстрашными рыцарями-полицейскими. Под масками современных персонажей – менеджеров и следователей, трудных подростков и преуспевающих врачей, иммигрантов и складских работников «Икеа» – у Каллентофта прячутся лесные ведьмы и тролли, злые гномы и невинные белоснежки, а под детективной историей обнаруживается пусть не очень добрая, но простодушная и наивная сказка. Таким образом, этот автор тоже открывает поэзию окружающей его повседневности, пусть иначе, чем это делал Конан Дойль, и не в том смысле, который вкладывал в это выражение Честертон.
На какую же аудиторию может рассчитывать этот писатель в России? Если бы не потоки крови и «постельные сцены», её можно было бы однозначно определить как подростковую. Хорошей сказке покорны все возрасты. Но если Туве Янссон писала для умудрённых жизнью детей, читателя Каллентофта, на первый взгляд, можно обозначить как впавшего в детство или, скорее, так и не сумевшего повзрослеть взрослого. Подобные «инфантильные» персонажи встречаются и в его романе, например, бородач Рикард Скуглёф и его подруга Валькирия Карлссон – чудаковатые отшельники с Эстергётландской равнины, которые приносят жертвы языческим богам и ходят в кино на Гарри Поттера.
Конечно, они вполне узнаваемы и в России, и относиться к ним можно по-разному. Однако у Каллентофта это не просто действующие лица. Они, – как, наверное, и всё в его романе, – часть пейзажа, той волнующей и живописной картины, в которой Каллентофт, не знаю, насколько в полной мере, но даёт нам почувствовать дух своей малой родины – города Линчёпинга с его окрестностями и пригородами, провинции Эстергётланд с её равнинами и лесами.
«В некотором смысле книга о Малин Форс – моя попытка прикоснуться к собственному детству, понять, как я стал самим собой. Иногда мне кажется, что всю свою жизнь я только и делал, что убегал от собственного прошлого», – замечает сам Каллентофт.
Роман, вне всякого сомнения, не оправдал ожиданий бездумных глотателей «криминального чтива». Поэтому вопрос о том, насколько удачен писательский эксперимент Каллентофта, следует уточнить и переформулировать иначе: может ли он быть интересен русскому читателю? Ответ: да, безусловно, может.
Ольга БАКСАНСКАЯ
Источник: litrossia.ru
