«Столкновение» — документальная книга Ксении Каспари о Виталии Калоеве. В 2004 осетинский архитектор стал известен на весь мир после убийства Петера Нильсена, авиадиспетчера, которого считают виновным в авиакатастрофе над Боденским озером. В той трагедии погибла вся семья Калоева. Спустя тринадцать лет он нашел в себе силы рассказать о событиях, которые изменили его жизнь.
Мы публикуем отрывок из этой книги.
ГЛАВА 5: ШЕСТЬ МИНУТ
3 июля 2002 года
Спустя сутки после катастрофы
Юберлинген, Германия
В эту ночь ему впервые приснился этот сон. Тот самый, который потом Виталий будет видеть каждую ночь. Он заснул, сидя в кресле, казалось, всего на несколько минут, а когда очнулся, показалось, что это не во сне, а наяву где-то совсем рядом кричит его девочка.
Виталий стал шарить в темноте руками, словно он дома во Владикавказе и Диана, забравшаяся в родительскую постель, вскрикнула во сне рядом с ним. Когда через несколько секунд сознание вернулось, Виталий заплакал от горя и бессилия: «Я не могу, я больше ничем не могу ей помочь!» Он колотил себя по ноге, сломанной несколько лет назад на стройке, до тех пор, пока боль не стала настолько невыносимой, что смогла на мгновение заглушить душевную. Калоев завыл, закусив губу, и слезы наконец остановились.
Просидев несколько минут в тишине, Виталий встал и, хромая, подошел к окну. Хозяева дома разрешили ему курить в спальне. И он курил одну за одной механически, даже не замечая. Он настолько погрузился в себя, в свои воспоминания, что настоящее фиксировал только с каждой вспышкой зажигалки.
Виталий думал о своей супруге. О том, как они встретились и поженились. Им обоим было уже за тридцать: в холостяках, по осетинским меркам, засиделись. Светлана, так же как он, была карьеристкой. Для Осетии, где большинство женщин по традиции предпочитают работе домашние хлопоты, это большая редкость. Будущая жена получила высшее экономическое образование и в момент встречи с Виталием руководила отделом в крупном банке. Там они и познакомились.
Стройная, миловидная девушка с идеально причесанными волосами, Светлана умела одеваться элегантно. Любила, например, носить шляпы, но в этой яркой женственности совсем не было кокетства и жеманства. Она была деловой, четкой и с отличным чувством юмора, таким же, как и у Виталия.
После нескольких деловых встреч он пригласил ее в кино. И с этого самого первого свидания оба поняли, к чему все идет, — через год поженились. И уже через несколько месяцев счастливые молодые ждали своего первенца — Костика. А вот с Дианой долго не получалось. Света обошла все святые для осетин места, регулярно ходила в церковь и уговорила Виталия ввязаться в строительство храма. Она вымаливала у Бога дочь. И в конце концов Диана стала долгожданным чудом для всей большой семьи Калоевых. Это было счастливое время: они любили друг друга, растили детей и строили планы на будущее.
«Что? Что же я делал не так? — спрашивал он себя снова и снова. — Не воровал, не убивал, людям помогал! За что Ты так со мной?» — Виталий нащупал на шее цепочку с крестом, рванул ее и, размахнувшись, выбросил в окно.
Около половины седьмого утра дом ожил. С кухни доносился звон посуды. Виталий зашел в ванную, быстро умылся (по осетинской традиции бриться ему теперь нельзя до первой годовщины со дня смерти близких) и спустился вниз. Майя и Каролина пили кофе за столом.
— Доброе утро! — поздоровался Виталий на немецком.
Каролина — мать Майи — встала и обняла Виталия. Накануне вечером она приняла его так, словно была давней знакомой. Пятнадцать лет назад она потеряла мужа. Осталась одна с четырьмя дочерьми, едва сводила концы с концами, но не только не вышла замуж, ни с кем даже не встречалась все эти годы. Виталий высоко оценил ее преданность. Ведь в Осетии это незыблемая традиция: если муж скончался, жена должна оставаться одинокой до конца жизни.
— Что вы хотите на завтрак? — спросила Майя.
— Спасибо, я не буду есть, не хочется, — ответил Виталий.
— Но вы вчера не ели весь день!
— Я правда не хочу! Кофе выпью.
— Знаете что? — Майя нахмурила брови и грозно посмотрела на Калоева. — Если вы не станете есть, я тоже не буду!
— Что пишут? — Виталий сменил тему, кивнув на газету в руках девушки.
— Мы как раз с мамой это обсуждали, — ответила она. — Представляете, Алан Россье — президент «Скайгайда», компании, которая по договору с немецким правительством контролирует воздушное пространство над южной Германией, как раз накануне авиакатастрофы заявил, что подобное рано или поздно произойдет. Он дал интервью швейцарской газете «24 часа». У них там и с оборудованием проблемы, и диспетчеров не хватает. И все это давно было известно, в том числе и швейцарским, и немецким властям, и никто ничего, видимо, не предпринимал… Журналисты, опираясь на это интервью, строят теперь версии, что катастрофа могла произойти по вине переработавшего диспетчера или из-за некорректной работы оборудования…
К дому подъехал полицейский автомобиль. В окно Майя и Виталий увидели, как из него вышли Михаэль и уже знакомый офицер Гельмут, он-то и сообщил, что им дали разрешение на участие в поисках и даже отвели конкретный участок. Приехали туда же, где Виталий и Гельмут побывали накануне. Оставив машину на обочине, пешком дошли до обломков. Вокруг уже сняли ленту оцепления, вместо нее появились венки и цветы. Полевой букет как раз ставил в банку с водой какой-то летчик. Рядом с ним стояло еще пятеро мужчин в форме. Один из них разливал водку. Несколько пластиковых стаканчиков поставили на землю, накрыв каждый кусочком хлеба.
— Ну, давайте, мужики, помянем наших ребят! Царствие, как говорится, небесное! И земля пухом!
Виталий дождался, пока летчики выпьют, и спросил:
— Вы знали экипаж этого самолета?
— Да, мы работали в одной авиакомпании. Мы из «Башкирских авиалиний», — ответил тот, который ставил цветы в банку. — А вы?
— У меня семья этим самолетом летела…
— Примите наши соболезнования!
— Да, спасибо. Я вот хотел спросить, сейчас говорят, что летчики по-английски не говорили, это правда?
— Да чушь это полная! Я Саньку — командира экипажа — пятнадцать лет знал. Он отличный был летчик. Опытный. Он еще в советские времена в загранку летал и по-английски очень хорошо говорил, а не так, чтобы пять заученных фраз для общения с диспетчером. Я сейчас там, у штаба, журналистам этим местным уже интервью дал. Я у них по-английски спрашиваю: «Вы меня понимаете? На каком языке я с вами сейчас говорю?» Они говорят: «По-английски». Ну, я им и сказал, что вот так же чисто и Саня говорил!
— А самолет?
— Что самолет? Я сам на нем три дня назад летал. Он новый, можно сказать. Семь лет всего.
— Ну а что случилось тогда, по-вашему?
— Я думаю, что это диспетчер ошибся, он вел самолет, потому что летели по приборам, должен был видеть пересекающийся борт…
— А вы как здесь оказались?
— Башкирскую правительственную делегацию привезли. Вы, наверно, знаете уже, что большинство детей из семей чиновников. Там вот двое мужчин в костюмах, — пилот показал рукой, — в администрации президента Башкирии работают. У них дочки погибли… А вы тоже наш, из Уфы?
— Из Владикавказа. Мои случайно на этот самолет попали. Жена, сын, дочь… Все.
— Я очень вам сочувствую! — сказал командир. — Не думайте, прошу, о наших ребятах плохо… Я знаю, они сделали все, что могли. Простите, — глаза у летчика слезились.
— Мне тоже жаль, что вы потеряли друзей…
Гельмут повел Виталия и остальных в перелесок к северу от места падения шасси. Он знал, что эту территорию прошерстили на пару километров вперед и вширь еще вчера. Завтра у обломков «Туполева» будет проходить траурная церемония с участием родителей погибших детей, которые прилетят из России, поэтому местность основательно «зачистили». Есть, конечно, риск, могли что-то пропустить, но здесь все же у Калоева гораздо меньше шансов найти тела собственных детей. О том, что это «ложный след», Гельмут решил не говорить ни Михаэлю, ни Майе. Боялся, что они не смогут правдиво сыграть в поисковый отряд. А эта игра, по мнению Гельмута, была единственным правильным решением. С одной стороны, она позволит отвлечь Калоева, с другой — у начальства не будет никаких претензий.
Им то и дело попадались предметы с самолета. Ничего страшного в них самих не было, но от каждой такой находки — свидетельств неожиданно оборвавшихся жизней — все равно холодело внутри. Бутылки из-под лимонада, обрывки русских газет (в одной из них Виталий опознал «Известия»), пакеты с надписями на кириллице и какая-то тетрадь. Калоев поднял ее и начал листать. За ночь в лесу страницы стали влажными, буквы слегка поплыли, но текст хорошо читался. На титульном листе инициалы: «З.Ф.». Тетрадка исписана мелким, аккуратным почерком. Последняя запись 30 июня. Виталий пробежал глазами по строчкам: «скучаю по маме», «в Москве душно», «улетаем завтра». В самом конце стихотворение:
Я упала с месяца, с его острого края.
Я летела долго
И долетела до рая…
— Майя, смотри, девочка как будто чувствовала! — Виталий протянул ей тетрадь. — Надо положить в пакет, к остальному. Родителям отдадут потом.
«Остального было немного». На дне пакета лежал пленочный фотоаппарат — «вдруг снимки сохранились», и мобильный телефон с разбитым дисплеем — «может, кто из родителей опознает».
— Виталий, нам пора ехать в штаб, — стал торопить Гельмут. — Нас ждет эксперт. Нужно сдать материал для проведения генетической экспертизы.
Дорога до Овингена заняла не больше двадцати минут. Еще примерно столько же они кружили вокруг штаба, чтобы найти место для парковки. Машин для Овингена, в котором живет всего четыре тысячи человек, было очень много.
С самого утра к штабу съезжались так называемые «русские немцы». До некоторых из них, как до Майи, дозвонились из мэрии — нужны были переводчики, другие — и их было большинство — приехали сами. Уже к обеду в переводческом пуле зарегистрировалось около тридцати добровольцев.
Местные немцы равнодушными тоже не остались. Одни предлагали приютить у себя родственников погибших, другие привозили еду для полицейских и спасателей, которых стягивали в Овинген со всей страны.
Эксперт задавал Виталию стандартные в таком случае вопросы: даты рождения, имена, особые приметы, во что были одеты. На случай, если потребуется ДНК тест, взяли образец слюны.
— И еще, — эксперт, явно робея, опустил глаза, — у нас есть фотографии уже обнаруженных тел. Если вы готовы…
Он протянул Калоеву пачку снимков. Виталий просмотрел первых два, а взглянув на третий, вдруг закричал:
— Диана! Моя Диана!
Он слышал свой голос будто со стороны. Страшный, надрывной крик незнакомого ему человека. Виталий ослеп от навернувшихся слез, мир поплыл перед глазами. Он потерял контроль над собой, душа словно вышла из него, ломая ребра, разрывая плоть. Боль пронизывала все. Одна лишь сплошная непрерывная боль!
Майя обнимала Виталия, пытаясь успокоить его, остановить этот крик, но он смотрел сквозь нее, не видя и не слыша ничего, будто и нет его здесь. Майя побледнела так, что, казалось, вот-вот упадет в обморок. Гельмут с трудом оторвал ее от Виталия и вывел на свежий воздух. Там ее осмотрели врачи «скорой помощи», дежурившей у штаба. Когда они вернулись назад, Калоев уже взял себя в руки.
— Майя, скажи им, что я хочу видеть свою дочь!
Гельмут предвидел эту просьбу и боялся ее. Место, где хранили тела, тщательно скрывали. В Юберлингене и его окрестностях не было ни одного морга, рассчитанного на такое количество тел. И останки временно свозили в Гольдбахские штольни. Их начали строить осенью 44-го года после серии интенсивных бомбардировок Фридрихсхафена. Специально для этого в окрестностях Юберлингена открыли «филиал» Дахау, куда перевели 800 с лишним военнопленных. Это были в основном поляки и русские. Работали круглосуточно. Менее чем за семь месяцев внутри скалы был вырыт тоннель длиною в четыре километра. Это стоило жизни двум сотням заключенных. И вот спустя полвека бункер, который строили для нацистов советские военнопленные, вдруг стал временным «прибежищем» для 52 погибших российских детей. Понимая эту жуткую иронию судьбы, немцы держали в строжайшей тайне, где им приходится хранить тела.
— Виталий, — Гельмут вдруг осознал, что говорит с этим несчастным русским, как с ребенком, — ты же знаешь, это запрещено…
— Мне плевать на их запреты! — тут же вспыхнул Калоев. — Все уже знают, что тела свозят в штольни. Один ты делаешь из этого секрет! Если мне не разрешат увидеть мою дочь, я сам туда пойду!
— Я поговорю с руководством. Возможно, для тебя снова сделают исключение. Ты ведь уже опознал ее.
В штабе взяли паузу, чтобы согласовать это решение с министерством. Гельмут предложил Виталию пока съездить к тому месту, где нашли Диану. Тело девочки обнаружили наутро после катастрофы на ферме в двадцати километрах от Овингена. Как рассказал по дороге Гельмут, Диану увидела дочь хозяйки фермы, выгоняя коров на пастбище.
— Девушка так сильно испугалась, что пережила нервный срыв, и ее до сих пор не смогли опросить.
— Я все пытаюсь вспомнить ускорение свободного падения… 9,8? — спросил вдруг Виталий.
— Да, 9,8 метра в секунду, — подтвердил Гельмут. — А почему ты об этом спрашиваешь?
— Я пытаюсь посчитать, сколько они летели до земли, прежде чем погибнуть…
— Виталий, они погибли в момент столкновения! — вмешался в разговор Михаэль. — Самолеты столкнулись, был взрыв, пожар!
— Тогда почему Диана целая? — спросил его Виталий. — Она ведь даже не обгорела! Что, если ее просто выбросило из самолета в момент столкновения? И она была жива, пока не упала на землю…
— Пожалуйста, не надо думать об этом! — взмолилась Майя.
— Виталий! — Гельмут только сейчас по-настоящему испугался за Калоева.
До сих пор ему казалось, что Виталий неплохо держится, но что на самом деле творится в его голове, если он думает о таком?
— На такой высоте низкое давление. Если в самолете происходит разгерметизация и в течение нескольких секунд не надеть кислородную маску, развивается гипоксия, и человек просто отключается. Те, кто не погиб в момент столкновения, потеряли сознание через несколько секунд! — продолжил полицейский.
Майя увидела, как Виталий достал из кармана мобильный, открыл в нем калькулятор и стал что-то считать.
— Получается что-то около шести минут, — сказал он, закончив подсчет.
Они съехали на грунтовую дорогу. Слева от нее тянулись яблоневые и грушевые сады, а справа — зеленые луга, огороженные невысоким деревянным забором, за которым паслись два десятка черных лохматых коров. Хозяйка фермы проводила их к месту, где нашли Диану. Девочка, по ее словам, лежала под деревом. Ветки могучей ольхи расцарапали лицо, но смягчили падение, и тело ребенка почти не пострадало. Виталий опустился на колени, лег на примятую телом Дианы траву и заплакал. Майя, Михаэль и Гельмут отошли в сторону, решив, что Виталию нужно побыть одному. Через несколько минут они услышали его крик.
— Я нашел ее бусы! — кричал Калоев.
Виталий выглядел безумным. Он плакал и смеялся одновременно, а потом показал Майе три перламутровые бусины на своей ладони:
— Я подарил их Диане в прошлом году.
Калоев снова опустился на колени и стал шарить руками по траве.
— Хотите, я вам помогу? — спросила Майя.
— Не надо! Не подходите! Я сам.
Виталий нашел еще пять бусин. С дерева с надломленной ветки снял клочок волос дочери. Все то, что осталось у него от Дианы, он аккуратно сложил в платок, завязал его и убрал в левый нагрудный карман жилета. Этот маленький сверток теперь всегда и везде будет с ним. А на месте авиакатастрофы появился мемориал в виде разорванной жемчужной нити…