Не так давно французский писатель и философ Бернар Вербер посетил Москву, чтобы представить свой новый роман «С того света». Пользуясь случаем, мы поговорили со знаменитым автором о его новой книге, вере в реинкарнацию и жизненном пути, который предопределен с детства.
Я знаю, что вы любите фантастику, имя вашего героя — Габриэль Уэллс, очень похоже на имя писателя Герберта Уэллса. Это случайность?
Нет, не случайность, я хотел отдать дань Уэллсу. И вообще, мне очень нравится эта фамилия, потому что по-английски она означает «колодец». Семья Уэллсов, героев моего романа, мне представляется в форме колодца, можно спускаться все глубже и глубже, открывать какие-то новые стороны, но так и не достичь дна.
А часто вы задумываетесь над отсылками к тем или иным произведениям, когда пишите?
Да, я люблю давать ссылки. В своих книгах я часто цитирую трех авторов: Рабле, которого я очень люблю, Филиппа К. Дика и Пифагора. Но я цитирую их не потому, что они писатели, а потому что они величайшие философы и у них есть очень глубокие мысли.
Есть ли какие-то книги, с которыми вашим читателям стоит познакомиться, чтобы понять ваши собственные произведения?
Нет, никакой подготовки не нужно. Наоборот, я стараюсь сделать так, чтобы меня мог понять любой читатель, максимально неподготовленный. Одному из моих самых юных читателей всего лишь семь лет. Я намеренно пишу так, чтобы меня мог понять даже ребенок, не хочу быть элитарным автором для избранных. Моя цель — стать писателем для самого широкого круга. И я совершенно убежден, что завоевать внимание большой читательской аудитории гораздо сложнее, чем понравиться какой-то маленькой группе людей.
У героя вашей книги есть брат антагонист. Габриэль Уэллс — писатель и философ, а его брат — ученый, верящий только в разум. Какой из этих типов интереснее вам в реальной жизни?
Я сам больше похож на главного героя, и поэтому мне интереснее общаться с людьми, которые не похожи на меня. Но рационализм — это такое же верование, как и другие. Я не очень люблю людей, которые думают, что все знают, которые убеждены, что Бога не существует, что после смерти ничего не происходит. Они живут со своей уверенностью, но, по-моему, это не самые интересные личности. То же самое можно сказать о тех, кто уверен в обратном: что Бог есть, что после смерти нас ждет то-то и то-то. Честному человеку стоит признать, что он не знает, что будет дальше. Он должен учиться, должен узнавать, а любая гипотеза может оказаться истиной.
Идея того, что после смерти существует другая жизнь, позволяет нам расслабиться и в момент нашего ухода из этого мира не так сильно переживать. И если эта гипотеза может сделать людей чуточку счастливее, то почему их нужно лишать этого счастья? Когда я думаю о том, что у меня были предыдущие реинкарнации и будут еще, меня это успокаивает. Я думаю о том, что если в этой жизни не получится сделать все совсем уж идеально, то можно будет попробовать еще раз в следующей.
Вы говорите, что вас успокаивает мысль о возможности изменить что-то в будущих реинкарнациях, но, судя по вашей книге, мы забываем то, что было в прошлой жизни. Или это не так?
Сознанием мы забываем, но бессознательно мы помним. Поэтому очень интересно попытаться установить связь со своим бессознательным. Это можно сделать во время сна. И еще очень интересно задать себе вопросы: «Почему я такой? Почему я действую так, а не иначе?». Я уверен, что, когда вы были младенцем, вы уже были такой, как сейчас. Это как с растением, вся суть которого заложена в семечке. Это что-то органическое, что-то естественное, в противном случае мы все были бы одинаковыми. Иначе как объяснить то, что есть люди, у которых от рождения есть музыкальные способности. У детей могут быть одни и те же родители, но у одного способности есть, а у другого нет. Я считаю, что реинкарнация — это одно из возможных объяснений, почему дела обстоят так, а не иначе.
Получается, мы ничего не можем изменить в себе? Только развивать?
У нас всегда есть свободный выбор. Представьте жизнь как дорогу. Самое простое — сесть в машину и ехать по ней. Вы можете остановиться, вернуться, отклониться от магистрали и ехать по какой-то маленькой дорожке рядом. Но перед тем, как вы сделаете какой-то из возможных выборов, главный маршрут уже намечен. И если вам в итоге наскучит блуждать окольными путями, вы всегда сможете на него вернуться.
Мне кажется, жизнь посылает нам огромное количество знаков, чтобы показать, на нашем ли пути мы находимся или отклонились. Я никогда не хотел быть писателем, но я пишу. Лошадь же не обязательно хочет выигрывать скачки, но при этом она мчится, или пчела, она же не то чтобы очень хочет производить мед, но при этом она его производит. И для меня писать книги так же естественно, как писать статьи, если это ваша страсть. Когда я был журналистом, я замечал, что мне было сложно, а когда я начал писать, все как-то само собой образовалось и стало намного легче. Поэтому моя карма — это, скорее, писать художественную литературу, а не статьи.
Вы сказали про знаки, какой «знак» вам послала жизнь, чтобы вы обратились к литературе?
Очень простой. У меня был друг, который посоветовал мне не тратить свое время на журналистику.
Общаясь с моей коллегой, вы рассказали, что у вас в голове столько разных историй и героев, что вы, условно, просите их выстроиться в рядочек и рассказать о себе. Как вы определяете, какая история важна, а какая может и подождать?
На самом деле вначале я просто пишу первую версию, в которой ничего не работает, а уже потом внимательно читаю текст, где одно не связано с другим, и понимаю, как выстроить связанное произведение. Роман «С того света» я переписал 11 раз. То есть я написал 11 романов на 400 страниц, чтобы получился тот, который вы держите в руках. То есть мой выбор — результат моих ошибок. Я смотрю, где и что я сделал неправильно, и выбираю верный путь. На самом деле, мой роман реинкарнируется 11 раз.
Вы выбираете сами или при помощи редактора?
Вот сейчас у меня отличный редактор. Я начал с ней работать, когда был на четвертой стадии романа, и она мне подсказывала, что работает, а что нет. Мою книгу она перечитывала три раза. Обычно мои редакторы устают от меня. Редко кому хватает терпения, и, в общем, я их понимаю. Но как только я отправляю рукопись читателю, я тут же понимаю, как следовало написать эту книгу. И тогда я делаю еще одну версию, которая оказывается финальной. Вот так я и работаю. Но когда я пишу, я всегда знаю конец, не могу сказать, что я куда-то улетаю в своих фантазиях.
Но если вспомнить историю с романом «Муравьи», который редактор попросил сократить на две трети. Вы когда-то говорили, что отнеслись к этой задаче, как к квесту. Насколько стоит доверять чужому мнению в работе над произведением?
Ну, после десятой версии книги я уже думаю, что издатель всегда прав. Конечно, мой издатель советуется со мной по поводу того, что стоит удалить, но, как правило, я всегда с ней соглашаюсь. Я ведь человек сомневающийся. Сомневаюсь, существует ли Бог, есть ли реинкарнация, по поводу своих рукописей я тоже сомневаюсь. Я часто задаю вопросы и пишу книги для того, чтобы найти на них ответы.