Рейтинги
«Это моя работа» — книга американской фотожурналистки Линси Аддарио, отмеченная Пулитцеровской премией и стипендией Мак-Артура в 2009 году. В своем репортаже автор показала жизнь гражданского населения в охваченных войной Сомали, Ираке, Ливии, Демократической республике Конго, а также в Афганистане, Пакистане и других странах мира. Кинокомпания Warner Bros. уже выкупила права на экранизацию, режиссером проекта станет Стивен Спилберг.
Мы публикуем отрывок из книги Аддарио.
***
Афганистан — страна племен. Женщины закрыты в глубине больших домов, и на их территорию могут входить только другие женщины или родственники-мужчины. Я знала, что мне не удастся взять честное интервью ни у одной женщины, стоит ей увидеть Мохаммеда (Вахдата). Моему сопровождающему было слегка за сорок. В его темно-русых волосах и длинной черной бороде уже появилась седина. Выглядел он типично для пуштуна. Пуштуны — самая большая племенная группа Афганистана и самая консервативная. Талибан состоит преимущественно из пуштунов, хотя среди них есть таджики и хазары. Глубокие морщины на лице Мохаммеда говорили о тяжелых испытаниях — войны, репрессии, бедность лишили его молодости. Как мой «махрам» он должен был сопровождать меня, одинокую женщину, куда бы я ни направилась.
С самого начала путешествия я ломала голову над тем, как обойти запрет Талибана на фотографирование: прекрасные образы мучили мою душу, но я слишком боялась последствий неразрешенных действий. Поэтому тоскливо смотрела в окно машины и наблюдала, как потенциальные кадры исчезают вдали. В этой стране легче увидеть автомат, чем фотоаппарат. Я знала, что каждая сделанная мною фотография потребует долгих и сложных переговоров — и с моим «махрамом», и с тем, кого я захочу снять. Поскольку я не знала ни фарси, ни дари, мне приходилось целиком и полностью полагаться на своего гида в этой деликатной ситуации. Я не могла самостоятельно работать, не могла войти в жизнь людей без долгих объяснений. За последние несколько лет я научилась наблюдать за людьми, добиваясь взаимопонимания через визуальный контакт. В Афганистане я на людей почти не смотрела. Мне приходилось постоянно напоминать себе о том, что смотреть в глаза мужчинам нельзя. В этой стране существовало множество правил и ограничений, особенно в отношении фотографирования женщин. Но поскольку Талибан запретил телевидение, а также все иностранные газеты и публикации, кроме религиозных документов, — большинство афганцев понимали: то, что я снимаю, никогда не появятся в их стране. Им не приходилось волноваться о том, что кто-то из соплеменников увидит фотографии женщин, скажем, в Houston Chronicle. Это удивляло меня, но многие — и мужчины, и женщины — спокойно соглашались фотографироваться.
***
Когда мы подъехали к перекрестку, они вылезли, чтобы поговорить с повстанцами. Кто-то совершенно спокойно наблюдал за приближением противника, кто-то носился по улицам, стреляя в воздух. Я не понимала, что делать. Мне не хотелось быть здесь, и я с трудом заставляла себя подносить камеру к глазам. Такое случается даже с самыми опытными фотографами: невозможно заставить себя снимать, фиксировать момент. Страх лишал меня сил, словно физическая травма. А Тайлер чувствовал себя как рыба в воде. Он был сосредоточен и целеустремлен. Я представила, какие снимки он сделает, пока я буду жаться, мяться, бояться, упуская возможности.
И я побежала за ним. В этот момент я услышала знакомый свист пуль. Подняла глаза и увидела, что снайперы Каддафи уже в городе! Мне казалось, что все понимают опасность ситуации, но Энтони спокойно пил чай, разговаривая по-арабски с повстанцами, курил сигарету и жестикулировал, словно болтает с друзьями у бассейна. Он выглядел старше своих сорока с небольшим — седая борода и пухлый живот старили его. Но глаза сверкали.
Стив же, которого дважды похищали — один раз в Ираке, второй — в Афганистане, выглядел напуганным. Он стоял у нашей машины с Мохаммедом, словно это могло подтолкнуть Тайлера и Энтони поскорее закончить работу. Местные жители кричали:
— Qanas! Qanas! (Снайпер! Снайпер!)
— Надо ехать в Бенгази! — взмолился Мохаммед.
Он тоже был напуган. Ему позвонил брат, чтобы сообщить, что войска Каддафи подходят к городу с запада. Наконец он созвал всех в машину, и мы выехали через восточные ворота города.
По дороге Тайлер попросил Мохаммеда остановиться в последний раз, чтобы снять повстанцев, устанавливающих миномет. Мохаммед неохотно съехал с дороги, и Тайлер выпрыгнул. На самом деле мне знаком такой прилив адреналина — когда ты делаешь то, на что осмелятся немногие. Мохаммед стал звонить брату, чтобы уточнить обстановку. Я чувствовала, что мы перешли границу, оставшись в городе, когда нам советовали уехать. И все же желание побыстрее оказаться в безопасности казалось мне ужасной слабостью, хотя я знала, что коллеги никогда не обвинили бы меня в слабости или непрофессионализме. Я отлично сознавала, что значит быть единственной женщиной в машине.
Это моя работа. Любовь, жизнь и война сквозь объектив фотокамеры Твердый переплет
***
Между поездками в Дарфур, начиная с 2006 года, я стала часто ездить в другую страну, разрываемую гражданской войной, — в восточную часть Демократической Республики Конго. Сотни тысяч гражданских лиц покинули свои деревни на востоке страны и переселились в переполненные лагеря в провинциях Северный и Южный Киву. Правительственная армия и повстанцы убивали без жалости. Миллионы людей погибли, бесчисленное множество конголезских женщин подверглись сексуальному насилию. Солдаты насиловали женщин, чтобы пометить свою территорию, разрушить семейные связи (жертвы насилия часто подвергались остракизму в семьях) и запугать население, продемонстрировав свою власть. Они заставляли родственников жертв наблюдать за изнасилованием. Они насиловали женщин группами, насиловали оружием, из-за чего возникали разрывы и свищи между влагалищем и задним проходом, и несчастные женщины страдали от недержания кала и мочи. Эти истории были невыносимы. Я была всего лишь фотографом и понимала, что могу сделать очень мало — только рассказать про этих несчастных. Я надеялась, что осознание их страданий может как-то помочь им. И я вернулась в Конго на следующий год.
Две недели я колесила по Северному и Южному Киву, расспрашивала и фотографировала женщин, ставших жертвами сексуального насилия. Я была поражена тем, как много женщин согласились открыто рассказать о том, что с ними произошло. Некоторые говорили, как заразились СПИДом, как мужья бросили их, узнав об изнасиловании. Другие рассказывали, как их похитили и в течение нескольких лет держали в качестве сексуальных рабынь. Им приходилось рожать детей от насильников. Их зрелость и сила поражали меня — они любили своих детей, несмотря на ужасные обстоятельства, в которых те были зачаты.
Бибиана
У нее было трое детей, хотя к моменту нашей встречи их осталось только двое.
Один только что умер, скорее всего от голода. Ей приходилось изо всех сил трудиться, чтобы заработать деньги. Знакомая женщина предложила заплатить ей, если она доставит муку из кассавы через лес. Там она попала в руки троим мужчинам. Она не могла убежать. Они удерживали ее три дня, постоянно насилуя.
Муж ее был в отъезде, а когда вернулся и узнал, что она была похищена и изнасилована, бросил ее. А потом она обнаружила, что больна СПИДом и беременна. Если бы она родила ребенка завтра — на восьмом месяце беременности, тонкая, как стебель бамбука, — то ей нечем было бы заплатить за роды. У нее не было даже сахара. У нее была только болезнь, которой наградили ее те мужчины. Я спросила, получает ли она лекарства от СПИДа. Она открыла свою сумку сливового цвета и показала какие-то таблетки и картофелину — ее обед. Теперь она падшая, уличная женщина. И она заплакала.
***
Я знала, что у меня есть только один шанс доказать свою полезность Times — ведь я могла рассказать о настроениях в Пакистане до войны. Мне нужно было не только сделать отличные фотографии, но еще и увязать их со статьями репортеров газеты. Журналисты New York Times всегда загружены работой, всегда заняты, всегда в стрессе. Как бы они ни делали вид, что их не волнует, появится ли их статья на первой полосе, все сражаются за нее. Они конкурируют с журналистами из других газет, но еще более жестоко друг с другом. И ни у одного из них нет времени на то, чтобы возиться с фотографом.
Мне часто приходилось самой угадывать тему дня. Я поднималась до рассвета и ложилась после полуночи. Я постоянно работала, чтобы оказываться в нужном месте в нужное время.
И я использовала все свои преимущества. По опыту работы в Афганистане я знала, что обладаю уникальным достоинством — гендерным. Я использовала свой пол для того, чтобы проникнуть в женские медресе — религиозные школы, взять интервью и сфотографировать самых религиозных пакистанских женщин. Прежде чем сделать снимок, я долго беседовала с ними об их политических и религиозных убеждениях. Я впервые столкнулась с открытой ненавистью к Соединенным Штатам, к моему правительству и нашей внешней политике. Женщины гордились тем, что произошло 11 сентября и совсем не сожалели о гибели невинных людей. Они симпатизировали Талибану и взглядам этого движения. Истоки такого отношения лежали в израильско-палестинском конфликте. Они считали, что события 11 сентября совершенно оправданы, потому что Америка много лет поддерживала Израиль и вела дискриминационную политику в отношении палестинцев. Эти женщины помогли мне понять глубину ненависти, возникшей из-за такой политики в мусульманском мире. И я хотела объяснить эти чувства читателям, которые все еще пытались понять причины событий 11 сентября.
