«Остров Сахалин» Эдуарда Веркина — это и великолепный постапокалипсис, и отличный приключенческий роман, от которого невозможно оторваться, и нежная история любви, и грустная повесть об утраченной надежде. В нем автор гармонично совмещает философские рассуждения и фантастику, одновременно продолжая традиции Антона Чехова, Станислава Лема и братьев Стругацких. Мы публикуем отрывок из этой книги.
***
Мы с мэтром Тоши надели поверх обычной одежды еще грязные пластиковые плащи и зашагали по дороге, проложенной вдоль моря. Местность, лежавшая окрест, производила удручающее впечатление: то тут, то там виднелись двухэтажные бараки, судя по виду, построенные еще до войны, покосившиеся, с проржавевшими стенами, с подпорками из выловленных в море бревен и ржавых рельсов. Отличить жилые бараки от брошенных было невозможно — все крыши покрывали мох и лишайник, окна забраны пластиковыми щитами и пленкой, а кое-где и камнями. Рядом с бараками виднелись и другие жилища, сложенные из чего попало: из потертых тракторных покрышек, кабин бульдозеров, перевернутых лодок, плавника, разрезанных нефтяных бочек.
Между постройками в беспорядке лежали детали различных машин, вероятнее всего использовавшихся в горных и химических производствах. Котлы, фермы, колеса и поршни, огромные, в человеческий рост и выше, изъеденные кислотой, коррозией и давлением, страшные, точно на самом деле побывавшие в инфэруно, впрочем, может, так оно и было. Глядя на них, я думала: что же здесь творится с людьми, если не выдерживают машины?
Зелени не было видно, хотя лето стояло в разгаре, лишь кое-где из-под сажи и ржавчины проглядывала трава, которая выглядела здесь чужеродной.
Не встречалось и людей. Никого. Окрестности Курильска оказались безлюдны и пустынны — все население, по-видимому, сосредоточилось в промышленной зоне и возле вулканов, лишь возле одного жилища, которое плохо соотносилось со званием дома, сидел седой и с виду абсолютно сумасшедший старик.
Мэтр Тоши, кажется, бесконечно вел меня вдоль берега, лишь изредка останавливаясь для того, чтобы покашлять, проклясть свою жизнь и восхвалить мудрость Императора и снова проклясть, но в этот раз уже Итуруп, прибывающих китайцев, патэрена Павла, опасного сумасброда и шарлатана, выправившего себе и своей богадельне довольствие в гораздо большем размере, чем это полагается ему по всем известным табелям.
Я не спорила. Про патэрена Павла я почти ничего не знала, кроме того, что когда-то с ним была знакома моя мать, а еще я знала, что он очень высок, потому что свитер, который я должна ему передать, оказался Геркулесовых размеров — еще на «Каппе» я не удержалась и примерила: он был мне ниже колен.
— Не желаете осмотреть кладбище китов? — поинтересовался вдруг мэтр Тоши, когда мы оказались у границы поселения.
— Зачем? — не поняла я.
— В этнографических целях, разумеется. У нас прекрасное кладбище китов, совсем недалеко. Тут, на берегу. Вы же этнограф.
— Я футуролог.
— Тем более. Вы должны думать о китах.
Я не стала спорить. Возможно, мэтр Тоши прав, возможно, стоило думать о китах.
— В другой раз, — пообещала я. — Обязательно.
— Пойдемте, посмотрим, — не услышав меня, махнул костылем мэтр Тоши. — Это самое большое кладбище китов, в следующий раз его может смыть. Прошлое цунами унесло половину.
— Мне нужно повидать патэрена Павла, — сказала я. — Мэр сказал, что вы меня проводите до экклесии.
— Зачем вам нужна эта скотина патэрен Павел? — разочарованно поморщился мэтр Тоши. — Невыносимое животное, поверьте мне...
— У меня к нему дело частного характера.
— Как знаете, — пожал, видимо, еще здоровым плечом мэтр Тоши. — Только экклесия... Возможно, такой благородной девушке не стоит ходить туда, там сосредоточены не лучшие... представители нашего островного общества.