Отрывок из нового детективного романа писательницы
«Ловушка для птиц» — новый детективный роман Виктории Платовой. Мы публикуем из него отрывок.
***
Подвижек не случилось, тут Брагин ошибся. Впервые за его многолетнюю практику железное правило не сработало. Спустя два дня после обнаружения трупа он знал о мертвой девушке не больше, чем в первые минуты их печального знакомства. Ни имени, ни фамилии, ни места жительства. Никто не разыскивал ее, никто не подавал заявлений в полицию. Безусловно, заявления были, но совсем на других людей. Девушек тоже искали, и Брагин с Пашей Однолетом тщательно отслеживали каждый такой случай.
Ничего общего с... Сандрой.
Имя для неизвестной из 191-го автобуса придумал Паша Однолет. Ему, видите ли, взбрело в голову, что девушка чем-то похожа на американскую актрису Сандру Баллок. Но не в фильме «Гравитация», где Баллок почти вплотную приблизилась к полтиннику, — что-то более раннее, романтическое. Возможно, снятое еще до рождения Паши, которому в прошлом месяце исполнилось двадцать три.
Мертвая Сандра была еще моложе.
— Не особо ошибусь, если скажу, что жертве лет двадцать, — заявил судмедэксперт Пасхавер, ангел вскрытия, с которым Брагин отработал уже не одно дело.
Пасхавер рассеянно забарабанил пальцами по краю прозекторского стола, на котором лежал труп девушки. И Брагину впору было сделать то же самое: он всё не мог отделаться от мысли, что уже видел ее когда-то.
Точно не в кино.
— Максимум — двадцать один.
— А что-нибудь более существенное? У нас никаких зацепок. Вся надежда на тебя, Гарик, — воззвал к Пасхаверу следователь.
Это была чистая правда. Вместе с таинственным красным рюкзаком исчезло все то, что могло бы хоть как-то помочь в идентификации личности убитой: документы, телефон, ноутбук или планшет, кошелек, банковские карты, скидочные карты, записные книжки... Хотя никто сейчас не пользуется записными книжками, за исключением самого Игоря Самуиловича Пасхавера. Они у судмедэксперта особые: плотная нелинованная бумага, обложка из толстой кожи, неровно обрезанной по краям. В обложку вмонтированы специальное гнездо для карандаша и перехватывающая резинка с обязательной бусиной. Или двумя. «Звезда и смерть Индианы Джонса», — так называет свои блокноты Пасхавер, причем каждой из звезд и смертей присваивается свой порядковый номер. Меняющийся по мере заполнения страниц. Сейчас Игорь Самуилович пользует «Звезду и смерть Индианы Джонса — 21», Брагин опосредованно знаком с предыдущими двадцатью: заметки по поводу дел и тел (как правило — обстоятельные и не лишенные философичности); зарисовки трупов, особо впечатливших Пасхавера (надо же использовать карандаш по назначению) и короткое резюме под зарисовками.
И анекдоты.
Игорь Самуилович обожает анекдоты, но никогда толком не запоминает их. А при случае, в подходящей компании, ввернуть что-нибудь особенно разухабистое, соленое и перченое, бывает невтерпеж. Вот и приходится конспектировать все, достойное внимания. Ближний круг знает эту слабость Пасхавера и относится к ней с пониманием. И частенько (только для того, чтобы сделать судмедэксперту приятное) просит: Гарик, жги! Тогда-то Пасхавер и достает свой заветный блокнот. И ровным скучным голосом начинает зачитывать то самое — соленое и перченое, и по большей части — ненормативное. Комический эффект от такого чтения трудно переоценить. Но в общем и целом Игорь Самуилович похож на свой голос — он скучный и бесцветный человек. Что не отменяет профессиональных качеств, а Пасхавер — высочайшей пробы профессионал.
— Анекдот про мужика в хозяйственном магазине знаешь? — подмигнул судмедэксперт Брагину.
— Я тебя умоляю, Гарик! Давай по существу.
— Ну, хорошо.
Жестом фокусника Пасхавер откинул простынь, и Брагин впервые смог рассмотреть девушку так близко, детально: не защищенную одеждой, не отгородившуюся от мира капюшоном куртки. Первое, что приходит в голову, если выкатить за скобки прозекторский стол, — она красавица.
У Паши Однолета беда с воображением, раз всё, что он смог выудить из себя, свелось к американской актрисе не первой свежести. Они и не похожи вовсе. Зато имя в самый раз, — неожиданно подумал про себя Брагин. Сидит как влитое. Ни за что его не оттянуть от этих коротких темных волос, торчащих в разные стороны. Вроде бы беспорядок, но хорошо продуманный беспорядок. Пару лет назад Катя носила подобную стрижку, и у нее уходила уйма времени, чтобы ее уложить, разобраться со всей этой рваной неэвклидовой геометрией. Стрижка делала ее моложе, делала девчонкой, угловатой и застенчивой. А погибшая Сандра — какой она была?
Теперь не узнаешь.
Остается просто смотреть на высокие скулы, прямой нос и четко очерченные губы. Они чуть темнее, чем обычно положено губам, и изогнуты чуть более прихотливо. Опускаться ниже, к подбородку, Брагину совсем не хочется: все из-за успевшей засохнуть струйки крови. Это и есть черта, подведенная под случившимся. Интересно, г-ммм... Сандра успела понять, что именно произошло? Будем надеяться, что нет. Хотя это уже не имеет никакого значения.
— Нож я вынул, — пробубнил Пасхавер. — И могу сказать тебе, что работал профессионал. Чтобы так хладнокровно расправиться с жертвой в людном месте... И, самое главное, точно попасть в цель... Нужно быть именно профессионалом.
— То есть он знал, куда бить?
— И знал, что произойдет с девицей дальше. Почти мгновенный паралич дыхания и остановка сердца. Она не смогла бы позвать на помощь, даже если бы хотела.
Руки Игоря Самуиловича распростерлись над впалым животом девушки, почти касаясь его. В верхней части живота зияла рана довольно внушительных размеров. Идеальная окружность со скошенными краями, как если бы из картофелины вырезали глазок. Не самое выдающееся сравнение, учитывая корку запекшейся вокруг раны крови.
— Прямиком в солнечное сплетение, — продолжил судмедэксперт. — Сантиметр вправо или влево, вверх или вниз...
— И тогда ее можно было бы спасти?
— Это вряд ли. Но минуту или две она бы выиграла. Прежде, чем умереть от обширного кровотечения. Задеты брюшная аорта и блуждающий нерв. Нет, никаких шансов, никаких.
— Крови не очень-то много, учитывая проникающее ранение.
Крови и впрямь было немного. Она не успела даже толком пропитать куртку, лишь на свитере расплылось пятно, почти сливающееся с темно-бордовым цветом ниток. И прямо в середине этого пятна торчала рукоять. Брагин хорошо запомнил ее, еще когда впервые осматривал тело Сандры в салоне автобуса. Рукоять была на несколько тонов темнее — и свитера, и крови.
— Убийца не просто воткнул нож, он успел провернуть его вокруг оси. Нож и послужил своеобразной заглушкой на первое время. Как пробка в ванной, ферштейн? Нож, кстати, — самая обычная выкидушка на кнопке. Вряд ли вы найдете что-нибудь подобное в специализированных магазинах, но на Удельной их полно.
— Ты блошиный рынок имеешь в виду?
— И окрестности тоже. Есть там несколько милитари-лавок с соответствующим товаром. Черные копатели держат, они же все эти приблуды клепают в промышленных масштабах.
— Отпечатки?
— На рукояти — никаких. Да и глупо было бы ожидать, что, исполнив номер повышенной сложности, профи на банановой кожуре поскользнется. Поехали дальше. Татуировка.
Брагин давно уже заприметил татуировку на правом предплечье девушки и все не мог вспомнить, как называются эти рыбки. Что-то, связанное с Японией, с ее садами камней и лакированными деревянными коробочками для печенья. С безмятежной гладью прудов, в которых не сыщется ни одной случайной водоросли, раковины или песчинки. А каждая отдельно взятая деталь призвана подчеркнуть гармонию мира.
Рыбки на предплечье тоже смотрелись гармонично, почти живыми; Брагин мог бы поклясться, что их плавники подрагивают. Все дело в умелой, почти акварельной растушевке, глубине и богатстве цветов, прихотливости линий. Тонкая работа.
Игорь Самуилович Пасхавер был такого же мнения:
— Это тебе не «Кольщик, наколи мне купола», друг мой. Это — произведение искусства. Эх-хх... В кои-то веки татуха понравилась... Да и та на трупе.