Интервью с популярным французским автором
Он не любит громких оваций и внимания журналистов, гораздо приятнее для него — инкогнито зайти в парижское метро и обнаружить пассажиров, читающих очередной его роман. Литературные критики сравнивают Филиппа Клоделя с Альбером Камю и Францем Кафкой, его называют гением и живым классиком французской литературы, сам же он советует всем своим поклонникам не слушать высказывания прессы и читать побольше хороших книг.
Филипп Клодель недавно представил своё новое произведение «Собачий архипелаг» на ярмарке интеллектуальной литературы non/fiction в Москве. Это история вне пространства и вне времени, которая затрагивает самые острые вопросы сегодняшнего дня. Редактор eksmo.ru Саша Баринова поговорила с писателем о толерантности и нетерпимости, а также о том, каково это — носить звание гения литературы.
Откуда вы берете идеи для романов? Они основываются на реальных событиях или это исключительно вымысел?
В моих романах нет вымысла как такового — все это в каком-то смысле реальные истории. Это подлинная жизнь. Литератор — это человек, ничем не отличающийся от тех, кого он описывает в своих произведениях. Писатель существует в пространстве общества, эпохи, и в его задачу входит выступать в качестве наблюдателя: следить за жизненными процессами, разбирать их, анализировать. Меня вдохновляет социум, в котором я живу: его проблемы, его переживания, его развитие.
Уже несколько лет феномен иммиграции занимает человеческие умы, остается одной из самых болезненных точек всего мира, а особенно Европы. Судьбы переселенцев, людей, вынужденных вопреки собственной воле покидать родные места — тема, которая волнует, трогает меня. В том числе я говорю и об огромной разнице восприятий, как смотрят на это «движение» жители мегаполисов и обитатели маленьких провинциальных городков, что так спокойно воспринимают одни и не готовы пока принимать другие.
Конечно, ни одно произведение не обходится без доли фантазии, писатель на то и писатель, чтобы подключать воображение к своей работе: он перерабатывает опыт поколения, привносит свою лепту в это исследование и создает текст о самых острых проблемах современности.
Ваш новый роман затрагивает тему, о которой сейчас говорят и пишут все. Можно сказать, тяготы жизни иммигрантов — своеобразный тренд. Почему этот сюжет заинтересовал вас?
Здесь все довольно просто: на протяжении последних пяти-шести лет Францию и многие другие европейские страны, в числе которых Италия, Германия, Испания, буквально накрыла волна переселенцев из Африки, Ирака, Сирии. Всех стремящихся в Европу людей объединяет одна, абсолютно понятная мечта — мечта о лучшей жизни, в которой не будет войны, голода, лишений. Для европейцев это совершенно новый опыт, который порой они воспринимают как проблему, нечто обременительное. Кроме того, такие масштабные переселения, которые имеют место в последние годы, сказываются не только на настроениях общества, но и на природе, возникают климатические изменения. Вполне естественно, что это провоцирует социум на рефлексию.
По-вашему, что значит быть толерантным?
В общем потоке информации действительно непросто найти определение, которое подходило бы именно тебе. Для меня в первую очередь толерантность — это человечность, гармония между сохранением собственных границ и уважением к личности человека, живущего с тобой бок о бок. И в этом уважении, принятии своего ближнего, отсутствует принуждение — в первую очередь это должен быть твой осознанный выбор, душевная потребность.
Осознавать, что каждый человек имеет право на полноценную жизнь, вне зависимости от его религии и цвета кожи — вот что для меня означает быть толерантным.
Главный антагонист в вашем романе — Мэр города, то есть законно избранная власть, представитель народа в демократическом обществе. Можно ли утверждать, что власть всегда находится в оппозиции честности и справедливости?
«В Собачьем архипелаге» у меня не было задачи показать плохое и хорошее, черное и белое. Даже Мэр, о котором сейчас идет речь, имеет по большому счету свой, и притом очень весомый мотив, свою правду. Читатель становится свидетелем пересечения двух взаимоисключающих правд — Мэра и Учителя. Каждая из них имеет право на существование, каждая полностью отрицает другую. Учитель — идеалист, он олицетворяет высший закон человечности, а Мэр — представитель общества, чьи потребности гораздо более прозаичны, нежели спасение души.
Каждый из нас хотя бы раз принимал решение, которое противоречило законам чести, законам справедливости, но, тем не менее, это было единственно правильное решение. Именно таким порывом руководствовался и Мэр, отдавая приказ сбросить тела переселенцев в жерло вулкана. Оно и понятно — он боялся, что прибывшие на остров полицейские и журналисты разрушат все надежды островитян на нормальную жизнь. Он волновался о будущем своих сограждан. Его решение обосновано не коварством, а желанием уберечь свой народ от неприятностей. Разве он в этом не прав?
Политики вынуждены поступать против совести гораздо чаще, чем мы, простые смертные, и в этом их правда.
Даже если это решение незаконно?
Преступление против закона — это совершенно другая вещь. Здесь вопрос не в профессиональной деятельности человека, а в его геноме. Преступление — это сбой системы, в любой области, не только в сфере власти.
Вы не в первый раз затрагиваете тему иммиграции. В вашем романе «Дитя господина Лина» всё гораздо конкретнее — как минимум можно догадаться о какой стране идет речь. Почему в «Собачьем архипелаге» вы уходите от конкретики, помещая героев в совсем уж абстрактное пространство?
Для меня было важным создать символичное пространство, которое одновременно походило бы на любую страну, и не было бы похожим ни на одну из них. Мне кажется, абстрактность пространства позволяет человеку более четко увидеть и оценить ситуацию, не позволяя себе отвлекаться на детали, расслабляться. Если обозначить место, это позволит читателю думать так: «Это не моя страна, это произошло не со мной, значит — это не моя проблема», а так появляется огромное пространство для выбора, это может быть Франция, Германия или любое другое государство, это могло произойти где угодно.
Сегодня модно работать в жанре притчи. Как вы думаете, почему складываются такие тенденции?
Вы находите? У меня складывается впечатление, что я один работаю этом жанре. На самом деле такое стремление вполне объяснимо — жанр притчи позволяет кристаллизовать повествование, не отвлекаясь ни на что лишнее, сфокусироваться на сюжете.
Долгое время вы работали преподавателем, как по-вашему, определяет ли писателя его первая профессия?
Начнем с того, что для меня писатель — это не профессия. Скорее призвание, образ жизни. Быть литератором не учат в школе, к этому можно прийти только самостоятельно, в сознательном возрасте. Но для того, чтобы стать хорошим писателем, необходим жизненный опыт, который и дает нам наша основная профессия. И потом, где как не в школе, общаясь с молодым поколением, можно почерпнуть самые важные вещи?
Как же тогда становятся литераторами, если этому нельзя научиться? Человек просыпается и думает: «Решено, буду писателем!»? Или принятию решения предшествует долгий путь?
Бывает и так: «В один прекрасный день он проснулся и решил быть писателем...». Большинство французских авторов, однако, никогда и подумать не могли, что когда-нибудь свяжут свою жизнь с литературой. В моем случае было не так — мне всегда интересно было писать, еще в детстве я придумывал сказки, забавные стишки, так что я никогда не начинал писать — я всегда продолжаю это делать.
Если говорить о процессе, то, как правило, это сродни голосу, который надиктовывает тебе историю, сюжет, давая возможность фантазировать, додумывать. Я не смог бы утверждать, что всякий раз четко вижу лица моих персонажей, но я знаю их историю, я знаю, как звучит их голос, я в курсе их привычек, для меня они реальны.
Литература для меня — в первую очередь удовольствие, и только потом работа.
Вас сравнивают с Прустом, Камю, Кафкой, то есть практически записывают в живые классики. Мне всегда было интересно, а не страшно создавать новое произведение, когда тебя уже возвели в ранг гения? А что если не получится, или получится, но не так?
Я скажу вам так: меньше слушайте критиков. Во Франции любят лепить ярлыки без разбора: гений, классик и так далее, а ведь это мало отношения имеет к реальному искусству. Мне кажется, лучший выход — забыть о том, что о тебе говорят, и делать то, что ты делаешь: придумывать истории, рассказывать, быть в диалоге со своими читателями — это самое важное.