В преддверии фестиваля «Шукшинские дни» Евгений Дятлов в интервью «Эксмо» рассказал о первом знакомстве с творчеством Василия Шукшина, своих любимых произведениях автора и о том, почему характеры, созданные писателем в его рассказах, сегодня актуальны как никогда.
Ежегодный фестиваль «Шукшинские дни» стартует на Алтае уже в пятницу и продлится до 26 июля. В рамках фестиваля в Бийске 24 июля состоится творческий вечер заслуженного артиста России Евгения Дятлова, для которого Шукшин стал одним из самых любимых писателей. О программе своего творческого вечера, о рассказах и характерах Шукшина Евгений рассказал нашему сайту.
— Евгений, вы впервые присоединились к фестивалю «Шукшинские дни»?
— Это первый опыт. Когда изначально мне об этом сказали, я даже подумал, что если меня пригласят, то приеду с программой по роману Василия Макаровича Шукшина «Я пришел дать вам волю». Я перемежал чтение отрывков из романа перезвонами Валерия Гаврилина «Ночь перед казнью». Изначально эта песня должна была звучать в спектакле «Я пришел дать вам волю» Театра им. Вахтангова, но там по определенным причинам спектакль не вышел.
Но когда приблизился новый фестиваль, мне позвонил дирижер Антон Жуков и сказал, что хотел бы сделать со мной «Военные письма», которые я также сам планировал сделать с Санкт-Петербургским оркестром народных инструментов. А потому было решено сделать их, и сделать с Катей Гусевой.
— Как произошло первое знакомство с творчеством Шукшина?
— В десятом классе мне странным образом попались в руки его рассказы, до этого я их не читал. Я знал Василия Шукшина как актера, видел на экранах, но в круг моих читательских интересов он не попадал.
И вот после десятого класса в очень сложный период, когда я готовился к поступлению в университет на отделение иностранных языков, мне в руки попались рассказы Шукшина. И я вместо того, чтобы готовиться к вступительным экзаменам в университет, запирался в туалете, чтобы мне не мешали, и читал там рассказы Шукшина. Мама была готова высадить в дверь, а я ни в какую, до такой степени меня они потрясли. Потом я, естественно, взялся и перечитал все, что могло попасться в руки. При том, что это был 1980 год, и найти Шукшина было не так просто. Потом продолжил читать его в армии, в армейской библиотеке.
Сначала мне попались его рассказы, а потом уже я прочитал все остальное, кроме романа «Я пришел дать вам волю». А вот «Я пришел дать вам волю» я прочел уже когда поступил в театральный институт. И это было еще одно потрясение. Я был в гостях у московских студентов театральных, у них был самодеятельный театр. У них очень кипучая была деятельность, и они ставили «Я пришел дать вам волю». И там мизансцена была такая: огромная плаха, и в нее воткнут топор, и дальше такие настилы. Я решил прочитать роман, который стал моим любимым произведением. В конце концов именно с этим произведением, с отрывками из него я завоевал гран-при Всесоюзного конкурса чтецов имени Яхонтова, проходившего в Ленинграде.
— Насколько менялось ваше восприятие рассказов Василия Шукшина по мере взросления?
— Когда только начинал читать Шукшина, было более легкое восприятие всех его персонажей. Колоритность характеров воодушевляла, придавала энергию, и все эти люди казались родными. А сейчас, когда читаешь, в тебе поселяется печаль. Ведь в его рассказах сквозит невозможность реализоваться людям. Его персонажи находятся все время в состоянии дикого напряжения, не могут протолкнуться через огромное количество каких-то недопониманий. Они движутся, как будто рыба на нерест идет, наперекор течению к какой-то своей правде, а до нее не дойти. Это ощущение так свойственно вообще нашему общественному мироустройству. А характеры Шукшина эту базовую проблему высвечивают.
Таких людей так мало, и в этих людях какая-то нераскрытая энергия, нераскрытая правда, которая так и никогда не раскрывается. И такая вот печаль по этому поводу, что хочется немедленно что-то изменить в этом мире. Чтобы они имели доступ к свежему воздуху, чтобы структура социальная развернулась к этим людям. Потому что никуда они не делись, хоть и выписаны они в советское время, но они всегда находились над каким-либо строем.
— Можно ли сказать, что он описывал уходящую натуру?
— Совсем нет. Да, это ощущение, этот внутренний комок выписан в советских реалиях. Но перенесите их сюда, в наше время, и все равно эти люди не будут такими безмятежными. Скажете, что сегодня они вдруг нашли бы свое большее применение и раскрылись? Да ничего подобного! Так у нас все устроено, что такие неугомонные, пытливые, взрывные, какие-то не вмещающиеся в отведенные им рамки, все равно не могут найти для себя раскрытия. Кому-то из этих характеров везет, кто-то прорывается.
Жесткие рамки, существовавшие при социалистическом, советском строе, убрали, но появились более тонкие, более неуловимые, но такие же прочные и жесткие, через которые не прорваться, не ободрав кожу. Степану Разину и сейчас было бы тесно. И, грубо говоря, как он поднялся против бояр и всяких чинуш, так эти бояре и чинуши сейчас никуда не делись.