Рейтинги
Как появилась идея новеллы? Насколько долго и сложно было её писать, или, может быть, процесс оказался быстрым и лёгким?
История началась 10 лет назад с простого наблюдения: я ехал в автобусе зимой, разглядывал узоры на замерзшем стекле и заметил что-то похожее на зверя. Этот образ запал мне в голову, и позже возникла идея о мальчике, который сталкивается с чем-то загадочным и пугающим из леса. Изначально эта задумка предназначалась для конкурса «Чёртова дюжина», но сейчас, когда я перепроверил даты, понял, что хронология немного запутана. Первые мысли появились, вероятно, зимой, а затем история была отложена на полгода.
Осенью того же года я вернулся к этой идее, готовясь к конкурсу. Планировал потратить на написание два месяца, но из-за других обязательств остался всего один месяц. Я работал над рассказом активно, примерно по два часа в день, и в общей сложности ушло около 60 часов. Сюжет претерпел множество изменений. В первом варианте звери приходили не к главному герою Антону, а к его сестре, и он пытался её защитить от их влияния.
К третьему черновику история начала обретать более чёткий вид, но ключевые элементы, такие как зайчик и маски, появились только ближе к концу работы. Однажды, идя на работу, я внезапно осознал, что главный герой — тоже часть этого мира, и что звери, возможно, носят маски. Этот момент стал переломным: все части пазла быстро сошлись, и история начала складываться воедино.
Я завершил рассказ буквально за час до окончания приёма работ на конкурс. Несмотря на все трудности и изменения, история получилась цельной и, судя по всему, удачной.
Почему вы известны как автор хорроров? Что привлекло вас именно к этому жанру? Интересуют ли вас другие жанры, и пишете ли вы в них для себя?
Хоррор — моё увлечение на всю жизнь, хотя в детстве я больше тяготел к фэнтези и классике вроде Жюля Верна и Майн Рида. Первое знакомство с хоррором произошло случайно: нашёл у родителей книги Стивена Кинга в странных переводах — это был настоящий культурный шок. Позже друг показал мне серию иллюстрированных сборников про привидений, вампиров и другие темы из фольклора. Я зачитывал их до дыр.
Постепенно добавились Лавкрафт и другие авторы. Хоррор стал для меня не просто интересом, а чем-то уютным и комфортным. Этот жанр позволяет испытывать контролируемый страх, щекоча нервы, оставаясь в безопасности. Так я окончательно понял: это моё.
Есть ли у вас фавориты в хоррорах? Кто ваш любимый писатель?
Ответить на эти смежные вопросы можно вместе. Мои литературные вкусы меняются со временем. В последние годы я особенно ценю Адама Невилла — читаю почти всё, что он пишет, и его стиль близок к тому, к чему я стремлюсь в собственном творчестве. Также мне очень нравится Томас Лиготти, хотя его книги сложны для восприятия. Из классиков выделю Артура Мейчена, Элджернона Блэквуда и, конечно, Лавкрафта. Лавкрафт был моим долгим увлечением, потом я отложил его на семь лет, но недавно снова начал перечитывать.
Стивен Кинг — с него всё начиналось, и он не нуждается в представлении. Сейчас же особенно рекомендую обратить внимание на Адама Невилла. У него лишь несколько произведений не зацепили меня, а в остальном он пишет действительно сильно.
Вы любите хоррор-книги, но не жалуете хоррор-фильмы и игры. Что именно вас привлекает в книгах этого жанра? И почему фильмы и игры не вызывают у вас такого же интереса?
Фильмы и игры — это две разные истории. Начну с фильмов. Я действительно люблю их, но хороших хорроров почти не осталось. Возможно, я просто слишком избалован. В своё время я пересмотрел огромное количество хорроров, чуть ли не всё, что выходило, и сейчас сталкиваюсь с тем, что большинство новых картин предсказуемы или насквозь клишированны. Либо это попытки сделать что-то «умное», которые часто проваливаются.
Однако несколько фильмов в год всё же находят отклик. Например, недавно мне очень понравились «Сатор» и «Озеро Мунга». «Сатор» особенно интересен своей подоплёкой: режиссёр использовал записи автоматического письма своей матери или бабушки, которая страдала психическим расстройством. Она выдумала демона Атора, который приходит из леса, а он снял фильм практически в одиночку, основываясь на этих записях. Получилась почти документальная история. Но таких фильмов крайне мало, и чтобы найти что-то стоящее, нужно пересматривать десятки посредственных работ.
Теперь об играх. Я честно пытаюсь полюбить их, ведь когда-то играл в такие культовые серии, как Silent Hill и Resident Evil. Однако сейчас сталкиваюсь с одной и той же проблемой: даже если сюжет интересный, сам процесс геймплея часто убивает удовольствие. Представьте: есть захватывающая история, которую можно рассказать за полтора часа, как в фильме. Но вместо этого её растягивают на 10–15 часов, заставляя бегать по заброшенному дому, искать ключи, коды и решать однообразные головоломки. Например, найти ключ под шкафом, чтобы открыть сейф, где лежит бумажка с кодом от саркофага, а потом использовать волосы, намотанные на крючок, чтобы достать другой ключ из ванной. Это реальный пример, и такие механики быстро утомляют.
Есть и другие подходы. Например, когда дают пистолет и предлагают стрелять в мертвецов или других монстров. Но это редко страшно: если заменить мертвецов на бандитов, военных или роботов, ничего не изменится. Третий вариант — прятаться от монстров, не имея возможности дать им отпор. Это может быть интересно первые полчаса или час, но потом становится монотонным и скучным. Прятаться 9 часов подряд от психопатов — не мой вариант.
Визуальные новеллы ближе мне именно потому, что они фокусируются на тексте и сюжете. Они не заставляют играть в мини-игры, решать головоломки или складывать шарики в матч-три. Пока не нашёл идеальную игру, которая бы полностью увлекла.
Успех «Зайчика» во многом связан с визуальной новеллой, сценарием которой вы также занимались. Сколько от ваших идей осталось в сюжете игры? Не возникло ли желания расширить этот мир и углубить историю в процессе работы?
Работа над сценарием «Зайчика» оказалась для меня довольно болезненной. В тот период я словил мощный писательский блок, ничего не хотел писать и даже пытался завязать с этим делом. Когда начал работать над сценарием, сначала был воодушевлен, но вскоре перегорел. Мой черновик фокусировался на Антоне и его взаимоотношениях с Полиной. Однако рассказ целиком не подходил для игры: в ней требовалось разветвленное повествование, новые сюжетные линии, персонажи и увеличенный хронометраж.
Когда я покинул проект, сдал все черновики и долго думал, что от моей работы почти ничего не осталось, кроме общей концепции. Но позже я стал замечать свои следы даже в последних главах. Например, всплыла сцена у Полины, которую я напрочь забыл, пока не увидел её в игре. Там был спорный момент: изначально персонажи задумывались старше (11-классники), и эта сцена выглядела логичной. Однако позже их сделали 12-летними, а сцену всё равно оставили. Я долго нервничал, что за это решение может прилететь «древним силам», ведь возраст уже не соответствовал ситуации.
Что вы испытываете, когда видите фанатские работы по вашему творчеству — арты, интерпретации или даже возможные конфликты? Как это воспринимаете?
Да, тут стоит разделить: арты создаются уже по игре, и я довольно отстранённо к ним отношусь, ведь визуальные образы придумывал не я, а художник. Если вопрос касается именно визуального творчества, то это больше его зона ответственности. Что же касается меня, до сих пор сложно поверить, что мои работы кому-то интересны настолько, что люди вкладывают силы в развитие этого мира, создавая что-то своё на его основе. Прошло уже много лет, но мне всё ещё кажется: ну зачем? Чем-то другим займитесь! Честно говоря, часто думаю об этом.
Вы упомянули, что после работы над «Зайчиком» и визуальной новеллой наступило состояние писательского блока. Как вы справлялись с этим? Что помогло вам его преодолеть?
Я писал каждый день по таймеру, даже когда это казалось невыносимым. Бывало, ставил его всего на 5 минут, потому что больше не мог заставить себя сосредоточиться. Целыми днями прокрастинировал, потом с трудом выдавливал 50 слов и уходил «праздновать». Постепенно время письма увеличивалось: сначала до 10 минут, потом больше, но успех был нестабильным — периоды активности сменялись провалами. Сейчас я работаю примерно по три часа в день и удивляюсь, как раньше тяжело давались даже пять минут. Но я не расслабляюсь: завтра всё может повториться, и снова будет сложно писать даже короткое время. Главное — не сдаваться и продолжать, день за днём.
Реально ли написать черновик от и до за неделю. Как вам кажется?
Написать тысячу слов в час возможно, но это будут очень сырой текст, требующий многократной переработки. Чем больше раз вы переписываете, тем лучше результат — пока не наступает момент, когда нужно остановиться. Не стоит доводить до 30 редакций, но важно понимать: черновик — это лишь начало пути.
Мой черновик способен вызвать недоумение у любого, кто его увидит. Первый черновик вообще похож на бред сумасшедшего: обрывочные мысли, хаотичные переходы, фрагментарные идеи. Даже я сам порой не понимаю, как кто-то может писать в кафе, если у меня на экране творится полный хаос. Второй черновик уже чуть лучше, третий — ещё более осмысленный. Но всё зависит от того, сколько раз вы готовы переписывать.
За неделю можно создать первый черновик романа, но показывать его кому-либо — сомнительная идея (если только вы не Чехов). Для рассказа неделя на черновик — нормальный срок, но затем этот черновик дорабатывается ещё неделю, потом ещё, и так далее. Либо дедлайн заставляет остановиться. Обычно я отправляю текст с опаской, что все заметят глупости, но часто оказывается, что читатели их не замечают, а со временем забываешь и сам.
Ваши рассказы часто склоняются к мистике, напоминая страшные сказки. Существует ли здесь связь с народными сказками или мифологией, которые вас вдохновляют?
На самом деле, сказками я увлекался мало. В детстве, конечно, слушал их, но в сознательном возрасте не читал — разве что для учебы или переработки. Мой интерес к жуткому сформировался не из классических сказок, а из более современного фольклора, особенно из желтой прессы. В 90-х таких журналов и газет было полно: «Голос Вселенной», «Третье Око» — про НЛО, полтергейст, барабашек, ведьм. У друга дедушка даже хранил целую стопку таких изданий. Это был один из главных источников «жуткого» для меня.
Когда друг рассказывает страшную историю, ты воспринимаешь её вполуха, скептически. Но когда читаешь о барабашке, который душит людей по ночам, вперемешку с прогнозом погоды и обычными новостями, — это кажется правдоподобным и пугает всерьёз. Мне тогда было около 12 лет, и я иногда боялся даже выйти ночью по делам, представляя, как домовой может задушить меня. Эти истории отложились в подсознании и периодически выплёскиваются в моём творчестве.
Меня особенно привлекают необъяснимые случаи. В мистике часто есть логика: призрак приходит, потому что его кости зарыты под домом. Но больше всего меня пугает, когда невозможно придумать объяснение. Например, заходишь на кухню, а там сидит незнакомая бабка, которой там быть не может. Именно такие истории, где нет рационального ответа, формировали моё видение мистики. Я стремлюсь воссоздать эту неопределённость в своих произведениях.
Какая у вас любимая детская страшилка?
Самая жуткая история из детства для меня — про жёлтые шторы, которые душили людей. Без объяснений, без банальных мертвецов — просто купили шторы, повесили, а они задушили ребёнка. Эта необъяснимость особенно впечатлила и напугала меня. Я даже боялся таких штор.
Ещё одна запомнившаяся история — про синий ноготь. Там девочка нашла синий ноготь в пирожке, а оказалось, что бабка использует мясорубку в диване, чтобы делать начинку из... ну, вы поняли. Хотя шторы считаю более пугающей историей, синий ноготь всегда на поверхности моей памяти как одна из самых ярких жутких историй.
Расскажите о творческих планах. Что делать сейчас?
Сейчас я заканчиваю роман «По зайчику» — осталось около двух месяцев на черновик, затем перейду к переписыванию. Осенью планирую завершить финальный вариант. По договору книга должна выйти осенью следующего года.
Параллельно работаю над рассказами: сейчас пишу большой рассказ для одного проекта, а в следующем году планирую завершить еще несколько. У меня есть черновики, нужно только время. На этот год у меня большие надежды: хочу выпустить не только роман, но и сборник из пяти крупных рассказов. Объем текста уже есть, дело за доработкой.
Сейчас кажется, что популярность хорроров действительно растет, особенно с развитием сегмента true crime и интереса к пугающему искусству. Как вы считаете, это так? И как вы относитесь к этому тренду?
Хоррор — относительно надёжный и стабильный жанр, хоть и нишевой. Он редко достигает вершин популярности, но всегда остаётся востребованным. Поток хорроров не иссякает: иногда случаются прорывы, но в целом жанр существует вне времени и трендов.
Сейчас его популярность — это естественное явление. Она колеблется, но никогда не исчезает полностью. Если вспомнить 90-е или детские страхи, мир всегда казался огромным и пугающим, полным непонятного. Это чувство сохраняется и во взрослой жизни. Чтобы справиться с этим страхом, люди обращаются к контролируемым способам его переживания. Хоррор даёт возможность «попробовать» страх маленькими дозами в безопасной обстановке, вместо того чтобы столкнуться с ним в реальности. Так возникает устойчивый спрос на подобный контент.
Когда вы заканчиваете рассказ, как определяете, достаточно ли он страшный? Есть ли у вас критерии или бета-ридеры, которые помогают оценить уровень страха, или это субъективное ощущение?
На самом деле, у меня нет чёткой методики. Все попытки сознательно сделать что-то страшнее заканчивались неудачей — я даже боялся показывать такие тексты. Бывало, я писал пять страниц, где ничего пугающего не происходило, и начинал добавлять «страшные» элементы по наитию: здесь чуть-чуть, там чуть-чуть. В итоге это напоминало дешёвые современные фильмы, где что-то «ужасное» происходит каждые три минуты, чтобы зрители не заскучали. Но так не работает. Искусственность сразу бросается в глаза, особенно сейчас, когда люди стали более искушёнными.
Я не стремлюсь намеренно усиливать страх. Например, в истории, над которой работаю сейчас, есть жуткие моменты, но центральная линия — это, условно, любовная история. Я пробовал добавлять больше «страшного», когда казалось, что персонажи слишком долго говорят или топчутся в любовном треугольнике, но потом понял: это лишнее. История сама приводит читателя к нужному моменту, где становится действительно страшно. Главное — довериться логике повествования. Страх возникает естественно, из самой истории, а не из искусственных усилий автора.
Были ли у вас какие-нибудь пожелания к себе из прошлого, когда вы начинали писать рассказ?
Главный совет — не слушать чепуху про вдохновение и не полностью доверять историям мэтров о том, как они писали. Возможно, кто-то действительно написал повесть за три дня, но это скорее исключение. Начинающему автору важно научиться дисциплине: писать каждый день, даже если всего 5–10 минут, и не ждать подходящего момента.
«Подходящее время» — это иллюзия. Всегда найдутся отговорки: устал, еду покупать холодильник, надо доделать отчет, посмотрю сериал для вдохновения. Но правда в том, что лучшего времени не будет. Если хочешь писать — пиши сейчас. Это банально, но это работает. Я сам много лет терял из-за таких отговорок, и это были настоящие годы жизни.
