Подбор подарка

Цитаты из книги Калина красная

по дате по рейтингу
Цитат: 23
Биография — это слова, ее всегда можно выдумать.
0

Егор встрепенулся, заслышав живые, гневные слова. Не выносил он в людях унылость, вялость ползучую. Оттого, может, и завела его житейская дорога так далеко вбок, что всегда, и смолоду, тянулся к людям, очерченным резко, хоть иногда кривой линией, но резко, определенно.
0

Он трезвый-то ни разу и не приезжал, а я его пьяного прямо видеть не могу: он какой-то дурак вовсе делается.
0

Манька-то тоже ишо живая, в городе у дочери живет. Да тоже плохо живет! Этто как-то стрела ее на базаре: жалеет, что дом продала в деревне. Пока, говорит, ребятишки, внучатки-то маленькие были, говорит, нужна была, а ребятишки выросли — в тягость стала.
— Оно так, — сказали враз несколько старух. — Пока водисся — нужна, как маленько ребятишки подросли — не нужна.
0

— Делай как тебе душа велит, Егор. Что ты спрашиваешь — верю, не верю?.. Верю я или не верю — тебя же это не остановит.
0

Сколько ж я раз говорил это слово. Я же его замусолил. Ничего же слова не стоят!
0

Ночь истекала. А луна все сияла. Вся деревня была залита бледным, зеленовато-мертвым светом. И тихо-тихо. Ни собака нигде не залает, ни ворота не скрипнут. Такая тишина в деревне бывает перед рассветом. Или в степи еще — тоже перед рассветом, когда в низинках незримо скапливается туман и сырость. Зябко и тихо.
И вдруг в тишине этой из бани донеслось:
Сижу за решеткой
В темнице сырой… —
0

— Попросил этого полудурка плеснуть ковшик горячей воды — поддать на каменку, а он взял меня да окатил.
— А я еще удивился, — растерянно говорил Егор, — как же, думаю, он стерпит?.. Вода-то ведь горячая. Я еще пальцем попробовал — прямо кипяток! Как же, думаю, он вытерпит? Ну, думаю, закаленный, наверно. Наверно, думаю, кожа, как у быка, — толстая. Я же не знал, что надо на каменку.
— «Пальцем попробовал», — передразнил Петро. — Что, совсем уж? Ребенок, что ли, малый?
— Я же думал, тебе окупнуться надо…
0

И вот она — воля!Это значит — захлопнулась за Егором дверь, и он очутился на улице небольшого поселка. Он вздохнул всей грудью весеннего воздуха, зажмурился и покрутил головой. Прошел немного и прислонился к забору. Мимо шла какая-то старушка с сумочкой, остановилась.— Вам плохо?— Мне хорошо, мать, — сказал Егор. — Хорошо, что я весной сел. Надо всегда весной садиться.
0

— Страна производит электричество, паровозы, миллионы тонн чугуна… Люди напрягают все силы. Люди буквально падают от напряжения, ликвидируют все остатки разгильдяйства и слабоумия, люди, можно сказать, заикаются от напряжения. — Егор наскочил на слово «напряжение» и с удовольствием смаковал его. — Люди покрываются морщинами на Крайнем Севере и вынуждены вставлять себе золотые зубы… А в это самое время находятся другие люди, которые из всех достижений человечества облюбовали себе печку! Вот как! Славно, славно… Будем лучше чувал подпирать ногами, чем дружно напрягаться вместе со всеми…
0

Умеешь — радуйся, не умеешь — сиди так. Тут не спрашивают.
0

...если бы, например, все обошлось миром, то оно бы и лучше. Интереснее. Конечно, не ради одного голого интереса хотелось бы здесь прижиться хоть на малое время, а еще и надо было… Где-то надо было и пересидеть пока, и осмотреться.
0

— Видишь ли, малыш, если бы я жил три жизни, я бы одну просидел в тюрьме, другую — отдал тебе, а третью — прожил бы сам, как хочу. Но так как она у меня всего одна, то сейчас я, конечно, рад. А ты умеешь радоваться? — Егор от полноты чувства мог иногда взбежать повыше — где обитают слова красивые и пустые. — Умеешь, нет?
0

Куда ты такой… Ванька с Пресни заявишься. — Начальник недовольно оглядел Егора. — Что это за… почему так одет-то?Егор был в сапогах, в рубахе-косоворотке, в фуфайке и каком-то форменном картузе — не то сельский шофер, не то слесарь-сантехник, с легким намеком на участие в художественной самодеятельности.Егор мельком оглядел себя, усмехнулся.— Так надо было по роли. А потом уже не успел переодеться.— Артисты… — только и сказал начальник и засмеялся. Он был не злой человек, и его так и не перестали изумлять люди, изобретательность которых не знает пределов...
0

— Пишет, что беду мою всю понимает… Но, говорит, не понимаю, как ты додумался в тюрьму угодить?
0

— А сейчас хор бывших рецидивистов споет нам задумчивую песню «Вечерний звон»!На сцену из-за кулисы стали выходить участники хора — один за одним. Они стали так, что образовали две группы — большую и малую. Хористы все были далеко не «певучего» облика.— В группе «бом-бом», — возвестил дальше широкоплечий и показал на большую группу, — участвуют те, у кого завтра оканчивается срок заключения. Это наша традиция, и мы ее храним.Хор запел. То есть завели в малой группе, а в большой нагнули головы и в нужный момент ударили с чувством:— Бом-м, бом-м…В группе «бом-бом» мы видим и нашего героя — Егора Прокудина, сорокалетнего, стриженого. Он старался всерьез и, когда «звонили», морщил лоб и качал круглой крестьянской головой — чтобы похоже было, что звук колокола плывет и качается в вечернем воздухе.Так закончился последний срок Егора Прокудина. Впереди — воля.
0

— Да пойдем на кухне сядем…
— Не надо! Не буди никого.
— Ну, дай я хоть обуюсь… Да закусить вынесу чего-нибудь.
— Не надо! У меня полные карманы шоколада, я весь уже провонял им, как студентка.
0

-- Вот я сейчас рвану  -- уведу их. У меня справка об осво­бождении, -- заговорил  Егор  быстро, выискивая глазами  -- в какую сторону  рвануть.  -- Справка  помечена  сегодняшним  числом...  Я  прикрытый.  Догонят --  скажу: испугался. Скажу: бабенку искал,  услышал свистки -- испугался сдуру... Все. Не поминайте лихом!
И Егор ринулся от  них... И побежал напропалую. Тотчас со  всех  сторон раздались свистки и топот ног.
0

Дорогуша ты моя сдобная! -- Егор все набирал и набирал какого-то остервенения. -- Съем я тебя поеду! -- закричал он в тишину, в ночь. И даже не оглянулся посмотреть — не потревожил ли кого своим криком. Шаги его громко отдавались в пустой улице; подморозило на ночь, асфальт звенел. — Задушу в объятиях!.. Разорву и схаваю! И запью самогонкой. Все!
0

Егор нагнул свою стриженую голову. … Я бы хотел не врать, Люба, -- заговорил он решительно. -- Мне всю жизнь противно врать... Я вру, конечно, но от этого... только тяжелей жить. Я вру и презираю себя. И охота уж добить свою жизнь совсем, вдребезги.
0