Интервью с автором графических романов и комиксов
Елена Авинова — театральный художник, участник многих российских и зарубежных выставок, преподаватель графического дизайна. В прошлом году Елена открыла мастерскую графического романа в рамках «Школы креативного письма». В новом сезоне она продолжит учить студентов создавать графические истории, но уже в рамках «Мастерской комиксов». Мы поговорили с художником об отличиях жанров, состоянии российской индустрии комиксов и трудностях их создания.
Есть ли разница между графическим романом и комиксом?
В жизни эти понятия сливаются. На всех фестивалях, где я была, люди говорят так, как им удобно. Кто-то говорит «рисованные истории», кто-то говорит «комиксы», кто-то называет их «графическими романами». Когда я начала этим заниматься, тоже пыталась понять различия. Казалось, что графический роман отличает серьезная тематика и несерийность, потому что комикс, особенно американский, часто подразумевает продолжение, а его герои, как герои сказок, неизменчивы и архетипичны. Графический роман также отличает авторская тема и стилистика. Можно сравнить разницу графического романа и комикса с различием между фильмом и сериалом. Качественный сериал может быть очень хорошим кино. Так же и хороший комикс может быть на уровне графического авторского романа. Графический роман возник позднее комикса, и его еще называют альтернативным или авторским комиксом, визуальным сторителлингом и графической литературой. Но один из корифеев американского комикса, автор «Хранителей» Алан Мур говорил, что графический роман — это всего лишь дорого изданный комикс.
Кажется, что в России создание комиксов не очень популярно, и все, что есть сейчас в книжных магазинах — переводное? Это ложное впечатление или ситуация действительно такая?
Из того, что есть, можно назвать, наверное, «Мой секс». Это графический роман, а не комикс: отдельно взятая история про взросление девушки и превращение ее в женщину. Еще мне нравятся работы Алексея Никитина, автора Хармсиады и комиксов про Державина и Чернышевского. Я не думаю, что комикс непопулярен среди художников, просто пока эта ниша находится в андеграунде. Если побывать на московских и петербургских фестивалях, то там полно народу: людей, которые не только «потребляют» комиксы, но и пытаются что-то рисовать. Эти люди создают свои замкнутые сообщества, и мы о них просто не знаем. В книжных магазинах комиксы задвинуты в самый дальний угол, а в специализированных, таких как «Чук и Гик», своя аудитория, и массовый российский читатель до них просто не доходит.
Когда мы с Натальей (Наталья Осипова, филолог, автор графических историй, создатель и директор Creative Writing School — прим. ред.) начали работать над повестью Гоголя «Шинель», нам хотелось сделать что-то авторское и устроенное по другим правилам изобразительной игры. То есть не по тем правилам, по которым устроены западные комиксы. Мы назвали свою работу графический роман «Дело о шинели».
А можете рассказать подробнее, в чем особенность вашего комикса?
Каждый лист «Дела о шинели» устроен по своей схеме, они не повторяются, поэтому у читателя не возникает привыкания к схеме листа, ему каждый раз надо разгадывать новую загадку. Композиционно они так выстроены, что где-то глаз движется по кругу к центру, как в композиции иконы, где-то более традиционно и можно читать слева на право, как мы привыкли, где-то сверху вниз и на соседнюю картинку. Я специально создавала схемы, непривычные глазу, чтобы держать читателя в напряжении. Но роман маленький, там всего 13 листов, читатель не успеет устать.
Когда мы с Натальей пришли в издательство, нам предложили дополнить наш графический роман оригинальным текстом Гоголя, но с нашими акцентами, чтобы издать это под одной корочкой: графический роман «Дело о шинели» и «Шинель» Гоголя с графическими вставками. Для второй части я создавала специальный рукописный шрифт и выделяла им те моменты, на которые зритель должен был обратить внимание. Это синтетический жанр и экспериментальный формат.
Этот роман готов, и мы его ждем. А над чем вы работаете сейчас?
Я бы не хотела много рассказывать о работе, которая не закончена. Я могу рассказать только о проекте, но это пока никому не предложено и не продано. Это история про современную жизнь, называется LAV Road Stories, где главные герои — Пьеро и Коломбина — путешествуют по миру. Это рассказ о современной действительности в разных странах, история о новой бездомности — явлении, когда люди сознательно отказываются от дома, чтобы увидеть мир, и живут там, где им нравится. LAV Road Stories я рисую уже два года. Три недели в Париже я рисовала главу про Москву, она называется «Город-офис».
Пьеро и Коломбина — это отсылка к Серебряному веку?
Наши герои русские. Пьеро так зовут, потому что мама-толстовед назвала его «Пьером» в честь Пьера Безухова, а сам он очень любит итальянское Возрождение, и он художник, поэтому называет себя ПьерО. А Коломбина изменила имя, чтобы изменить свою жизнь.
В одном из интервью вы говорили, что хотели начать работу над графическими романами с «Анны Карениной». Эта идея еще жива
Нет, от нее мы отказались. После «Шинели» мы хотели сделать такой сет русской классики и нарисовать «Пиковую даму» Пушкина (я уже придумала графический ход, но еще не начала работу). Мы хотим сделать короткие произведения, где есть мотив смерти или мистики. Это будет «Пиковая дама», «Шинель», «Легенда о великом Инквизиторе» Достоевского, «Хаджи-Мурат» Толстого и «Чайка» Чехова. Но это план на много лет вперед. Очень хочется его выполнить, и мне кажется, что это хорошо, когда знаешь, что ты будешь делать в ближайшие пять лет.
А, может быть, наши комиксы непопулярны потому, что их сложно издавать?
Но у вас же и до «Дела о шинели» был проект, который можно было издать, «Анекдоты про Хармса».
Это начиналось как арт-проект. Мне и не хотелось их издавать, потому что есть прекрасный комиксист Алексей Никитин, нарисовавший «Хармсиаду». С ним мы ведем переговоры о мастер-классе на летнем интенсиве в «Мастерской комикса». Он увлечен биографиями русских писателей, его «Хармсиада» появилась в 90-х, я тогда училась в академии и очень хорошо ее помню.
Вы упомянули «Мастерскую комикса» в рамках CWS, в прошлом году ваш курс назывался «Мастерская графического романа». Что стоит за переименованием?
Стало понятно, что надо не то чтобы упрощать курс, но давать людям достаточно узкую тему, чтобы за 8 дней они могли что-то реально создать. Потому что писать тексты гораздо быстрее, чем рисовать, и за 2 недели интенсива ты можешь написать рассказ, а вот чтобы нарисовать историю — надо всё бросить и только работать. Программа почти не поменялась, я решила сделать акцент на истории в картинках, почти без слов. Научить за 2 недели писать сценарии комиксов и рисовать истории — слишком сложная задача, в прошлом году у нас половина участников мастерской не успели доделать работы. Поэтому сейчас я делаю акцент на графическом сторителлинге, а учить писать сценарии — это отдельная большая работа.
Есть ли где-то еще школы комиксов?
Комиксам у нас не учат. Есть факультеты книжной графики в крупных художественных вузах, они были всегда, но там обучают именно иллюстрации. А что касается частных школ, я этот вопрос не изучала. Когда мы начали создавать курс для CWS, смотрели, что есть, и особо ничего не нашли, кроме интернет-уроков. Мы с Натальей в прошлом году проходили интернет-обучение колумбийского колледжа искусств по комиксам, чтобы посмотреть, как у них устроено обучение, хотя я не очень люблю интернет-обучение, связанное с рисованием. 10 дней рисования «вживую» эффективнее, чем двухмесячный интернет-курс. И насколько я знаю, в российских вузах именно по этой причине нет заочного отделения по художественным специальностям.
Мы говорили об ориентации российских комиксов на американские, а можно ли выделить какие-то особенности именно русского комикса, есть ли что-то, что отличает его от остальных рисованных историй?
Русский комикс пока подросток, он смотрит вокруг, подражает всем, кто его впечатлил, и учится на чужих ошибках. Эта ориентация на мангу, BD и американскую индустрию очень заметна. Но тексты с картинками, даже не называясь комиксами, набирают все большую популярность и в интернете, и в рекламе. Они впитывают всю русскую визуальную культуру, особенно традиции иконописи, лубок, советские плакаты, искусство Митьков. Я думаю, что за комиксами будущее. Мы окружены картинками и иконками, мы делаем презентации, соединяя слово и визуальный образ, мы уже так думаем. Значит, скоро мы так научимся говорить. Моя мастерская комикса как раз будет учить говорить визуальным языком.