Встречи с авторами Подбор подарка
29 сентября, 2022

Смотрим, слушаем, узнаем больше: «Поэзия зла» Лайзы Рени Джонс

Смотрим, слушаем, узнаем больше: «Поэзия зла» Лайзы Рени Джонс

Новый взгляд на жанр современного триллера от Лайзы Рени Джонс, автора бестселлеров по версии The New York Times и USA Today. Детективный роман «Поэзия зла» заставляет читателя гадать до самого конца, кто же убийца и почему он это делает.

В книжном магазине совершено убийство. За расследование берется талантливый детектив Саманта Джаз. Она находит во рту жертвы смятый листок с несколькими стихотворными строчками. Чтобы найти преступника, ей предстоит расшифровать послание, оставленное одержимым поэзией убийцей. Как маньяк по прозвищу Поэт выбирает своих жертв и в чем его мотивы, может разгадать лишь Саманта. Потому что Поэт пишет эту историю для нее, только она об этом еще не знает.

Их стихотворения и поэмы вошли в историю как шедевры англоязычной литературы. Они показали, как может быть глубок и прекрасен английский язык. Произведения этих авторов бессмертны: их по сей день разбирают в английских и американских школах, а именитые писатели современности ищут в них источники вдохновения.

Создавая роман «Поэзия зла», писательница Лайза Рени Джонс неоднократно делала отсылки к классикам британской и американской поэзии. Прежде всего, к легендарному английскому поэту и драматургу Уильяму Шекспиру (1564–1616). Начав карьеру на исходе шестнадцатого столетия, Шекспир прославился поначалу как автор комедий, а позже и трагедий, среди которых великие «Гамлет», «Ромео и Джульетта», «Отелло» и другие не менее известные произведения. Некоторые роли в постановках своих произведений автор исполнял сам, с его именем тесно связан вошедший в историю театр «Глобус». И если для пьес Шекспира характерен белый стих, то для его поэзии — перекрестная рифма.

Именно ее можно наблюдать в его сонетах — стихотворениях из 14 строк, двух четверостиший и двух трехстиший. Всего Шекспир написал 154 сонета с 1592 по 1599 год. В своей книге Лайза Рени Джонс обращается к шестидесятому сонету.

Как движется к земле морской прибой,
Так и ряды бессчетные минут,
Сменяя предыдущие собой,
Поочередно к вечности бегут.
Младенчества новорожденный серп
Стремится к зрелости и наконец,
Кривых затмений испытав ущерб,
Сдает в борьбе свой золотой венец.
Резец годов у жизни на челе
За полосой проводит полосу.
Все лучшее, что дышит на земле,
Ложится под разящую косу.
Но время не сметет моей строки,
Где ты пребудешь смерти вопреки!

Перевод С.Я. Маршака

Это стихотворение относится к группе «меланхоличных» сонетов, пронизанных глубокими рассуждениями о вечных проблемах, что тяготят людские души. В шестидесятом сонете Шекспир обращается к теме неотвратимости смерти, неумолимости времени, которое отбирает у людей молодость и красоту. Не увядает лишь красота поэзии. Автор убежден, что его слово одержит верх над временем. И это убеждение оказалось поистине пророческим.

Если англичане при слове «стихи» вспоминают Шекспира, то американцы — Эдгара Аллана По (1809–1849), первого поэта Соединенных Штатов. Будучи молодым, По не знал, что делать со своей жизнью: ни университет, ни армия не приняли его. Свое призвание По нашел в писательстве. Но и это не спасло его от депрессии и проблем с алкоголем. Тяжелая жизнь отразилась на его творчестве.

Эдгар По — яркий представитель романтизма, в лучших традициях направления его работы посвящены страданиям человека, его трагической судьбе. Мрачные романы и стихотворения автора сочетают в себе мистику и готический антураж, ставший визитной карточкой По. Апогей его творчества как поэта — стихотворение «Ворон», лирический герой которого впадает в отчаяние, беседуя с вороном, повторяющим злополучное «никогда»...

Как-то в полночь, в час угрюмый, полный тягостною думой,
Над старинными томами я склонялся в полусне,
Грезам странным отдавался, — вдруг неясный звук раздался,
Будто кто-то постучался — постучался в дверь ко мне.
«Это, верно, — прошептал я, — гость в полночной тишине,
Гость стучится в дверь ко мне».
Ясно помню... Ожиданье... Поздней осени рыданья...
И в камине очертанья тускло тлеющих углей...
О, как жаждал я рассвета, как я тщетно ждал ответа
На страданье без привета, на вопрос о ней, о ней —
О Леноре, что блистала ярче всех земных огней, —
О светиле прежних дней.
И завес пурпурных трепет издавал как будто лепет,
Трепет, лепет, наполнявший темным чувством сердце мне.
Непонятный страх смиряя, встал я с места, повторяя:
«Это только гость, блуждая, постучался в дверь ко мне,
Поздний гость приюта просит в полуночной тишине —
Гость стучится в дверь ко мне».
«Подавив свои сомненья, победивши спасенья,
Я сказал: «Не осудите замедленья моего!
Этой полночью ненастной я вздремнул, — и стук неясный
Слишком тих был, стук неясный, — и не слышал я его,
Я не слышал...» Тут раскрыл я дверь жилища моего:
Тьма — и больше ничего.
Взор застыл, во тьме стесненный, и стоял я изумленный,
Снам отдавшись, недоступным на земле ни для кого;
Но как прежде ночь молчала, тьма душе не отвечала,
Лишь — «Ленора!» — прозвучало имя солнца моего, —
Это я шепнул, и эхо повторило вновь его, —
Эхо — больше ничего.
Вновь я в комнату вернулся — обернулся — содрогнулся, —
Стук раздался, но слышнее, чем звучал он до того.
«Верно, что-нибудь сломилось, что-нибудь пошевелилось,
Там, за ставнями, забилось у окошка моего,
Это — ветер, — усмирю я трепет сердца моего, —
Ветер — больше ничего».
Я толкнул окно с решеткой, — тотчас важною походкой
Из-за ставней вышел Ворон, гордый Ворон старых дней,
Не склонился он учтиво, но, как лорд, вошел спесиво,
И, взмахнув крылом лениво, в пышной важности своей
Он взлетел на бюст Паллады, что над дверью был моей,
Он взлетел — и сел над ней.
От печали я очнулся и невольно усмехнулся,
Видя важность этой птицы, жившей долгие года.
«Твой хохол ощипан славно, и глядишь ты презабавно, —
Я промолвил, — но скажи мне: в царстве тьмы, где ночь всегда,
Как ты звался, гордый Ворон, там, где ночь царит всегда?»
Молвил Ворон: «Никогда».
Птица ясно отвечала, и хоть смысла было мало,
Подивился я всем сердцем на ответ ее тогда.
Да и кто не подивится, кто с такой мечтой сроднится,
Кто поверить согласится, чтобы где-нибудь, когда —
Сел над дверью говорящий без запинки, без труда
Ворон с кличкой: «Никогда».
И взирая так сурово, лишь одно твердил он слово,
Точно всю он душу вылил в этом слове «Никогда»,
И крылами не взмахнул он, и пером не шевельнул он, —
Я шепнул: «Друзья сокрылись вот уж многие года,
Завтра он меня покинет, как надежды, навсегда».
Ворон молвил: «Никогда».
Услыхав ответ удачный, вздрогнул я в тревоге мрачной.
«Верно, был он, — я подумал, — у того, чья жизнь — Беда,
У страдальца, чьи мученья возрастали, как теченье
Рек весной, чье отреченье от Надежды навсегда
В песне вылилось о счастьи, что, погибнув навсегда,
Вновь не вспыхнет никогда».
Но, от скорби отдыхая, улыбаясь и вздыхая,
Кресло я свое придвинул против Ворона тогда,
И, склонясь на бархат нежный, я фантазии безбрежной
Отдался душой мятежной: «Это — Ворон, Ворон, да.
Но о чем твердит зловещий этим черным «Никогда»,
Страшным криком: «Никогда».
Я сидел, догадок полный и задумчиво-безмолвный,
Взоры птицы жгли мне сердце, как огнистая звезда,
И с печалью запоздалой головой своей усталой
Я прильнул к подушке алой, и подумал я тогда:
Я — один, на бархат алый — та, кого любил всегда,
Не прильнет уж никогда.
Но постой: вокруг темнеет, и как будто кто-то веет, —
То с кадильницей небесной серафим пришел сюда?
В миг неясный упоенья я вскричал: «Прости, мученье,
Это бог послал забвенье о Леноре навсегда, —
Пей, о, пей скорей забвенье о Леноре навсегда!»
Каркнул Ворон: «Никогда».
И вскричал я в скорби страстной: «Птица ты — иль дух ужасный,
Искусителем ли послан, иль грозой прибит сюда, —
Ты пророк неустрашимый! В край печальный, нелюдимый,
В край, Тоскою одержимый, ты пришел ко мне сюда!
О, скажи, найду ль забвенье, — я молю, скажи, когда?»
Каркнул Ворон: «Никогда».
«Ты пророк, — вскричал я, — вещий! Птица ты — иль дух зловещий,
Этим небом, что над нами, — богом, скрытым навсегда, —
Заклинаю, умоляя, мне сказать — в пределах Рая
Мне откроется ль святая, что средь ангелов всегда,
Та, которую Ленорой в небесах зовут всегда?»
Каркнул Ворон: «Никогда».
И воскликнул я, вставая: «Прочь отсюда, птица злая!
Ты из царства тьмы и бури, — уходи опять туда,
Не хочу я лжи позорной, лжи, как эти перья, черной,
Удались же, дух упорный! Быть хочу — один всегда!
Вынь свой жесткий клюв из сердца моего, где скорбь — всегда!»
Каркнул Ворон: «Никогда».
И сидит, сидит зловещий Ворон черный, Ворон вещий,
С бюста бледного Паллады не умчится никуда.
Он глядит, уединенный, точно Демон полусонный,
Свет струится, тень ложится, — на полу дрожит всегда.
И душа моя из тени, что волнуется всегда.
Не восстанет — никогда!

Перевод К.Д. Бальмонта

Человек, утративший любовь и впадающий в безумие от страдания — таков истинный герой романтизма в глазах По.

Другим видным представителем американского романтизма и современником По был Генри Лонгфелло (1807–1882). Начав с лирической поэзии, он быстро добился успеха и снискал огромную популярность в стране. Его стихи сочетали в себе как оптимистичные, так и пессимистичные настрои.

Несмотря на популярность отдельных стихотворений, поэт вошел в историю и стал широко известен за пределами США как автор эпических поэм. В них Генри Лонгфелло воспевал красоту природы и культуры Северной Америки. Его шедевр «Песнь о Гайавате» посвящен жизни американских индейцев на берегах Великих озер.

Вы, кто любите природу —
Сумрак леса, шепот листьев,
В блеске солнечном долины,
Бурный ливень и метели,
И стремительные реки
В неприступных дебрях бора,
И в горах раскаты грома,
Что как хлопанье орлиных
Тяжких крыльев раздаются, —
Вам принес я эти саги,
Эту Песнь о Гайавате!

Вы, кто любите легенды
И народные баллады,
Этот голос дней минувших,
Голос прошлого, манящий
К молчаливому раздумью,
Говорящий так по-детски,
Что едва уловит ухо,
Песня это или сказка, —
Вам из диких стран принес я
Эту Песнь о Гайавате!

Вы, в чьем юном, чистом сердце
Сохранилась вера в бога,
В искру божью в человеке;
Вы, кто помните, что вечно
Человеческое сердце
Знало горести, сомненья
И порывы к светлой правде,
Что в глубоком мраке жизни
Нас ведет и укрепляет
Провидение незримо, —
Вам бесхитростно пою я
Эту Песнь о Гайавате!

Вы, которые, блуждая
По околицам зеленым,
Где, склонившись на ограду,
Поседевшую от моха,
Барбарис висит, краснея,
Забываетесь порою
На запущенном погосте
И читаете в раздумье
На могильном камне надпись,
Неумелую, простую,
Но исполненную скорби,
И любви, и чистой веры, —
Прочитайте эти руны,
Эту Песнь о Гайавате!

Перевод И.А. Бунина

В упомянутом ранее романе «Поэт» фигурирует «Бесплодная земля» — поэма британского автора Томаса Элиота (1888–1965), который начал писать стихи еще будучи подростком. С годами развив свой талант, Томас Элиот стал одним из самых значимых английских поэтов-модернистов. Его проникновенные стихотворения, обличающие отказ от духовных ценностей в погоне за материальными, нашли отклик в сердцах миллионов. В 1948 году Томасу Элиоту присудили Нобелевскую премию по литературе, а уже в 1993 году, спустя много лет после смерти поэта, в его честь была учреждена премия. Ее ежегодно присуждают авторам лучших сборников новых стихотворений, публикуемых в Великобритании и Ирландии.

Главным шедевром Томаса Элиота и настоящим воплощением идеалов модернизма, отрицающего привычный порядок вещей, является написанная в 1922 году «Бесплодная земля» — поэма из пяти частей. Лайза Рени Джонс в своем романе приводит отрывок из последней, пятой части под названием «Что сказал гром».

В этой гнилостной впадине меж горами
Трава поет при слабом свете луны
Поникшим могилам возле часовни —
Это пустая часовня, жилище ветра,
Окна разбиты, качается дверь.
Сухие кости кому во вред?
Лишь петушок на флюгере
Ку-ка-реку, ку-ка-реку
При блеске молний. И влажный порыв,
Приносящий дождь.

Перевод А.Я. Сергеева

Поэма посвящена ужасам Первой мировой войны, а также потерянному поколению — людям, чья молодость пришлась на годы войны. Войны, которая навсегда сломала их судьбы.

Среди тех, чьи взгляды на жизнь перечеркнула Первая мировая война, был знаменитый американский поэт Эзра Паунд (1885–1972). Именно к нему обращается Томас Элиот в эпиграфе «Бесплодной земли». Потомок переселенцев из Англии, Эзра Паунд, словно пилигрим, не мог усидеть на месте и регулярно переезжал — в Великобританию, Францию, Италию. Лично познакомившись с Муссолини, Паунд увлекся его идеями и выступал с критикой американского правительства и СССР, за что впоследствии был осужден как пособник фашизма. Его заключили в психиатрическую лечебницу, откуда известного поэта освободили лишь благодаря заступничеству влиятельных авторов, в том числе Эрнеста Хемингуэя.

Несмотря на противоречивый портрет самого автора, его стихи вошли в историю как классика имажизма — течения, последователи которого описывали мимолетные ситуации из жизни природы, вдохновлявшие их. Эзра Паунд также был увлечен восточным искусством и стихосложением в частности. Склонность автора к имажизму и пристрастие к поэзии Востока прекрасно отражает стихотворение «На станции метро», которое по сей день является одним из самых известных стихотворений на английском языке.

На станции метро
В толпе безликой появились эти лица
На черной влажной ветке листья.

Перевод Я.Э. Пробштейна


Книги по теме
Получите книгу в подарок!
Оставьте свою почту и получите в подарок электронную книгу из нашей особой подборки
Мы уже подарили 79936 книг
Скорбь сатаны
Получите книгу в подарок!
Оставьте свою почту и получите в подарок электронную книгу из нашей особой подборки
Мы уже подарили 79936 книг

Комментарии

Чтобы комментировать, зарегистрируйтесь и заполните информацию в разделе «Личные данные»
Написать комментарий
Написать комментарий
Спасибо!
Ваш комментарий отправлен на проверку и будет опубликован в течение 5 дней при условии успешной модерации