Кто для других законы составляет, / Пусть те законы первым соблюдает
Джеффри Чосера (ок. 1340 — 1400) по праву называют «отцом» английской поэзии и основателем национальной литературы. Он был первым автором, начавшим писать свои произведения на среднеанглийском языке.
Его творчество во многом предвосхитило культуру Северного Возрождения. На Чосера оказали сильное влияние идеи итальянских гуманистов. Поэт несколько раз посещал Апеннинский полуостров, где встречался с Боккаччо и Петраркой, читал «Божественную комедию» и лирику Данте.
Самым известным его сочинением стала книга «Кентерберийские рассказы». Этот сборник стихотворных новелл, написанный в лучших традициях «Декамерона», вошел в историю как одно из величайших произведений европейской литературы эпохи Средневековья.
Кто для других законы составляет, / Пусть те законы первым соблюдает. |
Недаром говорят: в любви и власти, / Никто охотно не уступит части. |
Как все духовное, любовь вольна, / И всякая достойная жена / Свободной хочет быть, а не рабыней. / Мила свобода ей, как и мужчине. / Быть снисходительным велит любовь, / Себе не портить раздраженьем кровь, / Высокой добродетелью, по мненью / Людей ученых, надо счесть терпенье: / Оно сильнее строгости стократ. |
Лишь между близкими удачен брак, / - Всегда и всюду это было так. |
Остерегайтесь гнусным поведеньем, / А паче неуместным снисхожденьем / Детей своих губить. Кто портит чадо, / Тому не миновать, поверьте, ада. |
Чудно порой ведет себя любовник: / То на деревья лезет, то в терновник, / То верх, то вниз, как на колодце ведра, / Как пятница — то сильный дождь, то вёдро / Поистине, изменчива без меры, / Сердца людей всегда мутит Венера. |
Кто властвовать желает над собой, / Тот должен чувства сдерживать порой. |
Мы все как тот, кто опьянен вином: / Пьянчуга знает — есть, мол, где-то дом. / Не знает только, как пройти домой, / И скользок путь под пьяною ногой. / Вот так же мы плутаем в сей юдоли: / Мы жадно ищем путь к счастливой доле, / Но без конца плутаем, как на грех, / Все таковы, и сам я хуже всех. |
Мой сын! Господь, во благости своей, / Язык огородил у всех людей / Забором плотным из зубов и губ, / Чтоб человек, как бы он ни был глуп, / Пред тем, как говорить, мог поразмыслить / И беды всевозможные исчислить, / Которые болтливость навлекла. |
Тут Алисон окно как распахнет / И высунулась задом наперед. / И ничего простак не разбирая / Припал к ней страстно, задницу лобзая. / Но тотчас же отпрянул он назад, / Почувствовав, что рот сей волосат. / Невзвидел света от такой беды: / У женщины ведь нету бороды. / «Фу! Что за черт! Ошибся я немножко». / «Ошибся? Да!» — и хлоп его окошком.
|