Цитаты из книги Обещание нежности

Что-то ищешь, от чего-то отказываешься, на кого-то зло держишь… Сидишь себе здесь, на этом валуне, и воспоминания свои, как гладкие камушки под ногой, в памяти перекатываешь.

Но ты и сама ведь собиралась умереть, — очень серьезно заметил он. — Так не все ли тебе равно, жив ли я, умер, люблю ли тебя или другую, с тобой я или же очень, очень далеко?…

Для бывшего бомжа, успевшего потерять в жизни так много, непереносимой оказалась одна только мысль о том, что любимый им человек способен по прихоти, по капризу уйти туда, откуда нет возврата. Уйти — и не задуматься при этом, что таким решением он убивает не только себя, но и другого…

Я хотела, чтобы ты мог смотреть на звезды, когда меня больше не будет с тобой, и отыскивать там мою тень.

Ничто не держит, кроме тебя. Поэтому я и пришла попрощаться с тобой. Мне было с тобой хорошо…

Но обнимающий ее человек видел в глазах девушки одну только печаль, одно лишь смутное обещание разлуки.

Она, она сама — редкость, и потому вряд ли захочет долго оставаться с таким нелепым, таким бедным и бессмысленным существом, какое представляет он собой — сторож чужого особнячка, чужой судьбы, чужого благополучия. Конечно же, она этого не захочет. А он не посмеет удерживать ее.

Да, всего того, что подарил девушке ее ласковый и случайный друг — его нежности и искренности, тепла и любви, — казалось ей в эту пору ее жизни явно недостаточно, чтобы все-таки задержаться на этой земле. Остаться там, где ничто уже больше не обещает ни встречи с близкими, ни подлинной радости?

Какая грустная ирония судьбы, думала девушка. Этот человек, обнимающий ее сейчас с такой благоговейной робостью, отдал бы все на свете, лишь бы восстановить свою память. А она — она тоже не пожалела бы ничего, но только ради совсем обратного. Собственно, она и не жалеет — ради этого, ради забвения, она решила отдать свою жизнь.

Все, что ты могла сделать для меня, ты уже сделала, — тихо заметил он вслух, и эти слова были истинным отражением его мыслей. — Нет ничего в целом свете, что ты сумела бы еще дать мне.

Он ведь тоже готов был сейчас на все во Имя Ее — совершить любой подвиг, положить всю вселенную к ее ногам… Неужели и женщины чувствуют так же? Странно, он всегда думал, что это чисто мужское — стремиться стать покровителем другого существа, торопиться исполнить его любое желание, мечтать подарить ему радость…

Понимаешь, мне так хорошо с тобой, так тепло сейчас. Я хотела бы запомнить этот вечер… навсегда ... и сделать так, чтобы его навсегда запомнил и ты. Если есть у тебя какая-нибудь мечта, я хотела бы, чтобы она исполнилась.

Все в ней, его давней, потерянной и так внезапно обретенной подруге, казалось ему достойным восхищения; он уже любил все повороты тела, все смутно мелькнувшие выражения милого, чистого лица, все случайные оговорки, все небрежно брошенные фразы.

Женщины иначе ощущают полноту счастья.

Любое движение, каждый жест, поворот головы и взмах ресниц, прикосновение рук и тайная мудрость тела оказались столь же инстинктивны и естественны для них обоих, как здоровое дыхание, глоток воды в пустыне или погружение в сон. И, ощущая потом счастливую пустоту, укрываясь в водопаде ее длинных волос, защищавших их общую наготу почти так же надежно, как самое теплое покрывало, он так и не вымолвил ни единого слова, искренне полагая, что священная тишина и благоговение — единственное, что требуется им обоим в эту минуту.

Это была классическая первая любовь, осложненная всем тяжким течением предыдущего жизненного опыта.

Но мужчина и девушка, соприкасавшиеся с ним каждый день и бывшие единственным его обществом, не замечали в нем ни его трогательной еще юности, ни многочисленных, связанных с нею комплексов. Они видели лишь легкую седину в его волосах, зажившие рубцы на красивом, но всегда несколько отстраненном лице, — и не делали никаких скидок на его возраст.

Кареглазая девушка с русыми волосами была для человека без имени севером — неспешным, прохладным. В ней все было холодноватой недосказанностью, все — нежной, мерцающей тайной. Если она ненароком касалась его плечом или коленом, когда сидела рядом с ним за чашкой чаю с непременными яблоками, он вспыхивал до корней волос, но ничего жгучего, кипящего не было в этом его ощущении. Напротив, ему казалось, будто тысячи мелких снежных иголочек пронзали его сердце, и он леденел под ее ничего не замечающим взглядом. Если она невпопад заговаривала с ним своим певучим голосом, он вздрагивал, как вздрогнул бы от порыва внезапного ветра, замерзая от невозможности слышать этот голос ежесекундно и не осмеливаясь даже подумать о том, что такое счастье возможно. Его связывало с нею странное чувство. Если это была любовь, то такая, какую, должно быть, Кай мог испытывать к Снежной королеве.

В нем ощутимы достоинство и человечность, которые редко встретишь и в обычных людях. А уж в бомжах…

Боль и чувство утраты накатывали на него широкими волнами, подчиняя себе и увлекая за собой, как когда-то, играя с ним, то поддаваясь, то побеждая его, вновь и вновь влекло за собой море.