Цитаты из книги Дочь Клеопатры

— Что? Почему ты так на меня глазеешь?
— Не глазею, а наблюдаю.
Я улыбнулась сквозь слезы.
— И что же ты наблюдаешь?
Юба подался вперед, приблизив губы к моему уху.
— Отважную молодую женщину, которая никогда не отступалась от правого дела, даже если над ней насмехались. Ту, которая никогда не вернется на родину, зато может уплыть со мной за море и выстроить новую Александрию. Ту, что видела в Риме достаточно горя и заслужила немного счастья, хотя бы ради разнообразия. Итак, ты согласна отправиться в Мавретанию? Согласна стать моей царицей?

— Что случилось? — спросил у Витрувия сын.
— Свершилось плебейское правосудие, — отвечал тот.

— Все мы свидетели, как адвокат Аквилы заявил, будто бы эта девочка раньше была его рабыней, — рассерженно говорил он. — А потом ее якобы выкрали в младенчестве. Все это наглая и бесстыдная ложь. Как мог Аквила узнать обвиняемую через пятнадцать лет? Может, по пухленьким щечкам? По толстым ножкам и пронзительному плачу? — В толпе раздались смешки. — К чему это странное заявление о какой-то похищенной собственности? Может быть, дело в ее красоте? — Слушатели неодобрительно закачали головами, а грузный мужчина в накидке из меха злобно прищурился. — Может быть, он месяцами домогался внимания Туллии? А потом, зная, что ее отец почтенный центурион, выдумал этот единственный способ добиться желаемого?
— Лжешь! — выкрикнул адвокат Аквилы.
— Я докажу вам, что не лгу! Девушка, которую вы видите перед собой, никогда не была рабыней. Я приведу десяток людей, наблюдавших ее рождение и готовых подтвердить…
— Каких людей? — подал голос его противник. — Рабов, которые так легко покупаются?

— Пятьдесят три ребенка, — возмущалась какая-то женщина из толпы. — Это несправедливо.
Хотя на место мы прибыли в то же время, что и накануне, слухи уже облетели Рим: помост и скамьи присяжных окружала тысячная толпа.
— Смотрите, как люди рассержены! — вырвалось у меня. — Теперь присяжные просто обязаны оправдать невиновных!
— Ничего они не обязаны, — возразил Юба, сопровождая нас к местам за помостом, предназначенным для почетных гостей. На сей раз понаблюдать за разбирательством явились несколько сенаторов. — Присяжные выносят вердикт, основываясь на справедливости (как они ее себе представляют), а не на мнениях разъяренной толпы.

— А как же две сотни рабов?
Бывшая царевна склонила голову.
— Их распяли сегодня утром.
— Всех?! — ахнула я.
— Самым маленьким детям дали яд… — Увидев мое отражение, Галлия встала передо мной. — Не стоит этим терзаться, ведь ты свободна. Не лезь на рожон, и, вероятно, Цезарь вернет тебя в Египет.

— Многое в жизни несправедливо.
— Но для чего и нужен Цезарь, если не для того, чтобы исправлять кривизны?
— Нет. Его подлинная задача — охранять мир. Если ради спокойствия Рима потребуется убить две сотни рабов, он пойдет и на эту жертву.

— Нет! Не выбрасывай!
Он посмотрел на меня взглядом человека, которому помешали в работе.
— Это старинная вещь.
— Благодарю, царевна. К несчастью, римлян мало интересуют разбитые изображения египетских богов. Но раз уж ты увлекаешься искусством, скажи, какие из этих предметов, по-твоему, самые ценные?

— Значит, у твоей матери трое детей, — продолжала я.
— Пятеро. Было еще две дочери от первого мужа, но их пришлось отослать перед свадьбой.
— Зачем? — удивилась я.
— Так положено женщине, которая заключает новый брак.
У меня округлились глаза.
— Отказываться от родных детей?
— Если это девочки. Вот почему мама не хочет больше замуж.

— Шестнадцать дней назад, когда ты уезжал из Рима, в городе ощущалось какое-нибудь волнение?
— Никакого, — поклялся тот. — На улицах было тихо.
— Думаю, это все из-за Красного Орла, — прорычал Агриппа. — Попадись он только нам в руки…
— …немедленно будет распят, — закончил Цезарь. — Даже если он и не возглавил мятежников, его воззвания вскормят нам нового Спартака. Не будем забывать, — мрачно прибавил он, — что треть горожан — рабы.
— Кто это — Спартак? — шепотом полюбопытствовал Александр.
— Тоже раб, — еле слышно ответил Марцелл. — Примерно полвека назад он поднял на бунт против Рима пятьдесят тысяч своих собратьев. Шесть тысяч из них потом были распяты. Красс не велел снимать тела, и они еще много лет висели на крестах вдоль этой дороги.

— Никогда! Ты что, не слышал? Он думает, наш отец промотал свое царство.
— А разве папа любил что-нибудь больше вина и скачек?

— Агриппа на предательство не способен. И Юба тоже. Полагаю, тебе известно: его отец был царем Нумидии. Потом, проиграв битву Юлию Цезарю, он отдал своего младшего сына Риму, а сам покончил с жизнью.

— Ибо Египет принадлежит не Риму, но лично мне, избранному потомку Птолемеев, — провозгласил победитель. — А я всегда защищаю свое.

— Твоя мать была гречанкой, отец проиграл сражение Юлию Цезарю, и вот, посмотри на себя, — проговорила царица, презрительно глядя на кожаную кирасу и обоюдоострый клинок. — Настоящий римлянин. Как бы они тобой гордились!

— Живи, ты мне нужен, — взмолилась царица.

— Мальчишка, — промолвила мать, не взглянув на меня. — Решил отобрать у Антония половину Рима, глупец. Юлий был величайшим из мужей, но даже его нашли мертвым в Сенате.

— Им нужно бежать отсюда! Бежать со всех ног!
— Может, они не верят, что скоро сюда прибудет армия Октавиана.
— Это известно каждому. Весь дворец уже знает.
— Тогда они задержались ради нас. В надежде, что боги услышат наши молитвы.
— Ну и глупцы, — с горечью произнес брат, покачав головой.