Рейтинги
Мы публикуем отрывок из книги «Сестры лжи» — нового романа Келли Тейлор, автора международного бестселлера «Крушение».
Я прихожу в себя как-то разом, даже вздрагиваю от испуга и разбрасываю руки, которые обо что-то ударяются: справа нечто деревянное, слева — мягкое. На столе по-прежнему горит свеча; почти догорела. Возле меня, лицом к стенке и свернувшись калачиком, спит Айзек. Вернулся, значит. В какой-то момент, еще ночью, я очнулась ненадолго, стала его искать, но без толку. А устала я настолько, что тут же провалилась обратно в сон.
— Айзек? — тормошу я его за плечо. — Который час?
Он трет ладонью лицо, затем медленно поворачивается.
— Понятия не имею.
— Надо, наверное, вернуться в... — Я умолкаю, потому что на поверхность медленно выплывают воспоминания.
— Что? Что случилось? — Он резко приподнимается и хватает меня за руку. — Тебе опять плохо?
Я мотаю головой.
— Эмма, да объясни же толком!
— А где Паула? Фрэнк сказал, что она пропала. Потащил меня с собой, на поиски... — Я тоже поднимаюсь в сидячую позу, затем, поразмыслив, отшвыриваю наброшенную тряпку и встаю на ноги. — Так что же с ней? Или он наврал?
Айзек тоже встает. Разминая шею, кладет голову набок и даже стонет от облегчения, когда раздается легкий хруст позвонков.
— Да никуда она не пропала. Сидит в соседней хижине.
— А зачем?
— Детоксикация... Чуточку берега потеряла, — добавляет он, не дав мне спросить, что же, собственно, означает эта пресловутая «детоксикация». — Ей нужно время, чтобы собраться, вновь найти дорогу.
— Куда?
— К блаженству.
— Так она под замком, что ли?
— Да.
Я резко шагаю на выход и толчком распахиваю дверь. Снаружи царит мрак, как в угольной яме, только луна мягко подсвечивает облака изнутри.
— Хочешь беги, поднимай тревогу. Только имей в виду, Паула сама захотела, чтобы ее заперли.
Лицом я ощущаю холод ночи, а спиной — тепло его тела, когда он встает позади меня. Главный корпус темен, если не считать тусклого огонька в медитационном зале. Айзек велел отправить Фрэнка в подпол. Я понятия не имею, что он имел в виду.
— Что будет с Фрэнком?
— Мы о нем позаботимся. А когда он поправится в достаточной мере, я лично вышвырну его за ворота.
— А вдруг по дороге вниз на него нападут и?..
Недосказанность повисает в воздухе. Айзек молчит, только уголки рта чуть-чуть дергаются кверху, как бы намекая: «Тебя это сильно волнует?»
— Отведи меня, пожалуйста, к Пауле, — прошу я.
* * *
— В принципе я никогда не прерываю процесс детоксикации, — сообщает Айзек, вытаскивая из заднего кармана ключ и вставляя его в замок, — но раз уж Паула все равно сегодня заканчивает... — Он пожимает плечами и жмет на дверную ручку.
В ту же секунду мне в нос ударяет страшная вонь, и я немедленно закрываюсь рукавом. Хоть святых выноси.
— Это я, — говорит Айзек, ступая во мрак, — и со мной Эмма. Она хочет убедиться, что с тобой все в порядке. — Он озирается на меня. — Обожди-ка секунду.
Дверь за ним закрывается, я остаюсь одна в темноте.
Доносится скрип половицы, затем минуты две длится полнейшая тишина. Наконец я слышу басовитое ворчание мужского голоса и повизгивающий женский смех.
— Заходи, Эмма! — приглашает Айзек.
Я осторожно нажимаю на дверь.
— Прошу прощения за амбре, — говорит Паула, когда я оказываюсь внутри.
Голос у нее бодрый, однако слова звучат смазанно, словно разбегаются пролитой ртутью. Глазам требуется время, чтобы привыкнуть к сумраку, но вот я уже вижу ее: она сидит в углу, сложив ноги по-турецки.
— Ой, извини... — Я заслоняюсь рукой и даже отворачиваюсь. — Я не знала...
— Да ну, ерунда. Я привыкла быть голой. — Она умолкает. — Ах да! Ты же не из наших... Ну все, можешь смотреть.
Когда я поворачиваюсь, она уже прижала к груди одеяло. Рядом у стены стоит Айзек и покуривает. Табачный дым мало чем помогает против вони, что исходит из ведра возле его ног.
— Эмма, у тебя есть к Пауле какие-нибудь вопросы? — интересуется он вполне нейтральным тоном, однако в его позе — спина прямая как доска, одна рука заведена под мышку поперек груди — я читаю настороженность.
— Ты правда в порядке?
— А то ты сама не видишь? — И она вновь заходится визгливым смехом.
— Ты по доброй воле согласилась, чтобы тебя здесь заперли?
Я жду, что она переглянется с Айзеком, ан нет: Паула смотрит мне прямиком в глаза:
— Конечно.
Стою, пялюсь в темный угол как дура и не знаю, что сказать дальше. Пусть ее сюда и силком затащили, она не осмелится это признать, пока рядом околачивается Айзек. Он будто всю хижину заполняет своим молчаливым присутствием.
— А не надо на меня так смотреть! — вдруг заявляет Паула, резко вскакивая на ноги. Одеяло с нее сваливается, а ей хоть бы хны. — Мне это за ненадобностью. Не знаешь, о чем речь? Вот и не лезь со своей жалостью!
— Да я и не думала... Хотя действительно в толк не возьму, что тут происходит.
Она опускает взгляд на мои сцепленные руки.
— Это потому, что ты вросла в свою старую жизнь. До сих пор держишься за мысли, чувства и ценности, которые считаешь нормальными, а сама при этом несчастлива. Сколько тебе лет, Эмма?
— Двадцать пять.
Паула делает еще один шаг, теперь ее лицо в миллиметрах от моего.
— И сколькими из них ты была вправду довольна?
Ужасно тянет прикрыть нос и рот. От нее разит перегаром, к тому же тянет каким-то кисловатым душком, которому я не могу подобрать названия.
— Что было, то мое.
— «Было»? — Паула ухмыляется; в сумраке ее зубы кажутся тускло-серыми. — А может, и не было? Потому что ты до посинения можешь врать самой себе — мол, ах, до чего важна дружба, а уж семья и подавно! — но никогда не узнаешь подлинного блаженства, пока не избавишься от привязанностей.
— Паула, достаточно. — Айзек кладет руку ей на плечо. — Присядь лучше. Давай-давай, отдохни. — Он помогает ей вновь устроиться на земле и закутывает в одеяло, заботливо подтыкая его, будто родитель, возящийся с захворавшим ребенком. — Эмма всего лишь хотела убедиться, что с тобой все хорошо.
— Я пойду, — отшагиваю я назад, поближе к прохладному, чистому воздуху снаружи.
Айзек берет из-за уха самокрутку, осторожно вкладывает ее Пауле в руку. Она медленно сжимает пальцы и вставляет ее в рот, а Айзек подает зажигалку.
Тут-то я и вижу багровую полосу, которая змейкой обвивает Пауле запястье.