Рейтинги
Мы публикуем отрывок из книги «Колодец с живой водой» — нового психологического романа Чарльза Мартина, автора бестселлеров «В объятиях дождя», «Между нами горы», «Когда поют сверчки» и «Женщина без имени».
С самого раннего детства мною владело одно чувство, одна эмоция, которая поглощала все остальное. Сколько я себя помнил, я постоянно ощущал себя грязным. Что бы я ни делал, как бы ни пытался отмыться, у меня ничего не получалось. Я не мог очиститься.
Счета за электричество мама оплачивала отнюдь не регулярно, поэтому в нашем доме горячая вода была роскошью. А это означало, что каждый раз (довольно редко), когда я ее обнимал, мне в нос ударял исходящий от маминых волос застарелый запах сигарет и прокисшего пива. Моя одежда не часто бывала свежей, из-за чего в школе я чувствовал себя довольно неловко. Наша крохотная кухонька была завалена стопками немытых тарелок и сковородок, а дом кишел тараканами, которые по ночам частенько падали на меня с потолка. В гости к друзьям, особенно с ночевкой, меня почти не приглашали. Собственный внешний вид вызывал у меня острое чувство стыда, так что я старался держаться как можно скромнее и привлекать к себе минимум внимания. Внимания мне хотелось меньше всего, так что уже в детстве уютнее всего я чувствовал себя в темноте.
Должно быть, именно поэтому я сумел добиться многого — и многое сходило мне с рук.
Подростком я предпочитал проводить время на пляже города Джексонвилла во Флориде. Босой, светловолосый, худой, я допоздна бродил по песку, как какой-нибудь бездомный бродяга. Ни ответственности, ни обязанностей я не знал и знать не хотел. Порой я казался себе похожим на Гекльберри Финна, и, хотя моя фамилия не имела никакого отношения к этому литературному герою, я считал, что между нами есть связь. Я воображал себя Геком Финном — и вел себя соответственно. Жили мы с матерью буквально через улицу от пляжа, и я любил, взобравшись на чердак над нашим вторым этажом, смотреть в слуховое окошко, любуясь живописными океанскими восходами. Мне нравилось наблюдать игру красок над светлеющим горизонтом, и я часто думал, что маленький бродяга Гекльберри тоже оценил бы подобное зрелище.
Своего отца, водителя такси, я почти не помнил. Он разбился на своей машине, когда мне было три года. Маме не везло в жизни с двумя вещами: с мужчинами и с деньгами. Она знала этот свой недостаток, поэтому, получив отцовскую страховку, совершила, наверное, единственный за всю жизнь мудрый поступок, сполна расплатившись за дом. В глубине души мама всегда была склонна к авантюрам, чем, как она говаривала мне впоследствии, и объяснялся ее брак с моим отцом (что, если принять во внимание его любовь к джину, действительно было довольно рискованным предприятием). После того как мама полностью выплатила закладную за дом, он стал ее собственностью, а это означало, что теперь никто не сможет отнять его ни у нее, ни у меня. И пускай у нас не каждый день была еда, зато мы могли не бояться, что лишимся крыши над головой. Правда, в сильный дождь наша крыша протекала, но мама считала, что это дело десятое. Когда банк прислал нам документ, подтверждающий право собственности, она взяла меня двумя пальцами за подбородок и, поглядев в глаза, сказала: «Никогда не рискуй тем, что не можешь позволить себе потерять».
Когда мне исполнилось одиннадцать, я стал работать в ресторане, стоявшем на той же улице неподалеку от нашего дома. Работал я за чаевые, которые отдавал матери, чтобы ей было чем платить за коммунальные услуги. Когда она выкупила наш дом, ей стало казаться, что она полностью выполнила свой родительский долг, поэтому теперь после работы мама частенько заходила в зал игровых автоматов или покупала за пятьдесят долларов билет еженедельной лотереи. Из-за этого мы иногда сидели без еды, и мне потребовалось довольно много времени, чтобы понять: то были не безответственность или легкомыслие. На самом деле мама хотела дать нам обоим то, чего не хватало в нашей жизни, то, что было у нас отнято и чего нам хронически недоставало.
Я имею в виду надежду.
К сожалению, я не могу сказать, что мама преуспела в этом занятии, но она, по крайней мере, старалась, и за это я ее любил.
Рано потеряв отца и живя с матерью, которая все время работала (как бы там ни было, домой она приходила довольно поздно), я довольно быстро приучился к самостоятельности и умел сам о себе позаботиться. Жизни моих сверстников вращались в основном вокруг требований, которые предъявляла школа, но я сосредоточился главным образом на фазах луны и погоде, приливах и отливах, направлении и силе ветра — словом, на всем том, от чего зависели период и высота волны. В восьмом классе на каждый день, проведенный в классе, у меня приходилось три или четыре дня на пляже, и меня это более чем устраивало. Школу я ненавидел. В конце концов, моя посещаемость, точнее отсутствие таковой, привело к тому, что директор вызвал в школу маму. Когда она пришла, он усадил нас в своем кабинете и достал откуда-то список моих прегрешений.
— Вам известно, мэм, сколько уроков ваш сын пропустил в этом году? По правде говоря, проще будет перечислить дни, когда он присутствовал на занятиях. — Директор усмехнулся и добавил: — Должно быть, в эти дни погода была неподходящей для серфинга.
Приподняв бровь, мама посмотрела на меня, потом потянулась к листку:
— Вы позволите?..
Директор протянул ей бумагу, и мама начала читать, машинально постукивая по полу ногой в стоптанной сандалии. Наконец она откинула волосы назад и подняла голову.
— Ну и что? — спросила она.
— Как это — что? — Директор даже слегка оторопел. — Ваш сын может остаться в восьмом классе на второй год, а вы спрашиваете — «что?»!
Мама промокнула уголки губ бумажной салфеткой.
— У вас все?
Директор побагровел:
— "Все«?!! Мэм, ваш сын чудовищно отстал, он не усвоил учебную программу, и... Разве вас не беспокоит его будущее?
С достоинством поднявшись, мама взяла меня за руку и повела к двери, что со стороны, должно быть, выглядело довольно странно, поскольку к этому времени я был уже на полголовы выше ее ростом. У дверей она остановилась и обернулась:
— Вот что я вам скажу, сэр... Сейчас мы с Чарли отправимся в «Макдоналдс» и съедим по чизбургеру, а потом я куплю ему новую доску для серфинга, который, несомненно, нравится моему сыну гораздо больше, чем все, чем вы тут занимаетесь.
Получив такую неожиданную поддержку, я улыбнулся и сделал директору ручкой.
— А к-как же... — Директор был настолько ошарашен, что даже начал заикаться. — Как же его будущее?!
Мама пристально посмотрела на меня, отвела в сторону мой выгоревший на солнце чуб, который постоянно лез мне в глаза, и сказала слова, запомнившиеся мне на всю жизнь:
— Будущее? От будущего не уйти, как ни старайся.
Мама умерла, когда я только перешел в старшую школу. Мне тогда было шестнадцать. Болезнь сердца вкупе с запойным курением (курить она начала после смерти отца) ее доконали, и я остался на свете один-одинешенек. И, хотя я больше ни перед кем не отвечал и ни перед кем не отчитывался, школу я все-таки окончил. Для этого мне, правда, пришлось работать — по вечерам я обслуживал столики все в том же ресторане, доставлял пиццу и вообще делал все, что могло принести хоть какие-то деньги.
Читайте материалы по теме:
- Прочти первым: «И тут появилась Люси»
- Прочти первым: «Тук-тук, сердце!»
- Прочти первым: «Чудо на Гудзоне»
