В кого влюблялась Марина Цветаева

«Любить только женщин (женщине) или только мужчин (мужчине), заведомо исключая обычное обратное — какая жуть! А только женщин (мужчине) или только мужчин (женщине), заведомо исключая необычное родное — какая скука!»

Из дневников Марины Цветаевой, 1921

Поэтесса Марина Цветаева, одна из ярчайших представительниц литературы Серебряного века, готова была принимать любовь во всех ее проявлениях. Она увлекалась мужчинами, женщинами, писала пылкие признания Пушкину и питала восторженные, граничащие со страстью чувства к Анне Ахматовой. Любовь в полном смысле этого слова будто бы питала ее, давала возможность творить, развивать и преумножать дарование. Однако в череде бесконечных увлечений было три, в большей мере определивших жизнь и творчество Цветаевой, наложивших нестираемый отпечаток не только на ее собственную судьбу, но и на ее близких.

Об этих драматических, ярких, болезненных и пронзительных романтических историях мы расскажем в нашей статье.

«5 мая 1911 года на пустынном, усеянном мелкой галькой берегу Коктебеля Марина Цветаева загадает желание: „Если он найдет и подарит мне сердолик, то я выйду за него замуж“», — писала в воспоминаниях о матери Ариадна Эфрон. Речь шла о Сергее Эфроне — драматической и долгой любви поэтессы.

Они встретились в Крыму, куда оба были приглашены другом и в каком-то смысле наставником Марины — поэтом Максимилианом Волошиным. И, разумеется, Эфрон нашел розовый камушек.

Сергей Эфрон и Марина Цветаева

Цветаевой едва исполнилось восемнадцать лет, Сергею — семнадцать. Первая любовь захватила обоих сразу и без остатка. Впрочем, Марина умела влюбляться как никто, мастерски, со всем своим талантом дорисовывала в фантазиях образ избранника, наделяла его недостающими чертами. Касалось это и Эфрона.

Интересно, что Цветаева, определив для супруга роль печального рыцаря и льва, даже называла его не по имени, предпочитая обращаться к мужу Лев или Лева. Сергей же с радостью принимал это, даже не догадываясь, что способность Цветаевой привязываться не к живому человеку, а к вымышленному идеалу не раз поставит их брак под угрозу.

Но тогда, в истоке нового, грозящего катастрофами XX века молодые люди не думали, какие потрясения ждут страну, мир, а главное — их маленькую семью. Они были увлечены и абсолютно счастливы. Уже в 1912-м они поженились, в тот же год родилась Ариадна — первая из трех детей четы, а в 1917-м — Ирина.

Вот что Марина Цветаева написала о возлюбленном в первом стихотворении, посвященном ему:

Своими чувствами Цветаева делилась и с близкими. В письме к известному критику и философу Василию Розанову поэтесса писала: «Если бы Вы знали, какой это пламенный, великодушный, глубокий юноша! Мы никогда не расстанемся. Наша встреча — чудо!»

Расставание меж тем было неизбежным. После революции Сергей Эфрон оказался в рядах Белой армии. Служба отлучила его от семьи. Позже об этом периоде Цветаева напишет одно из немногих своих прозаических произведений — «Повесть о Сонечке». В нем удивительным образом сочетаются и тоска по мужу, и страх за будущее, и пронзительная любовь к жизни, молодости, к тому, что вот-вот закончится и никогда не повторится.

Долгих два года Марина ничего не слышала о муже, а разыскав его через знакомых в Европе, немедленно собралась к супругу. Впрочем, с собою она увезла только одну дочь: «Старшую у тьмы выхватывая — Младшей не уберегла». Маленькая Ирина умерла от голода в приюте в 1920-м году, куда Цветаева сдала обеих девочек, не в силах позаботиться о них в одиночестве.

Позже, уже в Париже, у четы Цветаевых-Эфрон родится еще один ребенок, Маринин любимчик Мур. Правда, до сих доподлинно неизвестно, кто был настоящим отцом мальчика. В Праге Цветаева влюбилась, и с такой силой, что казалось, будто брак с Эфроном вот-вот прекратит свое существование. Сложности добавляло еще и то, что новым избранником поэтессы стал близкий друг Сергея — Константин Родзевич. Умный, обаятельный врач и сын польского дворянина, он будто бы околдовал Марину. Но он и сам был не прочь попасть под чары этой хрупкой, некрасивой, но полной кипучей энергии и невообразимого таланта женщины.

«Мой Арлекин, мой Авантюрист, моя ночь, моя страсть. Сейчас лягу и возьму тебя к себе. <...> Твои губы на моих, глубокое прикосновение, проникновение — смех стих, слов нет — и ближе, и глубже, и жарче, и нежней — и совсем уж невыносимая нега, которую ты так прекрасно, так искусно длишь», — такие строки Цветаева писала Константину Родзевичу, своему болезненному, похожему на одержимость увлечению. Впрочем, у Марины как будто и не могло быть простых, понятных и, главное, завершенных счастливо историй. По роковому стечению обстоятельств Цветаеву и Родзевича Сергей Эфрон познакомил сам. Они встретились в Праге в 1923 году, где Константин оказался вместе с войсками Белой армии.

Что удивительно, он меньше прочих интересовался творчеством поэтессы: «Цветаеву не читал. Принципиально? Парадоксально. Не читал. Увы!». Она же посвятила ему более девяноста стихотворений.

Сергей Эфрон — слева в верхнем ряду, Константин Родзевич — справа в нижнем ряду, Марина Цветаева — слева в нижнем ряду

Обольщал жену приятеля Родзевич по всем «донжуанским» правилам: Константин и Марина надолго уходили гулять по лесу, проводили бесконечные часы за разговорами в кафе, на мощеных пражских улочках. «Мой спутник — молоденький мальчик , простой, тихий. <...> Называет мне все деревья в лесу и всех птиц. Выслеживаем с ним звериные тропы. <...> Он сам, как дикий зверек, всех сторонится. Но ко мне у него доверие. Стихов не любит и не читает», — описывала Цветаева Родзевича в письме к Бахраху в середине августа 1923 года.

Невинные прогулки, часто в сопровождении Ариадны, переросли в бурный роман. Цветаева, страдавшая и от разлуки с родиной, и от взросления дочери, которая все больше отдалялась от нее, нашла в Константине утешение и поддержку. И вновь, как это прежде произошло с Эфроном, дорисовала у себя в сердце образ возлюбленного и сделала его героем ярчайших своих произведений — «Попытки ревности», «Поэмы горы», «Поэмы конца».

Отношения продлились всего три месяца. Об этом романе судачила вся эмигрантская Прага. Один Эфрон будто бы не замечал происходящего. Когда же правда всплыла наружу, муж предложил Марине разъехаться. Та же после мучительных размышлений в конце концов выбрала супруга. Родзевичу с Цветаевой нечего было дать друг другу, кроме оторванной от реальности любви. Впрочем, еще некоторое время длилась их переписка. Родзевич отвечал по большей части неохотно — ему чужды были и пылкие признания, и платоническая связь. Он, человек приземленный, равнодушный к искусству и творчеству, предпочел исчезнуть из жизни Марины. Интересно, однако, что все послания возлюбленной Константин хранил до самой смерти.

Была в судьбе Цветаевой и еще одна история, случившаяся еще до отъезда из России и встречи с Родзевичем. С Софией Парнок, поэтессой и одаренным литературным критиком, Марина познакомилась в октябре 1914 года. Тогда же, в день первой встречи, Цветаева написала первое из семнадцати стихотворений, посвященных Парнок.

Изначально стихотворный цикл носил название «Ошибка», позже Цветаева переименовала его в «Подругу». Он наиболее полно и красочно демонстрирует развитие отношений двух женщин, начавшихся так легко и завершившихся трагическим, тяжким для обеих разрывом.

София Парнок

Парнок и Цветаева провели вместе полтора года. За это время были совместные путешествия в Ростов Великий, Харьков, Коктебель. Они редко разлучались, однако постепенно становилось очевидным, что для Софии роман с Мариной — не более, чем развлечение, очередной нетривиальный и оттого еще более захватывающий опыт. Цветаева же, как и всегда, была погружена в отношения с головой, позабыв и о муже, и о двухлетней дочери. Она обвиняла Софию в равнодушии, требовала от той внимания, взаимности, верности. Последняя же просто не хотела этого дать. Они расстались зимой 1916 года из-за незначительного конфликта. Разрыв, однако, был громким и непоправимым.

Впоследствии Цветаева называла эту историю «часом своей первой катастрофы» и ничего не желала даже слышать о Парнок. Та же, в свою очередь, исчезла из жизни поэтессы. Впрочем, по свидетельству родственников и близких, до самой смерти на прикроватном столике Софии стояла фотография юной Марины.

Романтические увлечения Цветаевой сменялись одно другим. Ей даже приписывали роман с Борисом Пастернаком. Однако, несмотря на все влюбленности, она так и не разошлась с мужем. Любовь к нему вела ее за собой, давала надежды на благой исход, которые, впрочем, не оправдались.