Александра Маринина: «Девяностые» - это трудно, тяжело, но прикольно
Наш обозреватель Евгений Коробкова поговорила с писателем о ее новом сборнике «Были 90-х»
В издательстве Эксмо вышли «Были 90-х» — двухтомник воспоминаний о лихих годах. Пронзительная исповедь, документ эпохи в 150 историях от бывших школьников, актеров, бизнесменов, врачей, безработных... Самое удивительное в них — не калейдоскоп сюжетов, а атмосфера, которая говорит о народе больше, чем тысяча книг. По мнению автора и составитель сборника Александры Марининой, похоже, что наш народ простил то страшное время.
«Есть много историй с болью и горечью»
— Знаю, что вы не любите сравнения, однако без них не обойтись. Замысел вашей книги полностью повторяет замысел другого автора...
— Светлану Алексиевич имеете в виду?
— Ну конечно. «Время Секонд-хенд» и «Были-90»-х удивительно похожи друг на друга. Но вот выводы... Если у Алексиевич — это накопитель обиды, в духе «не забудем-не простим», то у вас — те же самые истории поданы совсем в другом ключе...
— Сама не ожидала. Когда мы только объявили о старте проекта, я приготовилась к тяжелому испытанию. Готовилась утонуть в море слез и горестных воспоминаниях. Но, к моему удивлению, люди писали о другом. Я была удивлена. Приятно удивлена. Для себя открыла, что за четверть века эмоции претерпевают путь от «трудно, тяжело и плохо» — до «трудно, тяжело, но прикольно».
ИЗ КНИГИ
«...У нас было две дочери-студентки. Каждую неделю отправляли с автобусом сумки с продуктами — банки солений, варений, салатов, картошка, овощи, фрукты из сада. Бывало входишь в автобус — а там не запах бензина, а пирогами пахнет. Много нас, таких родителей было...»
Надежда Ковалева, Вишневогорск, Челябинская область
— В сборнике есть рассказ о дурачке. Когда-то он был руководителем лаборатории, но потом получил по голове, стал слабоумным и постоянно улыбался, словно радуясь тому, что выжил. Не напоминают эти истории рассказы дурачков, радующихся тому, что выжили?
— Нет, они не блаженные дурачки. Перед нами люди, которые умеют смеяться. И над собой, и над переживаниями. Не надо думать, будто в сборнике все так светло и радужно. Есть немного, скажу честно, историй, написанных с очень большой болью и горечью. Например, рассказ «Короче» от барнаульца Ивана Образцова. Автор прислал текст на сайт, причем, видимо, сам не ожидал, что его пропустят: там все испещрено нецензурными словами, резкими суждениями. Я была в шоке, но когда автор узнал, что его отобрали для сборника — через некоторое время сам сгладил формулировки и убрал неприличные выражения...
ИЗ КНИГИ
«После 90-х нет никого в России с чистой совестью. Все — господа и дамы, рабочие и крестьяне, власть и народ — все повязаны и сейчас активно пытаемся отмыться. И никакой другой человек нас не интересует, мы сами по себе, мы все новая разновидность фарисейской общины... И опять вспомню, как сказал мой знакомый литератор: «Если в лихие 90-е было поступком ходить с панковским хаером на голове, то сегодня огромный поступок — быть приличным человеком».
Иван Образцов, Барнаул
«Купил я на выходное пособие сад. Бабка Анфиса продала его, потому что дед как-то с вилами остался караулить грядки в саду... Этими вилами его и закололи... 1992-1994 годы. Осенью горели в селах запасы сена. По 100-200 тонн. Поджигатели передвигались на мотоциклах. Скот остался на зиму без корма. Гнали его на убой на мясокомбинаты прямо стадом в Польшу с рогами копытами, шкурой на сосиски».
Георгий Барабанов, Калининград.
«Правда и там, и там. Истины нет»
— И вот такие рассказы об ужасах спорят с рассказами о светлых девяностых. Вот, мол, как Колобки ушли от тысячи смертей, как Леонов, извернулись в шлюзе. И появились новые возможности — вроде поездок на игры «Умники и Умницы» и выигрыш путевки в Италию от журнала «Барвинок». Где истина?
— Не знаю, как учили ваше поколение, но нам, например, всегда говорили, что правда и истина — разные вещи. Абсолютная истина недостижима... хотя я сейчас говорю о философских аспектах уголовных процессов... Поэтому мы оперируем понятием «правда», который означает, что сказанное — сказано искренне. Человек может заблуждаться, не знать всей картины произошедшего, однако он говорит так, как он чувствует. Правда и там, и там. Истины нет.
— Почему настолько разная правда у вас и той же Алексиевич, где только чернуха?
— Светлана Алексиевич собирает на свой внутренний стержень. И подбирает то, что этому стержню созвучно, укладывается под определенную концепцию, которая есть у нее в голове... В то время как сборник книге «Были 90-х» — это мозаика. Что авторы прислали, то прислали. Я не отсеивала истории по принципу: согласна с этим взглядом или не согласна. Оценивала только специфику: характеризует эта история 90-е или могла произойти в любое другое время. В итоге в книгу вошло 99 авторов, 150 историй, поскольку некоторые авторы написали несколько текстов.
ИЗ КНИГИ
«Юбки мы шили из крепдешиновых флагов, но были нейлоновые и сатиновые. Нейлоновые были с различными полосами разных республик, сатиновые — только РСФСР с серпом и молотом в углу. Из нейлоновых флагов начали шить спортивные костюмы. В самый цвет! Тогда началась мода на них. А у нас такие красивые, с разными полосками на подкладке из сатиновых флагов, смотрелись по тем временам неплохо... Остались воспоминания и зеленый шарфик, который я вырезала из полотнища литовской ССР, аккурат в тон моим новым брюкам».
Любовь Астерина, Пермь
«Многое можно понять о людях, населяющих нашу страну»
— Вы, как автор детективов, усмотрели ли в книге какую-то загадку, которую могли бы решить для себя?
— Меня всегда интересовала проблема восприятия и оценки прошлого. И я поняла, что эти истории были бы совсем другими, будь они собраны на следующий день после того, как случились. Тогда казалось, это невозможно пережить. Твой муж потерял работу. Он не умеет ничего, кроме как водить подводные атомные лодки. Ты вынуждена ездить в нечеловеческих условиях, наплевав на грязь, на опасность, челночить в Польшу, чтобы как-то вытащить семью... Через двадцать пять лет оказалось — вынесла, выжила и семью спасла. Поэтому оценки «это было невыносимо» быть уже не может. Поправит внутренний цензор, который за это время видел много другого горя.
ИЗ КНИГИ
«...Мои мысли были заняты вопросом: где и как заработать денег, я остановилась на мысли, что выращу много-много моркови и сдам ее в заготконтору. Почему именно моркови? Просто она была на тот момент дороже, чем картофель и свекла... мне выделили 12 соток и вся эта площадь была засажена самыми недорогими семенами „Морковь Лосиноостровская“... Сколько физических сил было потрачено на этот участок... И вот пришло время сбора урожая. Такой моркови я не видела никогда. Это были какие-то монстры... что заставило их уродиться без крошки удобрения — загадка. На вырученные деньги я приобрела маленький холодильник, о котором давно мечтала, а также красивую шубку и мягкие валенки дочке».
Виктория Бочарова, Новгородская область
— В общем, я так поняла, за четверть века люди попросту прощают.
— Я бы сказала так: за двадцать пять лет к историям прикасается человеческая мудрость. Эта книга могла появиться только сейчас. Раньше восприятие событий было бы более эмоциональным и — следовательно — менее мудрым, а позже — уже многие детали стали бы стираться из памяти, да и ушли бы из жизни многие.
— В книге есть эпизод, когда писатель Владимир Мегрэ (написал книгу «Анастасия», а затем еще 10 романов с этой же героиней — Ред.) надул книжных продавцов и присвоил деньги себе. Обманутые продавцы написали в вашу книгу, а Мегрэ не написал. Значит ли это, что в книге собраны истории тех, кто незаслуженно пострадал, а не тех, кто обижали и грабили.
— Абсолютно нет. И рассказ Мегрэ мог бы появиться. Возможно, он эту историю написал бы иначе. И у него была бы своя истина. Другое дело, что не прислал...
— Девяностые для многих стали временем, когда законы вообще не действуют. Да и мораль пошатнулись. И вот сейчас в вашей книге авторы иронизируют над прошлым. А куда делись их преступления и перешагивания моральных принципов? Получается, все можно, лишь бы выжить?
— Тогда было многое позволено, потому что существовал огромный зазор между действительностью и юридической ответственностью. Можно было делать что угодно и за это тебе ничего не было, потому что статьи такой не было. Но нельзя сказать, что в итоге оказался прав тот, кто выжил. Есть правда внутреннего цензора. Через двадцать пять лет мы смотрим на события прошлого более остранненно и решаем для себя: правы мы были или нет, погрешили против себя или нет. Эти воспоминания чисто технологически полезны. Пока писали — сами для себя поняли, кто прав, а кто не прав.
— Но есть же авторская идея? Если вы помещаете эти истории в книге, значит, это ваши герои. И прав тот, кто выжил.
— Вообще нет. Знаете почему? Потому что эта книга не литература.
— А что это? Социологический эксперимент?
— Писатели, когда пишут истории — не описывают жизнь. Они конструируют и выдумывают ситуацию, чтобы поработать с какой-то идеей. А здесь — чистая картинка, фотография. «Были 90-х» — это социальный проект, посвященный тому, как меняется наша память и отношение к событиям, спустя четверть века. Очень многое можно понять о людях, населяющих нашу страну.