Писательница и литературный редактор Екатерина Звонцова — о жанре, расположенном на стыке фантастики и реалистичной прозы
Мир полон тайн. Одни окружают нас, другие прячутся в нашем сознании. Задаваясь вопросами вроде «Существуют ли призраки и ведьмы?», «Одиноки ли мы во вселенной?», «Почему наши сны иногда столь реалистичны?», писатели могут создавать свои миры или сильно менять наш ― через фэнтези, мистику, сай-фай. Но все это лишь попытки поймать неуловимое.
Куда чаще, столкнувшись с загадкой, мы ― и наши герои ― так и не получаем ответа. Поэтому на стыке реалистической и фантастической прозы живет он, магический реализм. Его хорошо охарактеризовал критик Эдмон Жалу: «Роль магического реализма ― отыскание в реальности того, что есть в ней странного, лирического и даже фантастического».
Разберемся, как автору вплетать прекрасные и ужасные чудеса в повседневность.
Общая черта фантастики и магреализма ― наличие странных, выбивающихся из повседневности деталей: фантдопущений. Это могут быть и призраки, помогающие (или мешающие) герою расследовать преступление, и внезапный дождь из жаб, и сосед-пришелец, и фрукты, которые можно съесть, вынув прямо из натюрморта. Но в фантастике всему рано или поздно находится твердое объяснение: научное, магическое, экологическое, медицинское. Нити сходятся, вопросы закрываются.
В магреализме главная прелесть (и ужас!) фантдопущений ― в необъяснимости или наличии нескольких противоречащих объяснений. И в неотступном вопросе: «А это правда случилось?»
Яркий пример из классики: в «Братьях Карамазовых» персонаж сталкивается с чертом, ведет с ним беседы и даже узнает кое-что важное для сюжета. Но видят черта не все, большинство считает, что герой просто сходит с ума.
Так сказал Билл Сайфер, точно описав хронотоп магического реализма. Пространство здесь детализировано и может давить объемностью, но при этом зыбко, пластично. Время то застывает, то ускоряется.
Идя в один день по одному тоннелю, герой может видеть абсолютно разные надписи и рисунки на стенах: утром — граффити с матом, вечером ― картины Босха. Или, выпив коктейль в баре, провалиться в другой мир, прожить там год, а потом очнуться на том же стуле и обнаружить, что прошла минута. Идеальный пример ― «Дом, в котором...» Мариам Петросян, где подростки из интерната «прыгают» или «ходят» в другие реальности: во сне или просто попив кофе. И снова: педагоги ни о чем не подозревают, а читатель не знает, что и думать!
Одна из главных особенностей магреализма ― рассказчики. Они ненадежны: ребенок, лично знающий пару фей; писатель, спокойно завтракающий за одним столом с героями; кто-то переживший глубокую травму и теперь видящий реальность искаженно, с прорехами. Для них «странные» детали зачастую и не особо странные.
В моем романе «Письма к Безымянной» маленький Людвиг ван Бетховен живет в краю, где многие верят в ветте, местных фейри. А еще Людвиг творческий, тревожный, одинокий и растет в дисфункциональной семье. Хотя появление будущей Бессмертной Возлюбленной пугает его, он быстро падает в эту дружбу и первое время даже не задается вопросом, откуда взялась таинственная девочка и чем это грозит. Даже повзрослев и приняв, что может быть болен, он продолжает искать в мистической привязанности убежище ― от войн, революций и личных неудач.
В трех вопросах ― «Правда ли это произошло?», «Почему это произошло?» и «Можно ли верить персонажу и его восприятию реальности?» ― главное обаяние магреализма. Но механизм сложен и хрупок. Важно избегать «железных» ответов и разрешать читателю самому выбирать трактовку загадочного события. Жил ли в лесу добрый дух, которого видел лишь шаман, или это суеверия? А чудеса вроде выросшей в феврале земляники ― аномалии из-за того, что рядом строят АЭС? Правда ли персонаж побывал в волшебной стране или ему приснилось, когда он задремал в шкафу?
Магреализм ― терапевтическое чтение, потому что напоминает о важном: отсутствие ответов на загадки нормально и... чудеса прячутся в повседневности. А еще от него неотъемлем глубокий психологизм, ведь все чудеса и всех чудовищ здесь порождает наш разум... или его сон.
Магреализм всеяден: в нем можно встретить призраков и вампиров, ангелов и демонов, роботов, пришельцев, богов и другие миры. Просто читатель никогда не будет уверен, что все это правда встретилось герою на пути, а не почудилось.
У необъяснимого нет одной трактовки, всегда как минимум две, и на верность каждой намекают свои детали. Персонаж, путешествующий во времени, может считать это сновидениями, пусть яркими, детализированными и бесконечно атмосферными. А потом вместе с читателем обнаружить на столе считающееся утерянным яйцо Фаберже. Поэтому финалы в таких текстах всегда в той или иной степени открытые.
Персонажи магреализма часто принимают фантдопущения как данность. Но не верьте им, конечно, розовый слон в качестве питомца ― это странно! Чтобы совсем запутать читателя, в сюжет можно добавить второго рассказчика, понадежнее, который никаких необычностей, включая слона в комнате, не видит в упор! А вот самому розовому слону «права голоса», то есть права быть рассказчиком, мы не даем. Почему? Потому что это сделает его реальным и превратит историю из магреализма в фантастику.
Магреализм не скупится на детали: пространственные, психологические, символические. Алая роза в петлице героя, его занавески (синие!), то, что он ест и пьет (вдруг это, например, гранат или вино, налитое из-под водопроводного крана?), ― во всем этом можно прятать скрытые смыслы, отсылки к фольклору и истории, намеки на загадки!
Магреализм многослоен! Путешествия в прошлое, сны, письма, прием «история в истории» ― все это помогает расширить рамки привычной реальности. И чем сложнее персонажу отличить реальность от вымысла, тем сложнее будет и читателю.
На книги Екатерины Звонцовой действует скидка 20% по промокоду ЖУРНАЛ.