Рейтинги
«В открытом море» — автобиографический роман британской писательницы Пенелопы Фицджеральд, за который она была удостоена Букеровской премии в 1979 году. На родине автора книга уже давно стала классикой. Наконец-то она появилась и на русском языке. Мы публикуем из нее отрывок.
***
— Мам, я ужин приготовила, — сообщила Марта, когда Ненна вернулась на «Грейс». Она чувствовала, что нравилась бы себе куда больше, если б походила на старшую дочь. Однако Марта, маленькая, худенькая, с темными глазами, в которых уже отчетливо отражалось ее спокойное отношение к недостаткам окружающего мира, на мать была совсем не похожа, а на отца — и еще меньше. Она давно преодолела тот критический рубеж, когда дети осознают, что их родители младше них самих. — Я печеные бобы разогрела, но если отец Уотсон тоже будет с нами ужинать, придется еще одну банку открыть.
— Нет, дорогая, он домой пошел.
Ненна, чувствуя себя ужасно усталой, присела на кильсон, тянувшийся вдоль всей плоскодонной баржи. Да, думала она, это большая ошибка — докатиться до того, чтобы почти полностью зависеть от собственных детей.
Марта уверенно возилась на камбузе, где имелась и газовая плита с двумя конфорками, присоединенная к обогревателю, и медная раковина с краном. Вода в кран поступала из расположенного на палубе бака, который раз в сутки наполнял служитель из Управления портом. Кухонные заботы всегда требовали от Марты известной импровизации, вот и сейчас она пристроила три жестяных тарелки над исходящей паром сковородкой с бобами, чтобы согрелись.
— Весело было на «Лорде Джиме»?
— Ну что ты! Совсем нет.
— А как ты думаешь, мне бы там понравилось?
— Думаю, что нет. Миссис Блейк высыпала в обогреватель шпажки для сыра, и они загорелись.
— И что на это сказал мистер Блейк?
— Ничего. Он хочет, чтобы она была счастлива, хочет... сделать ее счастливой. В общем, я не знаю.
— А чего от нас хотел отец Уотсон?
— Разве он с тобой ни о чем так и не поговорил?
— Он-то, может, и собирался со мной поговорить, да только я сразу же отправила его вместе с Тильдой тебя искать; ей, кстати, невредно было прогуляться.
— Значит, он ничего тебе не сказал?
— Понимаешь, как только он сюда спустился, я тут же налила ему чашку чая, и мы вместе прочли покаянную молитву.
— Он хотел знать, почему ты в последнее время в школу не ходишь.
Марта вздохнула.
— Я все это время твои письма читала, — призналась она. — Они у тебя по всей каюте валяются, а ты сама в них даже не заглядываешь.
Эти письма служили для Ненны связующим звеном не только с сушей, но и с ее прошлой жизнью. Все они почти наверняка были из Канады, от ее сестры Луизы, которая, скорее всего, сообщала о том, что намерена «встряхнуть» кое-какие старые знакомства, когда проездом окажется в Лондоне, или о том, что хорошо бы подыскать подходящую семью для «очень милого австрийского мальчика», не намного старше Марты, отец которого, кажется, граф, однако занимается каким-то крутым импортно-экспортным бизнесом; а может, Луиза пыталась вспомнить «одного чудесного человека», близкого друга кого-то из ее друзей, у которого в жизни была «очень, очень печальная история». Кроме писем от Луизы там, конечно, нашлась бы и парочка счетов, вряд ли больше, потому что кредитов Ненна никогда не брала, а также, возможно, открытка от какой-нибудь школьной подруги, начинающаяся словами «Спорим, ты меня не помнишь», и несколько листовок, призывающих участвовать в благотворительности — эти листовки отец Уотсон постоянно рассылает даже по таким малообещающим адресам, как баржа «Грейс».
— От папы что-нибудь есть?
— Нет, мам, это я в первую очередь проверила.
Что ж, больше тут и сказать было нечего.
— Ох, Марта, голова у меня просто раскалывается. Печеные бобы в таких случаях — самое оно.
На камбуз спустилась Тильда, мокрая с головы до ног и прямо-таки черная от грязи.
— А Уиллис мне рисунок подарил!
— И что там нарисовано?
— «Лорд Джим», а еще разные чайки.
— Тебе не следует принимать такие подарки.
— Ой, так я ему один рисунок уже обратно отдала.
Оказалось, что Тильда ждала на «Дредноуте» прилива, чтобы посмотреть, сколько воды попадает внутрь в месте основной протечки. Она сообщила, что вода в каюте поднялась очень высоко, почти на высоту койки Уиллиса, чуть одеяла не замочила. Ненна была искренне огорчена этим, и Тильда попыталась ее успокоить:
— Ну, мама, ведь при отливе вся вода непременно уйдет! Хотя Уиллису придется показывать судно покупателям только во время отлива, а потом быстренько уводить их на берег, пока снова прилив не начался.
— Вообще-то, он мог бы его немного и подремонтировать, — заметила Марта.
— Нет, сама Судьба против него ополчилась, — решительно заявила Тильда. Затем проглотила пару ложек печеных бобов, положила голову на стол и мгновенно уснула. Впрочем, купать ее все равно было нельзя: грязную воду разрешалось спускать только во время отлива.
А сейчас как раз набирал силу прилив. Туман рассеялся; видневшаяся на северо-востоке, на Лотс-роуд, электростанция выпустила из четырех своих фантастически огромных труб длинные перья жемчужно-белого дыма, и теперь этот дым медленно стекал на землю, приобретая неприятный бурый оттенок. Ярко горели береговые огни, а у самого берега на поверхности широкой полосы воды то и дело возникали многочисленные воронкообразные вихри, выдавая местонахождение тех предметов, которые река оказалась не в состоянии скрыть. Если бы на старой Темзе по-прежнему жили ремесленники и осуществлялся торговый обмен, если бы лодочники по-прежнему получали неплохой приработок, обчищая карманы утопленников, то близился бы как раз их час. И словно усугубляя драматизм сцены, по прозрачному темно-фиолетовому небу плыли и плыли в вышине тяжелые осенние облака.
После ужина они еще немного посидели при свете очага. Ненна страдала от неприятной необходимости все-таки написать Луизе, которая была замужем за успешным бизнесменом. Письмо она начала так: «Дорогая сестренка, скажи своему Джоэлю, что для моих девочек неплохим образованием является уже одно то, что они живут и учатся в самом центре британской столицы, причем на берегу той великой исторической реки, что пересекает весь Лондон...»
