Мы публикуем отрывок из книги Стивена Каллахэна «Дрейф» — Travel Story человека, потерпевшего кораблекрушение и в одиночку боровшегося за жизнь в открытом океане на протяжении 76 дней.
17 февраля
13-й день
Оказывается, мой спинорог похож более на носорога, чем на морского жителя. Из его спины выступает толстая, похожая на рог кость. Я с силой бью по рыбе острым охотничьим ножом, крепко держа рукоятку, наконец мне удается проткнуть концом ножа кожу, крепкую, как шкура буйвола, с очень жесткой чешуей, похожей на толченое стекло.
Прижимаюсь лицом к сырой, влажной плоти, чтобы всосать буровато-красную кровь. Мой рот наполняется сильной, вызывающей отвращение горечью, и я выплевываю ее. Нерешительно кладу в рот рыбий глаз, растираю его зубами — меня мутит. Неудивительно, что даже акулы сторонятся этой рыбы.
Из-за жесткой шкуры маленького океанского носорога сначала приходится чистить снаружи, а потом внутри: содрать шкуру, отделить мясо от костей, потом выпотрошить. Рву зубами один горький, волокнистый кусок, жесткий, как подметка, а остальные развешиваю, чтобы они сохли. В этой рыбе более или менее съедобны субпродукты, особенно печень. Я думаю об одном киногерое, который в начале фильма является капризным, неприглядным старым хрычом, а в конце, когда обнажилось его нутро, все его поняли и полюбили. Вот и я проник сквозь жесткую и неприглядную оболочку спинорога, обнаружив под ней настоящее вкусное богатство.
Давно, когда я был маленьким мальчиком и жил в Массачусетсе, в наших краях пронесся ураган. Я помню, как толстые дубы качались под ветром словно травинки. Брат построил такой прочный домик в ветвях одного из деревьев, а ураган разнес его на куски. Мощь этого шторма была необычайной, но я слышал и о более значительных силах, в том числе атомных, превосходящих подобные бури. Тогда я положил пять долларов, складной нож, катушку от спиннинга и другие личные вещи в коробку и спрятал ее в ящик письменного стола. Если разразится катастрофа, я буду готов. Если кто-нибудь и выживет, то это точно буду я. Таковы детские фантазии о бессмертии.
От скудной пищи мои кости начинают выступать под атрофирующимися мышцами. Еще хуже — глубокая пустота в моей душе. Я незваный гость в этом мире, плохо приспособленный и к тому же погубивший одного из его обитателей. Смерть может настичь меня быстрее, неожиданнее и куда более естественным образом, чем она настигла рыбу. Мои слабое физическое и перепуганное эмоциональное «я» боятся этого. Сильное рациональное «я» понимает, что это было бы попросту справедливо. Глотая вкусную печень, я высматриваю спасителя в пустынных волнах. Но здесь я совершенно один.
Серое, затянутое облаками небо отражается в спокойном, немного унылом море. Благодаря вчерашнему солнцу опреснитель на солнечной энергии произвел шестьсот миллилитров воды. Сегодня его волшебство будет не столь эффективным. Тучи приглушают палящее полуденное солнце, но не дают получить максимальное количество воды. Вот она, жизнь, полная противоречий! Когда дует сильный ветер, я быстрее продвигаюсь к месту своего назначения, но мне сыро, холодно, страшно, и велик риск перевернуться. Когда стоит штиль, я обсыхаю, раны заживают, куда проще ловить рыбу, но мое путешествие замедляется, а встречи с акулами случаются чаще. На спасательном плоту плохие условия для жизни, невозможно удобно устроиться, чтобы отдохнуть. Здесь может быть только плохо и еще хуже, очень неудобно и так себе.
Я ощущаю быстрые, сильные удары по спине и ногам. Это не акула, а дорада. Я не удивлен. Их толчки становятся более уверенными, почти яростными, как удары боксера. Снова и снова они тычутся туда, где днище плота прогибается под любой тяжестью. Возможно, они едят морские желуди. С выступающих частей им легче отрывать кусочки мяса моллюсков, которые начинают разрастаться подо мной.
Я так часто промахивался мимо цели, что теперь целюсь не спеша. Тук, тук, тук... это начинает надоедать. Дорады подплывают спереди, делают широкий круг вокруг плота, словно бомбардировщики, собирающиеся сбросить бомбы. Я не могу встать в полный рост, чтобы увидеть, как они подплывают, и одновременно быть готовым выстрелить. Встаю на колени и жду возможности нанести удар. Они видны спереди, с боков, но слишком далеко и глубоко.
Я небрежно направляю ружье в сторону плывущего тела. «Вот тебе!» Бах! Оглушенная рыба лежит на воде. Я оглушен не меньше, но все-таки поднимаю ее на борт. Она бьет хвостом, поднимая пену, воду и кровь. Ее похожая на булаву голова судорожно дергается. Все мои силы уходят на то, чтобы не дать концу гарпуна проткнуть надувной плот, когда он дергается вместе с тяжелым колотящимся телом. Я бросаюсь на рыбу и прижимаю ее голову к бруску фанеры, который служит мне разделочной доской. На меня смотрит большой круглый глаз. Я прямо-таки ощущаю ее боль. В какой-то книге я вычитал, что для того, чтобы обездвижить рыбу, надо надавить ей на глаз. Ярость моей добычи усиливается. После короткого колебания втыкаю в глазницу нож — чем вызываю еще большую ярость. Она пытается вырваться на свободу. Следи за концом гарпуна! Для сочувствия нет времени. Я нащупываю нож, втыкаю его в рыбий бок, разрезаю, нахожу хребет и ломаю его. Тело вздрагивает, глаза мутнеют. Я падаю и смотрю на свой улов. Тело рыбы уже не голубое, каким оно было в море. Мое сокровище стало серебристым.
Вокруг плота разворачивается свистопляска. Я замечаю, что эти рыбы часто держатся парами. Приятель моей жертвы с явной яростью бьет по плоту. Стараюсь не обращать внимания на эти болезненные толчки все три часа, пока чищу улов.
Нарезаю мясо на полосы шириной два с половиной и длиной пятнадцать сантиметров. Протыкаю в кусках дыры и насаживаю их на бечевки для просушки. С наступлением вечера как можно дальше выбрасываю голову и кости и как можно быстрее выполаскиваю мои впитавшие кровь губки. Акулы могут различить единственную каплю крови в миллионах капель воды. Это примерно то же, что почувствовать запах конкретного стейка среди ароматов всех обеденных тарелок Бостона.
Вокруг меня собирается ночной эскорт из тридцати рыб минимум. Они бьют по плоту как толпа линчевателей и враждебно гудят. До меня доносится безмолвный ропот: «Ты заплатишь за это убийство, человек!»
В ответ я кричу:
— Оставьте меня в покое! Я хочу жить! Просто оставьте меня в покое!
Снова и снова я заряжаю ружье, дергаю тугой эластичный шнур и, не целясь, палю в скопище рыб под плотом. Многие уязвлены моим аргументом, но и руки устали. То место груди, куда я прижимаю приклад ружья, когда его заряжаю, болит.