Рассказываем о знаменитых персонажах
Волшебные сказки не то, чем кажутся! Уже очень давно ученые ищут в историях, которые мы привыкли слушать перед сном, отголоски древних обрядов и верований. Более всех в этом преуспел советский филолог и фольклорист Владимир Пропп. В его работах Яга — это древний лесной дух и проводник в мир мертвых, а царевна — сильный и злой чародей. Так что после знакомства с книгой «Исторические корни волшебной сказки» начинаешь смотреть на детские сборники историй совсем иначе!
Подробности читайте в нашем материале.
Вот казалось бы, живет себе старушка в избушке на курьих ножках: свое хозяйство, ни от кого не зависит, приглашает к себе соседскую нечисть переброситься парой-тройкой слов. Не пенсия, а сказка. Но на месте нашей героине не сидится: то детей у честных людей ворует, то гостей хочет зажарить и съесть. Словом, неприятная бабуля.
Яга — один из самых популярных персонажей славянской мифологии и фольклора. В волшебных сказках она одинаково часто выполняет роль и злодея-антагониста, и волшебного дарителя. Эту вредную старушку вы всегда узнаете по необычной ноге и странно-большим частям тела: «лежала из угла в угол Баба-Яга, костяная нога, нос в потолок, губы на притолоке висят», «впереди голова, в одном углу нога, в другом другая», «на печке лежит Баба-Яга, костяная нога, из угла в угол, нос в потолок врос».
Фольклорист Владимир Пропп считает, что это не нос Яги превосходит все достижения героев «Книги рекордов Гиннеса», а домик у нее слишком маленький и больше напоминает гроб или похоронный лабаз (тут и курьи ножки, на которые похожи опоры лабаза, очень кстати). В некоторых сказках говорится, что у Яги спина или голова полна червей, в некоторых — что спины и вовсе нет. А костяная нога только добавляет к образу особенный колорит:
«Яга напоминает собой труп, труп в тесном гробу или в специальной клетушке, где хоронят или оставляют умирать. Она — мертвец».
«Исторические корни волшебной сказки», В. Пропп
Кстати, о ноге. Необычная конечность нужна персонажу для того, чтобы стоять на «том свете». В сказках она часто слепа (об этом можно догадаться по косвенным признакам), но остро чувствует, когда «русским духом пахнет». Пропп уверен, что именно «русский» запах тут ни при чем, это лишь присказка, сформировавшаяся в поздних волшебных историях. Вся соль в том, что Яга замечает пришедшего по амбре: покойникам не нравится запах живых (и, надо сказать, взаимно).
Бабуля выступает в роли хозяйки леса, исторически — матери зверей и владычицы заповедного пространства, но в сказках принижается и выглядит как нечисть, подрабатывающая пограничником между миром живых и «тридевятым царством». Именно поэтому ее действия (накормила, напоила, спать уложила) так напоминают поминки и проводы покойника. Убедившись, что герой не испугался волшебной пищи (живые не могут вкушать еду мертвых), а также испытания сном и водой, Яга дарует ему волшебного помощника для выполнения задач.
Итак, наша героиня — существо, благодаря которому главный персонаж сказки проходит инициацию, на время умирает для живых и переходит на следующий этап существования, уже с волшебными дарами.
Благодаря Пушкину мы знаем, что «царь-Кощей над златом чахнет», хотя в русских сказках этот персонаж не всегда имеет царскую стать и не часто ведет королевский образ жизни. Иногда он муж змеихи-ведьмы и отец Чуд-юд, лежит на кровати с закрытыми веками, которые поднимают двенадцать мужчин, а иногда — старик «сам с ноготь, борода с локоть». Но, конечно, самое частое амплуа героя — злой колдун, похищающий красоток, чтобы заставить их выйти за себя замуж.
Некоторые исследователи полагают, что Кощей закрепился в фольклоре только с XVIII века, а до этого периода его функции в мифологических сюжетах выполнял Карачун — злой дух, персонализация смерти. Само слово «кощей» известно еще по «Слову о полку Игореве» (XII век), но там оно означало раба или невольника: плененный Игорь пересаживается «в седло кощеево». Появляется оно и в Ипатьевской летописи и означает воина из обоза. А также в берестяных грамотах в качестве личного имени.
В словаре Даля читаем, что имя персонажа, вероятно, произошло «от слова кастить, но переделано в кощей, от кости, означая изможденного непомерно худобою человека, особенно старика, скрягу, скупца и ростовщика, корпящего над своею казною». Близкое определение видим и в словаре Макса Фасмера: 1. «худой, тощий человек, ходячий скелет»; 2. «скряга». Вероятно, от кость.
Короче говоря, имя героя дает нам большой простор для исследований и размышлений. Впрочем, как и функции, которые он выполняет. Пропп возводит его образ к Аиду, повелителю мира мертвых. В польской сказке «Пять овечек» персонаж прямо зовется «владыкой подземного царства». Но в русской волшебной сказке, по мнению исследователя, Кощей становится своеобразной вариацией змея, что живет в пещере на горе и зарится на чужих жен или невест:
«Иногда мотив запретного чулана следует за мотивом женитьбы. В этом случае в чулане помещается змей или Кощей. Он улетает и уносит с собой жену героя. <...> Царевна, похищенная „смертью“ в лице дракона и т.д., все же никогда не умирает. Судьба ее двоякая. В более ранних материалах она отбита у змея женихом. Таким образом, она имеет как бы два брака: один — насильственный со зверем — брачная жизнь ее со зверем прослеживается в сказках типа „Амур и Психея“, другой — с человеком, царевичем. <...> Здесь она получает брачное посвящение через Кощея, после чего переходит в руки человеческого жениха».
«Исторические корни волшебной сказки», В. Пропп
Британский социальный антрополог, фольклорист и религиовед Джеймс Джордж Фрэзер пошел дальше и разглядел в сюжетах о Кощее отсылки к образу библейского Самсона. Идея смелая и, возможно, спорная. Но, так или иначе, образ Кощея со временем трансформировался. И если изначально он был магом и чародеем, то в русских былинах он уже представляется «поганым татарином» и завоевателем родной для героя земли.
Сказочный Иван — имя почти нарицательное. Он и дурак, и третий, самый младший сын. Даже если он царевич, все равно нередко страдает от дедовщины старших братцев или отца. Именно его посылают «туда не знаю куда», в «тридевятое царство», «на стеклянную гору» и еще в кучу интересных и неизвестных науке областей. Надо сказать, почти все несчастья, которые поджидают на пути, с него сходят как с гуся вода.
Если брать шире, то Иван — лишь одно из имен сказочного героя-протагониста, всегда более или менее одинакового. Через Бабу-Ягу он проходит обряд инициации, получает волшебные дары: то клубочек-навигатор (работал еще до изобретения GPS!), а то и коня магического. И уже новым, перерожденным оказывается лицом к лицу с задачами, которые ставят перед ним герои сказки: отец, братья или будущая жена.
В чем-то путь героя в «тридевятое царство» (на тот свет) похож на путь обращения шамана: похоронный обряд, разрубание на куски (в реальности — символическое, в сказках — настоящее), возвращение в мир живых уже в другом амплуа. Поэтому неудивительно, что с сказках герой состязается не столько в физической силе, сколько в умении владеть магией:
«Задачи, вообще говоря, невыполнимы. Герой их выполняет только потому, что у него есть помощник. Отсюда видно, что задачи не только должны показать, был ли герой в ином царстве, но и приобрел ли он там помощника. <...> Ряд задач направлен на то, чтобы узнать, владеет ли герой волшебным конем, умеет ли он с ним обращаться».
«Исторические корни волшебной сказки», В. Пропп
В конце за свои магические способности и дружбу с Сивкой-Буркой или Серым Волком Иван становится главой семьи (старшеньким приходится смириться), получает в жены красотку, а в управление — все царство.
Но жену еще надо завоевать. Она, к слову, совсем не безобидная милашка, красоту которой «ни в сказке сказать, ни пером описать».
«С одной стороны, она, правда, верная невеста, она ждет своего суженого, она отказывает всем, кто домогается ее руки в отсутствие жениха. С другой стороны, она существо коварное, мстительное и злое, она всегда готова убить, утопить, искалечить, обокрасть своего жениха, и главная задача героя, дошедшего или почти дошедшего до ее обладания, — это укротить ее. Он делает это весьма просто: трех сортов прутьями он избивает ее до полусмерти, после чего наступает счастье».
«Исторические корни волшебной сказки», В. Пропп
Лиц у царевны-невесты в сказках множество: это и Марья Моревна, и Василиса Прекрасная, и Елена Премудрая, и много кто еще. Иногда она предстает в образе изнеженной царской дочки, иногда богатырки, но почти всегда — это сильный маг и чародейка (в тихом омуте черти водятся, да-да), которая готова стать женой только тому, кто равен ей по умениям либо превосходит их. Именно поэтому невесты в сказках так любят задавать загадки и ставить перед потенциальными мужьями совершенно невыполнимые задачи. Что ж, вполне справедливая плата за будущее, полное пеленок и борщей.
Примеры загадок ищите в самих сказках, а разбор их мотивов в книгах Владимира Проппа, тем более, что на каждое издание, представленное в этом тексте действует скидка 20% по промокоду ЖУРНАЛ.