От Александра Пушкина до Франца Кафки
История Николая Гоголя, который в момент отчаяния сжег второй том «Мертвых душ», известна каждому. Однако русский классик был не единственным, кто столь сурово подходил к оценке собственного творчества. Лучшие литераторы разных лет с завидным постоянством отправляли свои творения в огонь, а Франц Кафка и вовсе потребовал уничтожить все созданные им тексты после своей смерти. Рассказываем, как и почему гении прощались со своими сочинениями.
Не избежал сомнений в собственном таланте и великий Александр Пушкин. В огонь без лишних сантиментов были отправлены второй том знаменитого романа «Дубровский» (да-да, судя по всему, история трагической любви двух молодых людей, разлученных суровым отцом девушки, вполне могла получить счастливое продолжение), черновики «Капитанской дочки» и поэма «Разбойники». От последней, к слову, уцелел только сюжет, который впоследствии лег в основу другого произведения — «Бахчисарайского фонтана».
В черновиках классика нередко можно обнаружить вырванные с корнем страницы, а десятую главу знаменитого романа в стихах «Евгений Онегин» Пушкин оставил в виде зашифрованных четверостиший. Говорят, будто таким образом поэт собирался сохранить рукопись для самого себя, чтобы вернуться к работе над ней позже. На сегодняшний день глава считается безвозвратно утерянной.
Судьба первой рукописи «Странной истории доктора Джекила и мистера Хайда» неизвестна до сих пор. Исследователи творчества знаменитого британского прозаика разделились на два враждующих лагеря, где каждый старается отстоять собственную версию произошедшего. Согласно утверждениям первых, Стивенсон собственноручно сжег черновик. Причиной такому поступку послужило необдуманное и довольно резкое высказывание жены писателя Фанни в адрес творения мужа.
Вторые же уверены, что текст сожгла сама Фанни. В 2000 году историками было обнаружено письмо, которое супруга романиста отправила своему другу — поэту Уильяму Хенли. В нем она сообщала: «У него готов почти полный печатный лист абсолютного бреда. К счастью, он об этом забыл, и я все сожгу после того, как покажу вам. Он сказал, что это его лучшая работа».
В переписке с одним из своих давних приятелей, Поповым, писатель с грустной иронией признавался: «Печка уже сделалась моей излюбленной редакцией. Мне нравится она за то, что она, ничего не бракуя, одинаково охотно поглощает и квитанции из прачечной, и начала писем, и даже, о позор, позор, стихи!». Сжег Булгаков даже первую редакцию «Мастера и Маргариты». Впрочем, спустя год работу он возобновил: появился черновой вариант под названием «Великий канцлер» — он же «Сатана», «Вот и я», «Черный маг», «Копыто инженера».
Также в пепел превратились черновики второго и третьего тома романа «Белая гвардия», не говоря уже о бесчисленных дневниках классика, которые тоже без сожалений отправлялись в печь.
Борис Пастернак и вовсе не стремился оставить наследие потомкам. С удивительной скрупулезностью, свойственной, пожалуй, настоящему педанту, он сжигал все до единого черновики своих произведений. С особенным тщанием уничтожению подвергались слабые, по мнению поэта, тексты.
Ликвидация ждала не только неоконченные рукописи, но и готовые произведения. Пьеса «На этом свете», получившая суровые критические замечания, была отправлена в печь. Там же оказался и роман «Три имени». Ему Пастернак посвятил не один год, однако без сожалений расстался с рукописью, так как она напоминала ему о любимой супруге Евгении Лурье, с которой литератор вынужден был расстаться.
Как и всякий творческий человек, Франц Кафка был натурой впечатлительной и весьма трепетно относился к критике. А поскольку произведения писателя не снискали большой любви в обществе, он регулярно уничтожал свои рукописи.
В конце жизни, зная, что его и без того слабое здоровье сильно подорвано, Кафка оставил своему другу Максу Броду своеобразное завещание: после его смерти избавиться от всех прочих незавершенных черновиков, не читая их. К счастью, Брод не исполнил последнюю волю приятеля.