Рассказываем о знаменитом романе
«Лето, прощай» — последний прижизненный роман Рэя Брэдбери — увидел свет в октябре 2006 года. Выбор месяца публикации, по-видимому, не случаен: действие книги происходит в октябре 1929-го, в самый разгар бабьего лета. Автор вернулся к истории Дугласа Сполдинга и его брата Тома, с которыми познакомил своих читателей в «Вине из одуванчиков»: мальчики стали чуть старше, иначе относятся к некоторым вещам и явлениям, но не перестают удивляться разнообразию мира.
Рассказываем, о чем на самом деле роман, который полвека ждал своей публикации.
«Лето, прощай» — это фактически продолжение «Вина из одуванчиков». В середине 50-х годов Брэдбери показал книгу редактору, а в предисловии к «Лету» вспоминал:
«Я тогда принес рукопись в издательство и услышал: «Ну нет, такой объем не пойдет! Давайте-ка выпустим первые девяносто тысяч слов отдельным изданием, а что останется, отложим до лучших времен — пусть созреет для публикации».
Так писатель и сделал, а потом почти 50 лет работал над продолжением, которое получилось более взрослым, сложным, но не менее волнующим. В том же предисловии он написал:
«Ход работы над моими романами можно описать при помощи такого сравнения: иду на кухню, задумав поджарить яичницу, но почему-то принимаюсь готовить праздничный обед. Начинаю с самого простого, но тут же возникают словесные ассоциации, которые ведут дальше, и в конце концов мною овладевает неутолимое желание узнать, какие неожиданности произойдут за следующим поворотом, в ближайший час, на другой день, через неделю».
И, конечно, в продолжении Брэдбери не мог обойти одну из главных тем предыдущей книги — смерть. Или, точнее, того, как по-разному ее воспринимают юные и пожилые герои. И если в первом романе смерть казалась детям страшным чудовищем и нашла свое воплощение в образе Душегуба, а старшие, напротив, видели в ней что-то вроде отдыха, то в «Лето, прощай» кое-что изменилось.
Зрелый Брэдбери, похоже, сам иначе посмотрел на процесс умирания. Старик Брейлинг боится смерти и каждую ночь ставит метроном, чтобы сверять с ним ритм сердцебиения. А вот юный Дуглас, кажется, смирился с тем, что она существует. Эта мысль до сих пор пугает героя, но уже не шокирует.
«— Деда, вот скажи...
Тут Дуглас зажмурился и договорил уже в темноте.
— Смерть — это когда уплываешь на корабле, а вся родня остается на берегу?
Дедушка сверился с облаками.
— Вроде того, Дуг. А с чего ты вдруг спросил?
Дуглас проводил глазами удивительное облако, которое никогда еще не принимало подобных очертаний и никогда больше не станет прежним.
— Говори, дедушка.
— Что говорить-то? Прощай, лето?»
А вот чего на самом деле страшится Дуглас, так это старости. Взрослые герои в романе кажутся не слишком-то приятными: «трясущийся старикан» Брейлинг или Келвин Си Квотермейн, бывший «таким же длинным и напыщенным, как его имя».
Они «точь-в-точь гусеницы в коконах, кожа задубела, молодые парни превратились в старичье, им самим уже не выбраться из этой коросты». Разумеется, на старость мы смотрим глазами юных героев романа, которые объявляют войну и школьному совету во главе с Квотермейном, и всем пожилым жителям Гринтауна, и даже самому времени.
«Часы! Это они отравляют и губят жизнь, вытряхивают человека из теплой постели, загоняют в школу, а потом и в могилу! Не Квотермейн с кучкой старперов, не Брейлинг и его метроном, а эти часы хозяйничают в городе, будто в часовне».
Это странное вымышленное противостояние и влияет на основное действие романа. Так что против своих «врагов» герои используют любые методы: откровенно хулиганские и жестокие выходки, запугивание и даже порчу частного и городского имущества.
Единственными хорошими «стариками» для братьев Сполдингов и их друзей остаются бабушка и дедушка Дугласа и Тома: мудрые, понимающие и не пытающиеся перевоспитать подростков.
Вместо этого они ненавязчиво «направляют» молодежь, помогая тем увидеть правильные решения самостоятельно. «Война» между старостью и юностью заканчивается неожиданным диалогом Дугласа и Келвина Си Квотермейна. И это, судя по всему, очень автобиографичный эпизод.
«Зачастую самые прочные дружеские отношения складывались у меня с людьми за восемьдесят, а то и за девяносто; при каждом удобном случае я донимал их расспросами про все на свете, а сам молча слушал и мотал на ус.
В некотором смысле „Лето, прощай“ — это роман о том, как много можно узнать от стариков, если набраться смелости задать им кое-какие вопросы, а затем, не перебивая, выслушать, что они скажут. Вопросы, которые ставит Дуг, и ответы, которые дает мистер Квотермейн, служат организующим стержнем в отдельных главах и в развязке романа».
Рэй Брэдбери, из послесловия к роману «Лето, прощай»
И не просто о взрослении, а о половом созревании. Эротическая символика появляется еще в середине книги, в 11 главе, в момент встречи с девочкой. Мотив усиливается в 30 главе, на дне рождения Лисабелл. И только в конце романа Дуглас уже смутно чувствует, что в нем что-то меняется.
«В самом низу его туловища, под грудной клеткой, ниже пупка, между бедер, там, где соединялись ноги. В том самом месте.
— Ты кто такой? — шепнул он.
— Скоро узнаешь.
— Откуда ты выскочил?
— Из прошлого в миллион веков. Из будущего в миллион веков.
— Это не ответ.
— Другого не будет».
Несмотря на то, что роман «Лето, прощай» — прямое продолжение «Вина из одуванчиков», читается он как отдельное произведение. И, что удивительно, эта книга, написанная уже пожилым автором, кажется более светлой и жизнеутверждающей, нежели первая часть.