«Роман — это зеркало, с которым идёшь по большой дороге, - попросту обращаясь к аудитории, цитирует лектор Наталья Редько, - то оно отражает лазурь небосвода, то грязные лужи и ухабы. Идёт человек, взвалив на себя это зеркало, а вы этого человека обвиняете в безнравственности! Его зеркало отражает грязь, а вы обвиняете зеркало! Обвиняйте уж скорее большую дорогу с её лужами, а ещё того лучше — дорожного смотрителя, который допускает, чтобы на дороге стояли лужи и скапливалась грязь». [Стендаль. Красное и черное. М., «Худож. лит.», 1977].
И кто бы мог подумать – эти строки я прочту у великого француза многим позже! Его романы родили новое направление. Это уже другая литература. Где писатель уходит от вечной раздвоенности героя к изображению типичных людей в типичных обстоятельствах. А на место идеального мира приходит неотвратимая и порой неприглядная действительность. Приходит сама жизнь. Реализм XIX века в России расцветет вместе с историзмом Толстого и психологизмом Достоевского, а в XX веке вновь оживет, но уже с прибавкой «социалистический».
Черное и белое
И вот после того, как он вполне убедился в глупости и ослином упрямстве приора, он стал угождать ему очень просто: называя белое черным, а черное – белым.
Лихтенберг
На самом деле, конечно же, «Красное и черное» - знаменитый роман автора. Особое терпение – вот чем следовало бы заручиться рискнувшему прочесть это произведение. И смело заявляю, дорогой мыслитель - не стоит этого делать. Разве только – вы не юный Вертер, отчаявшийся соблазнить свою леди. Роман просто изобилует подробностями в стиле кинокартины о правилах съема - «Метод Хитча». До сих пор еще, кстати, актуальных даже и в отношении такой «чудовищной гордячки», как Матильда.
Но ведь это роман. Конечно, о любви. Французской. И потому – дотошно рационалистичной, а местами – бездумно страстной. Крайности. Они здесь повсюду.
Бедняга из семьи плотника – Жюльен Сорель. И это истинный соблазнитель (?). На какую высоту ему следует подняться в середине романа! И как невообразимо громко упасть с нее к концу. В сюжете, в общем-то, нет ничего нового. Роман о вечных амбициях социальных низов. Да еще и в столь трогательном – девятнадцатилетнем возрасте. Когда каждому, похоже, верится – мир ждал его одного.
Все это время параллель: провинция-Париж. Скажите после этого - Стендаль не актуален? Наш юный Сорель, конечно, провинциал. Обращенный однажды в обольстительную роскошь парижских салонов, он приходит к мысли – любовь та самая – настоящая осталась за пределами «мегаполиса».
Женщины Жюльена: Матильда де Ла-Моль VS г-жа де Реналь
Вот оно истинное чудо нашей цивилизации! Вы ухитрились превратить любовь в обыкновенную сделку.
Барнав
Выражаясь современно: циничная гордость «золотой молодежи» против наивной простоты красавиц из пригорода. Именно так предстают в романе замужняя (разумеется, не по любви) и потому богобоязненная г-жа из небольшого Верьера. И избалованная состоянием и статусом парижского семейства - Матильда.
И если одна падает ему в объятья сама, то добиться расположения второй стоит немало труда. И зачем?
Герой меньше всех страдает желанием разбираться в своих чувствах к обоим. Его честолюбие жаждет перемещения из одного социального слоя в другой. Он цепляется за любую возможность. Впрочем, до конца обвинить его в нечистых помыслах к «дочке богатого папеньки» нам не удастся. Это вроде как любовь. Что тут добавишь. Но, похоже, на радость пуританкам - герой кончает плохо. Хуже некуда я бы сказала.
Никакой политики
Заслуги? Таланты? Достоинства? Пустое!.. Надо принадлежать к какой-нибудь клике.
Телемах
А вы знали, что: законами 1819 о печати и о преступлениях печати во Франции - отменялись цензура и предварительное разрешение на печать журналов. Теперь вопрос учреждения СМИ был лишь вопросом наличия определенной немаленькой суммы денег. Однако за оскорбление короля по-прежнему лишали свободы и штрафовали. В 1823 году вновь была введена цензура, отменённая уже в 1824 году.
Немного вникнув в предысторию, откуда и вынесла цитату про зеркало. Я заметила - автор не сторонник французской Реставрации. И вот его Жюльен - преклонен перед Наполеоном (в отличие от автора). Но заодно с ним - читает Вольтера и не верит в бога. Он, очевидно, должен был сочувствовать якобинцам (фр. революционерам) – но с подачи Стендаля затесался в круги роялистов (сторонников монархии). С депешами к самому герцогу английскому – дать денег на вооруженную партию, дабы свести на нет торжество двухпалатной системы. Ирония?
Скорее, сарказм. Потому, как автор моментально забывает про политику. И до конца романа ты уже всем умом погружен в омут любовных интриг. Так и не разрешив политический конфликт героя. Этого я простить Стендалю не могла!
Быть может, дело в цензуре. Мол, большего произнести он не мог, со всем отвращением изобразив скуку и тупость французских богачей (истинный якобинец!), как раз в тот момент, пока Жюльен «брал от судьбы все» в парижском особняке де Ла-Молей.
Однако нам известно – цензуры в 1830 быть не могло. А значит, автор осознанно увлекся похождениями Сореля. В них я меньше всего могла бы отыскать хоть сколько-нибудь чувственности со стороны героя. Одно честолюбие. Обида за свое незнатное происхождение. И жажда мести. А вместо этого, в сущности – выбор пути, каким не брезгуют и сами аристократы – покупая свой успех. В общем, «Из грязи в князи», - это про него. Смыкая корки сего манускрипта – немного удивляешься: «Нужен ли столь сложный характер, чтоб так бездарно окончить свою жизнь?».
Старалась мыслить в ключе времен Реставрации –
литературный обозреватель,
Ульяна Анохина
*все эпиграфы к заголовкам взяты из романа «Красное и черное»