А. Макаревич, М. Гарбер «Мужские напитки»

Эта книга – своего рода исследование сути алкогольных возлияний, которые доставляют наибольшее удовольствие - примерно между второй и третьей рюмкой, как отметил Андрей Макаревич. Ни одно приличное застолье не обходится без хорошего вина, или водки, или виски… Это может быть любой напиток, начиная от текилы, и заканчивая самогоном. Главное, чтобы компания была подходящая.

В жизни каждого человека есть множество занимательных историй, связанных с застольями. Именно такими историями в этой книге делится Андрей Макаревич. Ироничные комментарии известного психиатра и нарколога Марка Гарбера рассматривают «процесс выпивания» с самых различных точек зрения: социальной, культурной, творческой, психологической.

Абу симбел

Раз обещал – придётся рассказать. Хочу только, чтобы история эта была расценена не как алкогольная байка («А вот ещё был случай: нажрались и…) а как пример неожиданного воздействия на организм доселе неизвестного напитка. В общем, как научное свидетельство.

Случилась эта история летом года, наверно, семьдесят восьмого. Я уже рассказывал, как иногда совершенно неожиданно убогие прилавки советских винных магазинов заполнялись каким-нибудь невиданным заморским продуктом. Интересно: никогда это не был напиток общечеловеческий, известный всему миру, скажем – «Джонни Уокер» или джин «Гордонс». Как правило, выбрасывали что-то совершенно марсианское.

«Абу Симбелом» назывался бальзам в большой пузатой тёмной бутылке. Произведённый неизвестной страной. Я и сейчас не имею ни малейших идей по этому поводу. Вроде что-то арабское. С другой стороны разве арабы производят алкоголь? В общём, чёрт его знает. Общий объём (около литра), максимальная крепость (помню, больше сорока градусов) и умеренная цена (по-моему, рублей восемь) сыграли свою роль – я этот флакон купил. К тому же во мне уже тогда бродил дух исследователя. Купил и забыл. Ненадолго.

Через пару дней у нас был сейшн, видимо, прошёл он удачно, в результате чего мы прилично приняли (наверняка портвейна) и оказались с Маргулисом в моей крохотной квартирке на Комсомольском проспекте. Квартирка выходила балконом во двор и это было место где мы постоянно репетировали, слушали Битлов, сочиняли, пили и спорили. Герлов на расстоянии вытянутой руки не оказалось, мы допили портвейн и поняли, что нам так хорошо, что продолжение просто необходимо. Короткая июньская ночь кончалась, за окнами светало, бежать было некуда. И тут я вспомнил про «Абу Симбел». Прежде чем попробовать, мы внимательно изучили этикетку. Этикетка обещала настой на не менее чем сорока целебных травах. Вдохновлённые, мы разлили бурую тягучую жидкость по стаканам. На вкус Абу Симбел оказался горьковатым, душистым и в общем не противным. Я не помню, как мы допили флакон, но мы его допили – иначе в те времена просто произойти не могло.

Дальше произошло невероятное. Мы протрезвели! Голова прояснилась, портвейновая тяжесть ушла, в движениях появилось законченнось, точность и изящество. И радость никуда не делась – напротив, она воскипела и требовала действий.

Мы вышли на балкон. Внизу под нами располагался маленький садик, гаражи нашего кооператива, дальше – строительная выставка, укутанная зеленью, за ней – Москва-река, на том берегу – Нескучный сад и уже за ним – медленно встающее солнце. В общем, нам обоим непреодолимо захотелось на эту красоту пописать. Решение было вызвано, повторяю, не опьянением в банальном смысле этого слова. Просто мир открылся нам под каким-то новым, невиданным ранее углом, и это видение требовало ответных действий. Позже я пытался объяснить логику наших поступков – и не смог. Но в тот момент сомнений не возникало – мы ощутили себя в иной реальности, живущей по иным законам. Осуществить задуманное мешали перила балкона – они находились как раз на той самой высоте, сантиметр в сантиметр. На балконе уже много лет стоял старинный венский стулс гнутыми ножками и без сиденья – не помню, на какой помойке я его подобрал, чем-то он мне понравился. Было совершенно ясно, что появился он тут специально ради этого момента и долго этого момента ждал.
Мы оба встали на стул – и всё получилось! Вид двух идиотов, стоящих на балконе на стуле без сиденья с расстёгнутыми штанами в первых лучах восходящего солнца развеселил нас окончательно. Я никогда не испытывал такого прилива позитивной энергии. Мы слезли со стула и поняли, что свою миссию он выполнил и дальнейшее существование на Земле для него отныне бессмысленно. Поэтому стул полетел вниз. Он летел строго вертикально, на глазах уменьшаясь в размерах, и ударившись об асфальт, с сухим треском разлетелся на невероятно мелкие кусочки – как метеорит. Это было невероятно красиво и полностью вписывалось в картину окружавшего нас мира. Поэтому вслед за стулом вниз полетелипредметы, составлявшие содержимое моего холодильника. Лучше всего рвались баночки с майонезом, горчицей и вареньем – они разлетались как гранаты и оставляли на асфальте и крышах гаражей разноцветные многоконечные звёзды.

Когда я увидел, что Маргулис волочёт к выходу на балкон мою радиолу «Симфония», я немного опомнился. «Симфония» была огромная, величиной с человека, на четырёх лаковых ножках, содержала в себе ламповый приёмник и проигрыватель и, конечно, грохнула бы она классно, но её было исключительно жалко. Я немного повоевал с Маргулисом, отбил «Симфонию», мы с трудом поставили её на место и неожиданно успокоились. Мир постепенно приобретал прежние привычные очертания и я смутно чувствовал, что добром наше приключение не кончится. Мы легли на диван и заснули, обнявшись.

Проснулись мы от громких криков на лестничной клетке. Автолюбители нашего кооператива, потрясённые ночным терактом, пришли выяснять отношения с моими родителями. И спасло нас чудо. Квартира родителей находилась по соседству с моей, но родителей там не было – они жили на даче, а в квартире временно проживал микробиолог из Биробиджана, которому мама рецензировала диссертацию. Он открыл дверь, ничего не понял, но уловив в интонациях атолюбителей агрессию, тут же на всякий случай поднял еврейский вопрос, и жильцы в замешательстве отступили. К нам позвонить они не догадались, и мы были спасены.

Вот и всё. Могу добавить что ни малейших мук похмелья утром мы к моему изумлению не испытали, и вообще всё происходившее ночью скорее напоминало лёгкий наркотический трип. К бальзаму «Абу Симбел» мы больше не обращались – на всякий случай. А вскоре он вообще исчез из продажи и из нашей жизни навсегда.

* * *

Прочитав реминисценцию Андрея Макаревича об Абу – Симбеле никак не мог понять, почему известный путешественник не знал происхождение бальзама. Ведь Абу – Симбел один из известнейших памятников Египта. В скале на западном берегу Нила высечены два храма: большой – в честь Рамзеса II и малый – в честь его первой жены Нофретари.

Абу – Симбел переводится как отец хлеба и находится в Нубии 280 км южнее Асуана.

Мне кажется, я понялв чем причина, все-таки А.М. не сухопутный, а морской волк и то, что находится в глубине суши, должно быть воистину грандиозным, чтобы привлечь его внимание. А Нил – река мутная, там по-человечески и не занырнешь, так что в районе Красного Моря можно и остановиться.

Теперь собственно об Абу - Симбеле как о бальзаме, он же «Баба Сима». При емкости 0,83 литра и крепости 43 градуса бутылка стоила 5 рублей. Таким образом, при большем объеме и крепости, цена быласопоставима с ценой водки.

Вообще-то бальзам не предназначался для единоразового употребления группой в 3 человека, а был рассчитан на использование в соответствии со своим благородным именем – понемногу, как добавка к кофе или чаю, а то и по столовой ложке в качестветонизирующего напитка.Народ стал вымирать. Появилась присказка: «Кто пьет арабское Абу, тот кончит жизнь свою в гробу».

А в Архангельске название расшифровывали так: Архангельск будет уничтожен – (далее шли названия районов города) Соломбала, Исакогорка, Маймакса, Бакарица, Экономия, Папоминка.

Полного уничтожения не случилось. Цену на Абу – Симбел подняли до 10 рублей и экономика перевернулась в сторону проверенного белого хлебного вина. (travinektar.ru)

А вообще-то бальзам – это крепкоалкогольный напиток на основенастоев целебных трав, кореньев, плодов, различных эфирных масел. Обилие этих естественных ингредиентов придают бальзаму темный цвет, аромат и насыщенный вкус.

Существует великое разнообразие бальзамов. В Египте широко применялись эфирные масла и благовония. Среди наиболее известных – мирра – пахучая смола деревьев, растущих на берегах Красного моря, относящихся к семейству бурзеровых и ладан – смолы, получаемые из различных видовладанника.

Ароматы образовались при нагревании, воскуривании смолы. Отсюда, кстати, термин «парфюмерия» (“per – fumum” – через дым).

Древнее слово аромат – на индо - арийском значит ветер, дым. Ароматические вещества добавляем в растворы, масла.

Спирты, как мы знаем, первыми получили арабские ученые алхимики. Обнаружив способность этих химических соединенийсохранять вкус и аромат растений, они использовали спирт для приготовления лечебных настоек и бальзамов.

Алхимики считали, что эфирные масла – душа растений.

Абу – Симбел - достойный продукт древних знаний, а спирт, несущий вытяжку из многих трав – проявление умеренности Египта в соблюдении исламских норм.

Истории с текилой

С падением железного занавеса (вечное спасибо Михаилу Сергеевичу!) нас сшиб с ног поток информации, хлынувший со всего мира. Не обошлось без разочарований: кока-кола, как заметил классик, оказалась обычным лимонадом, а напиток с волшебным названием «оранжад» - апельсиновой водичкой. (С колой, если быть точным, мы познакомились раньше – уже в 1975 году в Новороссийске заработал завод отечественной пепси-колы, и это всё равно было круто – привезти в Москву в подарок с юга не корзину с фруктами, а ящик пепси! Или смешать тёплую водку (а откуда летом на юге холодная?) с тёплой же колой, разболтать как следует и махнуть залпом – ух, забирало! Сейчас это всё выглядит диковато, но если вспомнить, какие километровые очереди стояли в первый «Макдональдс», открывшийся в Москве на Пушкинской площади, и как богатые грузины прилетали из Тбилиси в «Макдональдс» пообедать – предел крутизны! – то понимаешь: да нет, всё нормально. Быстро привыкаем. Адаптируемся, как сказал бы профессор Гарбер.)

А до этого – да нет,бары, конечно, уже были. Например, на только что построенном Калининском проспекте (ныне Новый Арбат) – «Октябрь», «Метелица» (в простонародье «Метла»), несколько на улице Горького (то есть на Сриту, ныне Тверская). Но наливали там исключительно коктейли – пафосную, дорогую и бессмысленную дрянь, состоявшую из смеси отечественных алкогольных напитков. Коктейль «Шампань-коблер» (названьице!) – советское шампанское, советский ликёр, лёд. Рубль пятьдесят семь копеек. Коктейль «Юбилейный» (ну естественно – какой же ещё?) – коньяк с ликёром и плавающей вишенкой. Рюмочка грамм сто. Рубль восемьдесят две. Да за эти деньги можно было ликовать весь вечер с огнетушителем восхитительного портвейна! Поэтому барами пользовались в самых исключительных случаях – когда, скажем, надо было охмурить какую-нибудь много о себе думающую герлу. (В провинции барная культура приобретала в те годы совсем причудливые очертания. В восьмидесятом году в городе Донецке я был потрясён коктейлем «Робинзон», предлагаемом в
баре городской столовой – это был единственный коктейль в барном ассортименте, его составляющие в чистом виде не отпускались. Приготовьтесь! Водка – пятьдесят грамм, портвейн «Кавказ» - сто пятьдесят грамм, лёд. Нет, этот народ не победить!)

А за спиной у бармена высились и сверкали батареи заморских бутылок – джин, виски, Мартини… Но это была декорация, художественное оформление. И налита в эти бутылки была подкрашенная водичка или чай (несколько лет назад я вдруг увидел такую же картину в диком Мозамбике, и аж вздрогнул – я уже забыл, как это выглядело!) Пустые фирменные бутылки бармен брал или покупал у счастливого друга-бармена, работавшего в баре «Интуриста». Это были особые бары в особых гостиницах, куда селили иностранных гостей, и там-то всё было настоящее – но за валюту. И простой советский гражданин, в этот бар забредший, мог нехорошо окончить вечер – в ближайшем отделении. А мог и присесть – наличие валюты у советского гражданина каралось соответствующей статьёй уголовного кодекса.И ведь прикидывались иностранцами, и заходили, рискуя изрядно – неистребима тяга человека к прекрасному! А иностранная бутылка, даже пустая, помимо своей природной красоты, ещё несла в себе неизъяснимую магию – послание из другого, свободного мира! Поэтому в
советской квартире, если такая бутылка чудом попадала к её обитателям, её не выбрасывали, а ставили на шкаф – в качестве украшения. Нет, я верю, что боги прилетали к нам с других планет. И из их мусора люди наделали святых реликвий и талисманов.

Бывали, конечно, у советской власти необъяснимые и неожиданные выверты – то вдруг в середине глухих семидесятых выбросили во все магазины, то есть «Гастрономы» итальянский вермут – «Кора», «Ганча», чуть ли не «Мартини драй»…Конечно, пока народ протёр глаза, чудо уже кончилось, но мы, молодые и юркие, успели пару раз надраться им до безумия, и несколько дней потом с наслаждением рыгали душистым, иностранным. То вдруг появлялся на прилавках никому неведомый бальзам «Абу Симбел» - напиток неизвестной страны, звериной крепости, приемлемой цены и с совершенно непредсказуемым результатом действия.Это заслуживает отдельного рассказа, но – позже. То вдруг в городе Баку, тогда ещё советском, в гостинице, где жила «Машина времени», обнаружился бар «Интурист», но – за рубли! С настоящим джином! И я, млея от вседозволенности, выпил на глазах у изумлённого бармена девять порций джин-тоника, после чего сбегал за остальными артистами, и мы не остановились, пока запас джина в баре не иссяк. То…

Но в восемьдесят седьмом стало можно всёи сразу. Святое и наивное время открытий! Я расскажу вам про текилу.

Текила появилась в стране двух марок – «Олмега» и «Сауза», обе в серебряном и золотом варианте. Музыканты, конечно, на неё набросились. Помимо ореола рок-н-ролльного напитка она имела массу достоинств – однозначно веселила, то есть вставляла, не требовала закуски, а сам ритуал принятия – соль-текила-лимон – был нов и экзотичен. Недостатка текила имела два: её категорически нельзя было смешивать с другими напитками, причём выяснялось это наутро. Но и сама по себе она имела очень резкий количественный барьер. То есть, скажем,девять рюмочек хорошо, а десять – уже смерть. Тоже наутро – долгая и мучительная.

Примерно в это время я находился в морском круизе с группой артистов. Это был такое внезапно начавшееся и так же внезапно закончившееся перестроечное поветрие – все турагентства приглашали артистов в круиз забесплатно, «за будку и корыто». Артист за это давал пару концертов для отдыхающих на борту и вообще служил приманкой – «Хотите поехать в Турцию с Наташей Королёвой?» Приманивать, по-моему, особенно не приходилось – народ ломанулся в близкую дешёвую заграницу. Собственно, и ходили эти пароходы в Турцию и иногда в Грецию – и всё. На безбрежном стамбульском рынке и артисты и отдыхающие набирали копеечного барахла, а всё остальное время – туда и обратно – пили. А что ещё делать на пароходе? Читать, что ли?

В одном из баров я обнаружил текилу и собрался махнуть стаканчик. За этим занятием меня застал Володя Винокур. «Что это ты делаешь?» - изумился он, видя как я готовлюсь к приёму – насыпаю соль в нужное место, беру дольку лимона. Я посвятил его в таинство текилоупотребления. Володя, человек весёлый, добрый и пьющий, возжелал немедленно попробовать. Попробовал – и восхитился. Есть такие люди, уйти от которых невозможно, пока они не дадут слабину. Я спохватился, когда понял, что мы с Володей заканчиваем вторую бутылку. Сделав резкое неожиданное движение, я вырвался из его объятий, легко дошёл до каюты и без приключений заснул.

Утро моё было ужасным. Не буду состязаться с Михаилом Афанасьевичем Булгаковым в описании похмельного синдрома. Замечу только, что в отличие от Стёпы Лиходеева я не мешал водку с портвейном, а употреблял один-единственный продукт. И вообще к похмелью не склонен и имею на этот счёт крайне выносливый организм.

На палубе стреляли из ружья по летающим глиняным тарелочкам. Я вспомнил, что вчера я очень хотел пострелять и даже записался в участники. Сегодня об этом нельзя было даже думать – я бы или выронил ружьё за борт, или кого-нибудь невзначай убил. Пароход слегка покачивало, и это усугубляло ситуацию. Во рту скрипел песок. С мыслями о жидком я дополз до ресторана, где как раз начинался завтрак. Через минуту туда легко вошёл весёлый румяный Винокур с бутылкой текилы в руке – его даже не ранило, и он очень полюбил этот напиток.

После этой истории я несколько лет не приближался к текиле – не сошёлся свет клином в конце концов – и следующая наша встреча состоялась уже в начале девяностых в маленьком южном американском городке Альбукерк – почти на границе с Мексикой. Городок этот примечателен тем, что раз в год там проходит грандиозный международный фестиваль воздушных шаров. А это в свою очередь вызвано тем, что такой фестиваль требует абсолютного безветрия. Один шар в принципе может взлететь при лёгком ветерке (хотя и это нежелательно), но когда даётся одновременный старт тысяче огромных шаров – полный штиль необходим. И мест таких на Земле, оказывается, совсем немного. Вы только представьте – объявляется фестиваль, съезжаются участники и гости со всего мира, везут с собой шары – тяжёлый, хрупкий и очень дорогой багаж, а накануне с утра начинает дуть лёгкий ветерок – и всё, фестиваль коту под хвост. Альбукерк в этом смысле уникален. Он лежит в долине, со всех сторон окружённой невысокими горами. Возможно, это даже огромный древний кр
атер. На рассвете в долине невероятно тихо. И даже сдесь пару дней из семи фестивальных старт не разрешали – я не чувствовал ни малейшего дуновения, а шары – чувствовали. Пригласил нас на фестиваль Стасик Намин – меня со съёмочной группой и Юрия Александровича Сенкевича, которого я иначе как «дядя Юра» называть не могу, и, поверьте, ничего кроме уважения и любви за этим не кроется. Стасик обещал прокатить нас на своём шаре в виде битловской Жёлтой Подводной Лодки.

Съезжались мы в городок из разных мест – я уже не помню почему. Мы ехали с оператором на машине – очень долго, по совершенно дикой прерии. Судя по карте, Альбукерк уже давнодолжен былпоказаться, а его не было и не было, и я боялся, что мы сбились с пути. Наконец на горизонте возникли холмы, потом они раздвинулись и мы въехали в городок. Ни встречной машины, ни пешехода на улице. Середина дня. Я даже не знал, что бывают такие безлюдные городки. Ещё через полчаса плутаний по улочкам мы нашли бензозаправку, и на ней живого человека. Я спросил у него, где находится наша гостиница («Гранд-отель», разумеется!). Он почесал голову и сказал: «Это где-то в Новом городе, сэр. Не могу сказать точнее – я там был лишь однажды с отцом на ярмарке много лет назад.» «А далеко ли до Нового города?» - спросил я, ожидая чего угодно. «Мили полторы прямо по дороге» - был ответ.

Мы снова двинулись по пустынной улице. Я ощущал себя попавшим в дикий фантастический фильм – на память лезли «Дети кукурузы». Минут через пять мы действительно уткнулись в двухэтажное строение с кичливым названием «Гранд-отель». Напротив через дорогу горела вывеска «Текила-бар». Довольный тем, что наше путешествие так быстро и удачно закончилось, я отправился прямо туда.

В баре, как и везде, не было ни одного человека, кроме бармена за стойкой. Я шёл к стойке, бармен смотрел мне в глаза – молча. Он представлял из себя то, во что превращаются не изменившие идеалам американские хиппи спустя тридцать лет – невероятная шляпа, седые волосы до пояса, борода с косичкой и вплетёнными в неё глупостями – всё как надо. «Сэр?» - спросил он негромко. Ощущение нереальности происходящего усиливалось. «Текилы» - оборонил я как можно небрежнее. «Какой именно, сэр?» - произнёс бородач. За его спиной располагалась стена бутылок. Всё это была текила, но ни одной знакомой – ни «Ольмеги», ни «Саузы» я не увидел, сколько не всматривался. Пауза становилась неприличной. И тогда я, наступив на горло собственным комплексам, честно сказал, что приехал издалека и только что, и что бы он мне в этой связи сам порекомендовал в такой ситуации. «Это зависит от ваших планов на вечер, сэр» - произнёс бармен. «Что бы вы хотели – слегка опьянеть, или, напротив, протрезветь, или снять усталость после дороги и взбо
дриться, или, может быть, вам предстоит любовное свидание?» До пятницы я был совершенно свободен. И, пожалуй, единственное, что мне не грозило в этом городишке – это любовное свидание. Поэтому я попросил красавца составить мне развёрнутую программу путешествия – сначала слегка взбодриться после дороги, потом слегка опьянеть, потом – (всё-таки) – рюмочку, разжигающую огонь любви (чисто в исследовательских целях), потом – двинуться в том направлении, которое он предложит, и в самом конце – протрезветь в разумных пределах. Хозяин невозмутимо приступил к работе. Я уселся поудобнее. Дальнейшее напоминало медицинский гипнотический сеанс. «Расслабляемся!» - провозглашал бармен и пододвигал ко мне очередную стопку – крупная соль и щедро порубанный лайм уже находились под левой рукой. После принятия следовала пауза минуты в четыре, которую хозяин заполнял рассуждениями на тему, чем хорош настоящий неочищенный мескаль и стоит ли добавлять в соль сушёных гусениц. Его совершенно не интересовало, откуда я такой взялся и что тут делаю. Пауза заканчивалась, он тянулся к следующей бутылке и объявлял: «Теперь прилив бодрости!»

Я не сильно внушаемый человек. Скажу больше – совсем не внушаемый, так как хорошо знаю механизм действия гипноза и сам этим баловался в юности. Я внимательно прислушивался к изменению внутренних ощущений – и в общем всё совпадало. После последней стопки я действительно совершенно неожиданно несколько протрезвел, поблагодарил хозяина, расплатился и двинулся к выходу. «Погоди!» - произнёс он мне в спину. «Я хочу угостить тебя Настоящей текилой. Её делает моя бабушка, и я пью только её.» С этими словами он нагнулся, вытащил из-под стойки огромную бутыль с мутной жидкостью и – впервые улыбнулся.

* * *

Текила являет собой пример использования западной цивилизацией чужих ресурсов для создания своих представлений о прекрасном.

Вообще-то правильнее было бы говорить о мескале – напитке, созданном конкистадорами Кортеса.

До их появления в Америке, ацтеки пили напиток, приготовлявшийся из забродившего сока голубой агавы – пульке. Эта кактусовая бражка была не крепче 6 градусов и пахла мясом, что не пришлось по вкусу испанцам, привыкшим к настоящим напиткам высокой крепости. Тогда, зная секреты перегонки, безымянные умельцы – самогонщики из числа конкистадоров, соорудили перегонный куб и после перегонки пульке получили напиток достойной крепости, названный мескаль, что на языке ацтеков науатле переводится как вареная агава. Видимо, из-за обнаруженной стратегической значимости агавы, вся местность получила название Мексика – «место, где растет агава».

Начало производства текилы связывают с именем Педро Санчеса де Тагли, маркиза Альтамира, который впервые применил новую технологию у себя на гасьенде Куизилос в 1600 году.

В 1656 годупроисходит важное событие во всемирной истории крепких алкогольных напитков – основывается город Текила. Через сто сорок лет богатые латифундисты Куэрво начинают производство“Mezcal Vino de Tequila” – то есть мескальные вина из Текилы.

Марка “Jose Cuervo” до сих пор существует и считается старейшим производителем напитка. Так что текила, в некотором роде, родственница коньяка, шампанского и порто, получивших название по местности производства.

До середины 20-го века мескаль подвергался однократной перегонке. В дальнейшем, для повышения крепости, стали применять двухкратную перегонку, что повысило крепость напитка до привычных европейцам 40 градусов.

Сегодня производство мескаля и текилы отличается, оно имеет строго регламентированные циклы.

Сначала из 7-8-летней агавы, достигающей 70-80 кг извлекается сердцевина растения, похожая на ананас – пинас.

Мескаль производят в основномна небольших, семейных винокурнях. В земле выкапывают яму, на ее днокладут камни и на них разводят огонь. Когда камни раскаляются, угли убирают, а на их место кладут пинас и засыпают все землей и листьями агавы. Через 2-3 дня пинас извлекают и размельчают каменными жерновами. Полученный сок бродит пару дней, а потом перегоняют. При двойной перегонке мескаля получается Mezcal Refino, крепостью до 55 градусов. При массовом производствемескаля продукт перегонки разбавляют водой.

Мескаль бываетнатуральным без выдержки и Аньехо – выдержанным не менее одного года в дубовых бочках.

Текила, в отличие от мескаля – продукт массового производства. Сердцевину голубой агавы варят над паром от одних до двух суток, затем измельчают, получая сок. Этот сок забраживают с помощью дрожжей или тростникового сахара и выдерживают до 8-ми дней, после чего дважды перегоняют. Уже после получения готового напитка его разбавляют дистиллированной водой. При этом на экспорт крепость составляет 38-40%, а для внутреннего рынка настоящих мачо -40-46%.

Текила может быть простой – белой, без выдержки – она называется еще серебрянной (silver).

Ароматизированная, но не выдержанная текила называется золотой (Gold или Oro) – она золотистого цвета из-за карамельных добавок.

Текила Репозадо – еще одна разновидность – настаивается не менее 2-х месяцев в дубовых бочках и приобретает сходный с золотой цвет, не имея добавок.

Наконец, аньехо как и в случае с мескалем настаивается в дубовых бочках не менее одного года, а емкость бочек не должна превышать 600 литров. В зависимости от выдержки цвет может быть вплоть до темно - коричневого. Должен сказать, что мне довелось проехать всю Мексику и, я, как и в случае с саке в Японии, или водкой в России понял, что мексиканца текилой не удивишь. Существует великое разнообразие мескаля и текил, как и описывает его А.М.. И непременное патриотическое утверждение жителей любого маленького городка, что их мескаль или текила – лучшие. Однако, все – на любителя. Лет десять назад наш товарищ, Иван Владимирович Дыховичный, съездив в Мексику, привез оттуда привязанность к мескалю с червём – Mezcal con Guzano. В бутылке на дне – червяк из агавы, которого в принципе можно и съесть. В дополнение к этому, к бутылке прилагается маленький пакетик с красным порошком – «толчеными насекомыми» неизвестного присхождения.

Ваня перешел на мескаль, отказавшись от водки. Надо сказать, что удивительным образом этот напиток оставляет наутро светлую голову, независимо от объема выпитого. То ли дело в качестве мескаля, то ли в насекомых и загадочном червяке.

Текила аньехо при высокой выдержке имеет вкус коньяка и пьется так же как и другие благородные напитки почтенного возраста – понемногу и смакуя.

Текила – напиток веселый. Помимо традиционного способа употребления – лимон + соль, есть еще рапидо или текила бум. В рюмку наливают текилу пополам с тоником. Рюмку закрывают рукой, бьют о стойку бара, чтобы жидкость внутри «закипела» и выпивают залпом.

Текила весьма индивидуально переносится. У одних вызывает замечательно веселое настроение без утренних последствий, у других изжогу и головную боль. Чтобы разобраться надо попробовать.