Австралийский писатель о человечности смерти и любви к книгам
Уже первые произведения Маркуса Зусака были отмечены несколькими престижными литературными наградами, но всемирный успех автору принес роман «Книжный вор», который находился в списке «The New York Times Best Seller list» более 230 недель!
Рецензент The New York Times предсказал, что именно эту работу «будут превозносить за дерзость автора»: «Книгу будут читать повсюду и восхищаться, поскольку в ней рассказывается история, в которой книги становятся сокровищами. А с этим не поспоришь».
Мы собрали 10 важных цитат из красивой и пронзительной истории о книжном воришке.
| Трудно согреть руки, если души еще дрожат. |
| Как и почти любое отчаяние, все началось с видимого благополучия. |
| Городская улица была полна людей, но одиночество чужака не стало бы сильнее, даже если бы улица совсем опустела. |
| Странные они, эти войны. Море крови и жестокости — но и сюжетов, у которых также не достать дна. «Это правда, — невнятно бормочут люди. — Можете не верить, мне все равно. Та лиса спасла мне жизнь». Или: «Тех, кто шел слева и справа, убило, а я так и стоял, единственный не получил пулю между глаз. Почему я? Я остался, а они погибли?» |
| На войне, конечно, убивают, но земля всегда качается под ногами, если убивают того, кто когда-то жил и дышал рядом. |
| Она задалась вопросом, в какой момент книги и слова стали не просто что-то значить, а значить все. |
| Лизель воспользовалась вопиющим правом любого человека, у которого когда-нибудь была семья. Для него вполне нормально скулить, ныть и распекать других членов семьи, но никому другому он этого не позволит. Тут уж он лезет в бутылку и выказывает верность семье. |
| В некоторых ситуациях берешь то, что есть. Чахлый свет — лучше, чем никакого. |
| Нельзя же вот так сидеть и ждать, пока тебя не догонит новый мир. Надо пойти и самому стать его частью — невзирая на прошлые ошибки |
| Человеческое дитя иногда гораздо проницательнее до одури занудных взрослых... |