Американский писатель-фантаст о людях, религии и времени
Нил Стивенсон (род. 1959) — американский писатель, работающий в жанрах исторической фантастики, киберпанка и посткиберпанка. Он неоднократно становился лауреатом престижных научно-фантастических наград, в числе которых «Хьюго», «Локус» и премия Артура Кларка. Самыми известными его произведениями являются романы «Криптономикон», «Семиевие», «Ртуть» и «Анафем».
Вся наша жизнь — борьба между животными побуждениями и жёсткими требованиями нашей нравственной системы. («Алмазный век, или Букварь для благородных девиц») |
Проблема с честными людьми в том, что они ждут честности от всех остальных. («Криптономикон») |
Скука — маска, в которую рядится бессилие. («Анафем») |
Талант — не редкость, редкость — умение выжить при своих талантах. («Ртуть») |
Космос словно не замечает времени. Оно существенно только для нас. Его привносит наше сознание. Мы строим время из мгновенных впечатлений, протекающих через наши органы чувств. Затем они уходят в прошлое. Что мы называем прошлым? Систему записей в нашей нервной ткани — записей, излагающих связную историю. («Анафем») |
Символы вообще не имеют смысла, а всякое языковое общение — не более чем игра с синтаксисом, то есть правилами нанизывания символов. («Анафем») |
Польза религии не в том, чтобы сделать людей добродетельными — это невозможно, — но в том, чтобы как-то обуздать крайние проявления порочности. («Ртуть») |
Девяносто девять процентов всего, что происходит в большинстве христианских церквей, не имеет никакого отношения к религии. Все разумные люди рано или поздно это замечают и потому приходят к выводу, будто все сто процентов — ерунда. Вот почему в сознании людей атеизм связан с рациональным мышлением. («Лавина») |
Людям нужно чувствовать, что они — часть некоего существенного проекта. Чего-то, что будет жить и после них. Это придаёт им чувство стабильности. Я считаю, что нужда в такого рода стабильности не менее сильна, чем другие, более очевидные потребности. («Анафем») |
В комнате несколько десятков живых тел, каждое — большой мешок с потрохами и жидкостями под таким напором, что проткни — брызнет на несколько метров. Каждое выстроено на арматуре из двухсот шести костей, соединенных исключительно ненадежными суставами, которые обычно скрипят, хрустят и щелкают. Вся конструкция обтянута мясом, раздута пульсирующими воздушными мешками, пронизана гордиевой канализацией, в которой булькают кислота и сжатый газ, насыщенные ферментами и растворителями. Их вырабатывают вонючие куски генетически запрограммированного мяса, расположенные по всей длине гибких шлангов. Куски пищи конвульсивно проталкиваются по склизкому лабиринту, разлагаясь на газ, жидкость и твердое вещество, которые надо регулярно выводить наружу, иначе человек отравится и умрет. Сферические, наполненные гелем емкости поворачиваются в слизистых шарнирах. Бесчисленные фаланги ресничек отбиваются от посторонних частиц, закукливая их в клей, чтобы потом выбросить. В каждом теле мышца гонит нескончаемый, циркулирующий поток сжатой жижи. И, несмотря на все это, пока султан говорит, тела не издают ни одного звука. Такое можно объяснить лишь властью мозга над телом и, в свою очередь, властью культурного воспитания над мозгом. («Криптономикон»)
|