Цитаты из книги Красное и черное

Если до свадьбы любовь была, то от скуки супружеской жизни она непременно погибнет.

Маркиз де Рувре, ещё совсем юноша, был влюблён без памяти, что легко может случиться с человеком, когда он, вступая в приличный брак по расчёту, устроенный нотариусами, вдруг обнаруживает в своей жене прелестное существо.

Барон был не из острословов; чтобы блеснуть, ему требовалось по крайней мере четыре фразы, по шести строк каждая.

Красотки лицемерят,
Безумен, кто им верит.

Различие родит ненависть.

— Никаких подлинных страстей нет в девятнадцатом веке. Потому-то так и скучают во Франции. Совершают ужаснейшие жестокости, и при этом без всякой жестокости.
— Тем хуже! — сказал Жюльен. — Уж если совершать преступления, то надо их совершать с радостью: а без этого что в них хорошего; если их хоть чем-нибудь можно оправдать, так только этим.

Заговор уничтожает все титулы, созданные прихотями того или иного общественного строя. Тут человек сразу занимает то место, на которое его возводит умение смотреть смерти в лицо.

Разумеется, чёрт в убытке не будет.

Девушка моего возраста, красивая, умная, — в чём ещё она может найти сильные ощущения, как не в любви?

Что же это за любовь, от которой тебя одолевает зевота? Уж лучше стать ханжой.

Этот человек не разговаривает, а разглагольствует.

Одна голытьба в солдаты идет. А тот, у кого в кармане позвякивает, дома остается.

Ведь Франция,в сущности,- неверующая страна, и она любит воевать.

Г-н де Ла-Моль не решался спорить с Матильдой и переубеждать ее. Он боялся, как бы это не кончилось внезапной уступкой с его стороны.

Мужество человеческого сердца имеет предел.

Однако он благоразумно сдержался и ограничился тем, что ежеминутно повторял своему противнику:
- Ваш адрес, милостивый сударь. Я презираю вас.

..одна из отличительных черт гения заключается в том, чтобы не мыслить по шаблону толпы.

- Ты хочешь жить в деревне, не угождая страстям твоих соседей и даже не слушая их болтовни? Какое заблуждение!

Какая из ныне здравствующих женщин решилась бы дотронуться до отрубленной головы своего возлюбленного?

Тюремщик повиновался. Едва за ним захлопнулась дверь. «Боже великий. Она жива!» — воскликнул Жюльен и бросился на колени, рыдая и заливаясь слезами. В эту неповторимую минуту он был верующим. Какое ему было дело до попов со всем их ханженством и лицемерием? Разве это как-нибудь умаляло для него сейчас истину и величие образа божьего?