Рейтинги
Всенародную известность Алексею Балабанову принесла его дилогия «Брат», но мало кто знает, что свой путь в отечественном кино режиссер начинал с экранизаций классики. Правда, его работы никогда не повторяли сюжета оригинала: они всегда были «своим видением», высказыванием на тему.
По каждому из фильмов, о которых пойдет речь в нашей статье, можно было бы написать по нескольку многостраничных работ, подробно разбирая каждый символ, намек и отсылку, оставленные Балабановым для его зрителя. Но мы постараемся взять их «крупным планом» и понять, почему режиссера заинтересовали именно эти литературные произведения.
Счастливые дни (1991)
Источник: цикл «Четыре новеллы» Сэмюэла Беккета
Первый полнометражный фильм Алексея Балабанова был начат... с «Конца». Именно так называлась новелла Беккета, вдохновившая режиссера на смелый эксперимент.
Переводов основоположника театра абсурда в Советском Союзе на тот момент было мало. Почти все эти произведения уместились в сборник «Изгнанник», выпущенный на русском языке в 1989-м — в год смерти автора. В сюжете фильма угадываются фрагменты каждой из «Четырех новелл», образы из романов «Мерфи» и «Уотт» и отголоски пьес. Но ни «Конец», ни «Изгнанника», ни «Успокоительное», ни «Первую любовь», ни тем более вынесенные в заголовок «Счастливые дни» нельзя в полной мере назвать основой сценария. Балабанов хотел ухватить самую суть беккетовских текстов, передать их дух. И как бы ни было сложно поверить в то, что это в принципе возможно, ему это удалось. Фильм попал в конкурсную программу Каннского фестиваля, став одной из редких удачных экранизаций произведений литературного нобелиата.
Впоследствии и сам режиссер, и критики называли картину знаковой для всего последующего творчества Балабанова. Удивительным образом в дебютном фильме оказались уже заложены все его «фирменные» приемы: маргинального вида персонаж (Виктор Сухоруков), не находящий себе места в пустынном городе (да и в мире вообще), минимализм красок и реплик, многозначность деталей, среди которых знаменитый старый трамвай, и музыка как полноправный участник происходящего. «Глубинный пессимизм» и «любовь к человечеству, которая лишь возрастает по мере углубления в бездну мерзости и отчаяния», принесшие Сэмюэлу Беккету Нобелевскую премию по литературе, оказались близки и понятны Балабанову. А попытки освободить человека с «незатянувшимся теменем» от оков памяти, морали и общества продолжились в следующих, более резких и циничных работах режиссера.
Замок (1994)
Источник: «Замок» Франца Кафки
Вооружившись поддержкой французских и немецких спонсоров, приобретенной после поездки в Канны, Алексей Балабанов продолжил свое препарирование классиков модернизма. И в 1994 году на экраны вышла экранизация одного из романов Франца Кафки. По совету своего будущего продюсера Сергея Сельянова, главный циник российского кинематографа решился на отважный шаг и дописал произведение знаменитого австрийца. И «Замок» стал совершенно другим.
В истории появилась музыка и возможность свободы: сапожник Брунсвик у Балабанова становится мастером по изготовлению музыкальных валиков, а напоминающий характером неугомонного подростка Землемер приезжает во владения Графа со своим валиком так же, как потом Данила Багров поедет со своей кассетой в Америку. Так же, как в «Счастливых днях», появляется тема смены имен, по-своему важная для ленинградского-питерского режиссера из Свердловска-Екатеринбурга. И как всегда в центре внимания оказывается человек, идущий по собственному пути и пытающийся пройти его до конца.
Иными словами, это уже не Кафка. Это Балабанов. С вечными отсылками и самоповторами, многозначительно звучащей музыкой и пустынными пейзажами, подавляющими героев. Запретное и невозможное, лежащее у Кафки за пределами влияния и понимания человека, у Балабанова исходит от человека, как и любые ограничения вообще. Для режиссера уродливость мира, чуждого всему живому, вполне объяснима: таковы люди, которые его создают. И хотя сам он считал картину самой слабой в своей карьере, все-таки она по-прежнему остается одной из лучших экранизаций Кафки, существующих на сегодняшний день.
Морфий (2008)
Источник: «Морфий» и «Записки юного врача» Михаила Булгакова
В одном из интервью Алексей Балабанов сказал о фильме «Морфий» так: «Я просто хотел поставить красивый фильм», — и слукавил. В картине, снятой по сценарию Сергея Бодрова, все снова не так просто, как кажется. За почти фотографически точно показанной Россией накануне революции, безумной беготней героя-морфиниста и вгоняющими в тоску романсами Вертинского снова есть второе дно.
Молодой доктор из булгаковских «Записок юного врача» здесь становится на путь к собственной гибели, чего так или иначе ищут все главные персонажи Балабанова. Тема отвращения к жизни и попыток найти в ней хоть что-то стоящее — какое-то «лекарство» от мерзости — получает в «Морфии» свое продолжение. Но теперь, как будто окончательно убедившись в том, что «город — это злая сила», балабановский «очень маленький человек» ищет укрытия в глухой глубинке. И, конечно же, не находит покоя. Теперь эта неприкаянность и по-сартровски тошнотворное существование мучают не только протагониста. Агония, которой так интересовался всегда Балабанов, приобретает масштабы целой страны.
«Морфий», который ругали за отвратительные визуальные детали, декадентство и антисемитизм — уже не история о личной драме врача, как это было у Булгакова. Это драма целой цивилизации, потерявшей какую-либо надежду на прекращение страданий, но продолжающей смеяться в кинотеатрах. Смерть героя под истерический смех в синематографе — это очередное общественно-политическое и эстетическое высказывание режиссера, которого всегда ошибочно отождествляли с его персонажами и который никогда не позволял им настоящего счастья, но последний свой фильм все-таки назвал «Я тоже хочу». Потому что тоже хотел найти счастье.
