Мое знакомство с творчеством Пелевина началось с очень странных впечатлений. Впервые в жизни книга была мне по-настоящему противна. Она была цинична, грязна и отвратительна, но между тем я не могла от нее оторваться из-за метких сравнений, неприлично красивых метафор и запредельной её притягательности. Так мы до сих пор с Виктором Олеговичем и живем. Я могу отплевываться от его книг, но не могу прекратить их чтение. Ясное дело, что S.N.U.F.F. сразу попал в мой must read list.
То, что происходит в современной России уже давно принято называть «пелевенщиной». Намного логичнее было бы принять тот факт, что время формирует Пелевина, но вот уже на протяжение 23 лет как мы читаем его книги, можно было убедиться, что дело пахнет керосином, и, похоже, Пелевин один из создателей информационного киберпространства в котором мы живем.
Новый роман во многом повторяет предыдущие сюжеты Пелевина, хотя, судя по всему, это сделано умышленно, дабы мощный гипертекстовый трип захватил Вас с головой и кроме основной канвы, которая есть в тексте, в голове отдельно возникала какая-то бэкграундная реальность. Своеобразное полное погружение.
Как и толстая энциклопедия, S.N.U.F.F. в аннотации может иметь пометку «адресовано широкому кругу читателей». Подростки найдут здесь секс, наркотики и рок'н'ролл; люди среднего возраста могут заняться политической составляющей (в книге есть, на мой взгляд, чудесное сравнение «свобода как солнце – привыкать к ней надо с детства. Потом уже трудно»); люди, которые раздумывают над судьбами внешнего и внутреннего мира могут найти ростки философии всех эпох, часто мастерски между собой переплетенных (чего стоит хотя бы «инь-гегельянь»). Книга имеет разделение и по гендерному признаку: для женщин – любовь, для мужчин – война. И воспринять это все вместе в равной степени понимания может только сам Пелевин.
Один шутник в Интернете написал «Романы Пелевина можно не только читать, но и курить. Хотя если читать, торкает сильнее». Убедитесь сами. Расшифровка загадочного названия новой книги: «С.Н.А.Ф.Ф. – это сама жизнь, где в числителе любовь, а в знаменателе смерть. Такая дробь равна одновременно нулю и бесконечности – как и взыскующий ее Маниту».