Прочти первым: «Почему так важен Оруэлл»

Скоро в издательстве «ГрандМастер» выйдет книга известного американского журналиста Кристофера Хитченса «Почему так важен Оруэлл», которая посвящена жизни и творчеству автора легендарной антиутопии «1984». Пока же мы публикуем отрывок из нее.

Про Оруэлла как-то раз писали, что он, вращаясь в обществе безработных и неимущих Британии, ассимилировался в своей родной стране. Замечание это даже глубже и точнее, чем кажется на первый взгляд, что я в дальнейшем надеюсь доказать, однако прежде всего хочу обратить внимание на глагол «ассимилироваться», который можно заменить более простым «отуземиться». Так презрительно говорили о белом человеке, не выстоявшем под гнетом обстоятельств. «Туземец» — колониальное словцо для чурки, или ниггера, или узкоглазого, высокомерный термин, обобщающий все покоренные народы. Так бывает: юноша неопытный, отделенный от родины океаном, начинает вести себя неподобающе — пьянствовать, или прохлаждаться, или, в особо вопиющих случаях, сожительствовать с местной девушкой или парнем. Старшие и более стойкие товарищи из числа чиновников или бизнесменов способны распознавать и гасить подобные симптомы — это часть их работы.

Старый парадокс: в стремлении повелевать меньше соблазнов, чем в стремлении подчиняться. Мы не можем достоверно сказать, что побудило Оруэлла отказаться от жизни колониального полицейского, однако похоже, без этого принципа со всей его двусмысленностью здесь не обошлось. Современное толкование слова «озвереть» в значении перехода к грубому или жестокому обращению сильного со слабыми («зверства российской армии в Чечне» и так далее) глубоко ошибочно. В действительности смысл этого слова глубже — это буквальное описание эффекта расчеловечивания, который оказывает на сильного его собственная жестокость.

«В Моулмейне — это в Нижней Бирме, — пишет Оруэлл в начале своего эссе «Как я стрелял в слона», — я стал объектом ненависти многих людей; с того момента моя персона уже никогда не имела столь важного значения для окружающих. В городе, где я занимал пост окружного полицейского...». Прелестное совпадение — топоним Моулмейн также фигурирует в первой строчке «По дороге в Мандалайн», прекрасного и не перегруженного смыслами стихотворения Киплинга, полного имперской ностальгии. («Там, где пагода в Мулмэйне сонно смотрит на залив / Знаю, есть одна девчонка, что вздыхает, полюбив»). Однако в оруэлловском описании нет романтики; он явно опасается, что опыт службы копом превратит его в садиста или бездушную машину. В эссе «Казнь через повешение» он описывает гнетущую абсурдность казни и пугающую наигранность шуток из репертуара висельного юмора; честность Оруэлла заставляет его сознаться, что и он присоединился к пустоголовому веселью. В «Как я стрелял в слона» Оруэлл дает короткую зарисовку имперской ментальности с самой омерзительной ее стороны:

«Уже тогда я осознал, что империализм есть зло и чем скорее я покончу со службой и распрощаюсь со всем этим, тем лучше. Теоретически и, разумеется, негласно я безоговорочно вставал на сторону бирманцев в их борьбе против угнетателей-англичан. Что же касается службы, то к ней я питал столь лютую ненависть, что, наверное, даже выразить не смогу. На такой должности вплотную сталкиваешься со всей грязной работой имперской машины. Скорчившиеся бедолаги в клетках вонючих камер предварительного заключения; посеревшие, запуганные лица приговоренных к длительному сроку; шрамы на ягодицах мужчин, подвергшихся избиению бамбуковыми палками, — все это вызывало во мне нестерпимое, гнетущее чувство вины».

Эта личная неприязнь, это смятение собственного духа никоим образом не перерастали в симпатию к «туземцам», которые превращали работу Оруэлла в каторгу, как только у них доставало для этого сил; и мысль о том, что поспешность, с которой он оставил службу, объясняется страхом свыкнуться с этим противоречием, представляется по меньшей мере не лишенной оснований. Флори, главный герой более позднего романа, «Дней в Бирме», за образом которого угадывается задыхающаяся от зноя вселенная банановых республик Грэма Грина, которая увидит свет лишь спустя несколько лет, вынужден жить в «комически бездарном, бесплодном мире. Мире, где сама мысль под цензурой... Свобода слова немыслима... потайной бунт разъедает, как скрытая болезнь. Живешь сплошной ложью». Вне всякого сомнения, мы видим яркий прообраз Уинстона Смита из «1984», без преувеличений, что подтверждается воспоминаниями Кристофера Холлиса, друга и современника Оруэлла, который навестил его в Бирме в 1925 году, где застал своего товарища, погруженного в высокомерные размышления в духе банального принципа закона-и-порядка: «Он из кожи вон лез, чтобы быть хорошим имперским полицейским, объясняя, что все эти теории об излишней жестокости и запрете телесных наказаний очень хороши для частных школ, но совершенно не работают с бирманцами».

Четыре года спустя на страницах парижского издания Le Progrиs Civique появилась написанная неким Э. А. Блэром статья под французским заголовком ‘Comment on exploite un peuple: L’Empire britannique en Birmanie’ («Как эксплуатируется нация: Британская империя в Бирме»). Эту статью вполне справедливо можно было бы характеризовать как бесстрастный деловой отчет: она начиналась с подробных описаний топографических и демографических особенностей страны и продолжалась доскональным изучением методов, практикуемых колониальной державой для того, чтобы как липку ободрать бирманцев, отобрав у них и природные ресурсы, и плоды их собственного труда. В общей сложности это было исследование срежиссированной экономической отсталости, тех средств, с помощью которых сырьевые запасы одной страны обеспечивают индустриальный прогресс другой. Но кто-то, возможно, расслышал появление в статье другого мотива: острого и печального интереса автора к покорности и пассивности жертв, которые ничего или почти ничего не знали о мире больших денег, путь в который для их нации был закрыт.

Эта статья была последней из серии эпизодически печатавшихся в прогрессивной парижской прессе материалов под именем «Э.А. Блэр», его настоящим именем — так его звали в Итоне, так его звали в полиции Бирмы — от которого он не отказывался вплоть до появления в 1933 году повести «Фунты лиха в Париже и Лондоне», подписанной «Дж. Оруэлл». Самая первая заметка этого цикла, опубликованная еженедельником Monde Анри Барбюса, представлявшим собой культурно-литературную трибуну коммунистической партии Франции, разбирала проблему цензуры в Великобритании. Эта заметка, будучи детальным исследованием поставленного вопроса, содержала, помимо прочего, одно любопытное умозаключение. Британские власти, писал «Э.А. Блэр», не придерживались столь строгих нравов, как пуритане, и не видели особой необходимости в цензуре вплоть до укрепления в обществе протестантской и капиталистической этики. Довольно заурядная мысль даже для того времени, но важно то, что в ней проскакивает будущий непреходящий интерес к тому, как связаны между собой власть и подавление сексуальности (и нельзя сказать, что эта тема отсутствует в раздумьях его героя Флори в душном воздухе «Дней в Бирме»).

Читайте материалы по теме:

• Сойти за умного: о чтении каких книг врут чаще всего
  
• Зарубежные писатели XX века в зеркале статей Большой Советской Энциклопедии
  
• После инаугурации Трампа в США выросла популярность романов-антиутопий