Рейтинги
В издательстве «Эксмо» вышел роман Джорджа Сондерса «Линкольн в бардо», принесший автору Букеровскую премию в 2017 году. О том, стоит ли браться за эту книгу, рассказывает ее переводчик Григорий Крылов.
Вряд ли слово «бардо», присутствующее в названии романа Сондерса, знакомо широкому читателю, а означает оно, если без подробностей, промежуточное состояние между жизнью и смертью. Чтобы проиллюстрировать смысл этого слова применительно к роману, приведем цитаты из книги:
«Крест на могиле зашатался, и тихо поднялся из нее высохший мертвец. Борода до пояса; на пальцах когти длинные, еще длиннее самых пальцев. Тихо поднял он руки вверх. Лицо все задрожало у него и покривилось. Страшную муку, видно, терпел он. “Душно мне! душно!” простонал он диким, не человечьим голосом. Голос его, будто нож, царапал сердце, и мертвец вдруг ушел под землю. Зашатался другой крест, и опять вышел мертвец, еще страшнее, еще выше прежнего; весь зарос; борода по колена и еще длиннее костяные когти. Еще диче закричал он: “Душно мне!” и ушел под землю. Пошатнулся третий крест, поднялся третий мертвец. Казалось, одни только кости поднялись высоко над землею. Борода по самые пяты; пальцы с длинными когтями вонзились в землю. Страшно протянул он руки вверх, как будто хотел достать месяца, и закричал так, как будто кто-нибудь стал пилить его желтые кости...»
Или вот:
«...на длинных столах в шатре лежали многочисленные распростертые человеческие оболочки в различной стадии свежевания, вместо Христа там был зверь с окровавленными руками, длинными клыками в балахоне цвета серы, изгвазданном кусками внутренних органов. Еще были видны три женщины и согбенный старик, окутанные вервиями из (их собственных) кишок...»
Тот, кто прочитал эти строки, получил достаточно красочное и точное представление о бардо в книге Джорджа Сондерса. Ее (книги) герои — обитатели Вашингтонского кладбища, которые застряли между жизнью и смертью, извелись в мучениях своего бессмысленного и неопределенного существования, но боятся совершить последний шаг из этого вымышленного царства в неизвестность: что ждет их там — вечные мучения или вечная благодать?
Линкольн в бардо Твердый переплет
Высказывалось мнение, что эта книга — о пребывании в бардо не Авраама Линкольна, а его умершего одиннадцатилетнего сына Уилли. При всей формальной правоте сторонников такой точки зрения (Уилли действительно умирает и оказывается среди остальных обитателей кладбища, задержавшихся в этой неопределенности, потому что, как уже было сказано, велик риск отсюда попасть не в райские кущи, а на сковороду или в другие не менее неприятные места), роман Сондерса, конечно, о старшем Линкольне, который, хотя и жив, но находится в собственном реальном бардо: между смертью сына и своей трагической смертью — ему остается (до выстрела Джона Уилкса Бута) чуть больше трех лет — и несет на своих плечах неимоверную ношу Гражданской войны. Незавидное бардо.
На мой взгляд, метания Линкольна-отца, переживающего утрату, не только кульминационный пункт романа, но и его главный вопрос и главный вызов. От того, какой путь выберет Линкольн, зависит не только его будущее, но и будущее его страны; никто, кроме тебя самого не может выполнить твою миссию, тем более если ты — Линкольн.
И Линкольн делает выбор: скорбь скорбью, память о сыне навсегда останется с ним, но он, президент, должен продолжать свое дело. «Мертвый хватает живого» — гласит французская пословица. И Линкольн освобождается из хватки мертвеца.
Мертвый хватает живого — эту пословицу, спрятанную между строк романа, можно толковать и расширительно, как обращение к читателю, к нам: не висят ли мертвецы (а подчас и живые мертвецы) тяжкими гирями на наших ногах и руках, не пытаются ли утянуть за собой в могилу? В ту страшную могилу, из которой они тянут руки и кричат «Душно мне»?
Читатель, конечно, уже поймал автора этих строк на обмане: первая цитата из двух, приведенных выше, взята, безусловно, не из Сондерса, а из «Страшной мести» Гоголя. И аллюзия эта не с потолка. Николай Васильевич, сам того не ведая, описал бардо на русской почве. И посмотрите, насколько близка к первой вторая цитата (а она уже без обмана из романа Сондерса) не стилистически, конечно, а «атмосферно» что ли. Сондерс (знаток Гоголя, он говорит в одном из своих интервью: «I really love Russian writers, especially from the 19th and early 20th Century: Gogol, Tolstoy, Chekhov, Babel»), помещая своих персонажей в кладбищенское бардо, явно черпал из такого благодатного источника, как Гоголь.
Что ж, у нас есть повод для гордости.
