Рейтинги«Плохая дочь» — история взаимоотношений, переосмысление вечной темы старших поколений и детей. Это не летопись противостояния, а рассказ взрослой дочери о ее пожилой матери. Маша Трауб пишет об ответственности и принятии, о безусловной любви, которая не выставляет рамок и не выдвигает ультиматумов. Ее героиня не пытается переделать мать, заставить ее жить по новым правилам. Она просто ее любит и заботится о ней, а мать благосклонно эту заботу принимает.
-47% Плохая дочь Твердый переплет 405 ₽ 766 ₽ -47% Мы поговорили с Машей о новой книге, о том, как принимать близких со всеми их причудами и недостатками, не теряя при этом себя и мягко сохраняя собственные границы.
В предисловии вы специально оговариваете, что главной героиней может оказаться любая читательница. Как часто люди принимают художественный текст за действительность, считая ваших персонажей не вымышленными, а реальными людьми?
— В моем случае это происходит всегда, сколько бы оговорок я ни делала и сколько бы ни повторяла, что мои книги — художественная литература, а не автобиографические заметки. Но именно эти условно автобиографические книги очень любимы читателями. Для меня как для писателя это безусловный комплимент. Значит, я смогла написать так, что в текст, в истории верится безоговорочно. Впрочем, когда я описываю абсолютно реальные события, списываю подчистую у жизни, именно они воспринимаются как писательский вымысел. Что еще раз доказывает: жизнь — лучший рассказчик.
Можно ли сказать, что семья и знакомые, просто встреченные люди — неиссякаемый источник вдохновения?
— Для меня, скорее, дети — источник вдохновения, именно что неиссякаемый. Ведь они честные, искренние, смешные. Шутят так, что только успевай за ними записывать. Без «детского лепета» под боком я бы не написала ни одного текста.
Вы пишете о людях, которые пытаются договориться с судьбой, но у них не всегда выходит. А у вас? Вы можете договориться с судьбой?
— Никто не может, но все пытаются. Я верю в то, что люди, которые появляются в моем доме, обязательства, забота о других падают мне на голову не просто так. Сейчас я занимаюсь русским языком с семилетней дочкой подруги. Вышло случайно, но ребенок просится ко мне на занятия, а я не могу отказать малышке. Потом я ее кормлю, смешу, мы рисуем, играем. Моя подруга шутит: «Интересно, какую карму ты отрабатываешь?» Я отношусь к занятиям серьезно — готовлюсь к каждому уроку, переживаю, как моя подопечная написала диктант. Для меня это безумно важно. Как и то, что ее младшая сестра, двухлетняя принцесса-несмеяна, мне вдруг улыбнулась и дала повести себя за ручку. Никому, кроме мамы и папы не разрешала и вдруг позволила мне. Это счастье, ни с чем не сравнимое. Я иду, держу эту кроху за ручку и улыбаюсь, как дурочка. Наверное, судьба считает, что я должна всех кормить, писать в прописях, готовить, бесконечно прислушиваться к шуму в детской — никто не упал? Не ударился? И еще носить маленьких детей на руках. Если малыш просится «на ручки», мои руки оказываются первыми. Я этим горжусь.
Аркадий Гайдар писал в дневнике, что вопросы о том, где он берет сюжеты, делают его унылым. Что расстраивает писателя Машу Трауб?
— Ну вопросы меня точно не расстраивают. Я все-таки журналист и знаю, каково это —быть по другую сторону баррикад. Расстраивает, скорее, отсутствие базовых навыков и реакций — профессиональных, чисто человеческих. Не ответить на письмо всегда считалось неприличным. Написать короткое «да, получила, спасибо» — обязательная вежливость. Пунктуальность до секунды. Если я опаздываю на пять минут, мне тут же начинают все звонить и переживать. Значит, что-то случилось. Для меня опоздание даже на минуту недопустимо. Это касается и текстов, дедлайнов, и встреч офлайн. Задержать текст — непозволительно. Не учесть формат, требования к количеству знаков — дурной тон. Нормы приличия, воспитания для меня очень важны. Если мужчина не встает, чтобы приветствовать женщину, даже не делает попытки, это меня, безусловно, расстраивает. Как и игнорирование прочих светских условностей, свидетельствующих о нормальном воспитании. Я готова сколько угодно обсуждать погоду, но вопросы про деньги, вероисповедание и политические взгляды считаю неуместными.
У вас уже есть опыт озвучивания собственной книги. Хотели бы еще какие-то свои книги озвучить?
— Наверное, да. Был смешной случай, когда я читала текст для аудиоверсии и неправильно произнесла по-итальянски «луковица». Мой муж, который знает несколько языков, ворвался в комнату и отчитал меня по первое число. Да, я как автор по-другому расставляю акценты, интонирую. Мне проще передать осетинскую, грузинскую речь, пусть и на русском языке, но именно в такой разговорной речи я чувствую полутона. Я всегда хорошо улавливала акценты, диалекты, говоры и могу их передать. Но озвучивание — тяжелый труд, профессиональный. Не говоря уже о том, что в процессе работы мне хотелось переписать половину книги.
Если книгу предложат экранизировать или поставить на сцене, кого вы видите в главных ролях?
— Софико Чиаурели, Вахтанга Кикабидзе, Анастасию Вертинскую. Молодых и прекрасных. И чтобы режиссером стал Георгий Данелия, музыку написал Гия Канчели. Как вы понимаете, это вряд ли возможно, однако так выглядит мечта. Грузинское кино — мое любимое. Грузинские короткометражки — любимый жанр, бесподобный, неповторимый. Это тот юмор, который я ценю, люблю, стремлюсь передать в книгах. Когда комедия на самом деле оказывается трагикомедией.
Уже сейчас вы можете подвести главные итоги этого года?
— Нет, никто не может. Год был сложным, тяжелым для всех без исключения. Слишком много потерь. И невозможно сказать, что этот год закончится, унесет все плохое и наступят счастье и благоденствие. Меня держит работа — я решила для себя, что буду работать больше обычного. Держат дети, которым важно, чтобы в доме все было спокойно, пахло вкусной едой. Держат обязательства перед издательством и журналами, в которых я работаю колумнистом: подвести людей я не могу, не имею права. Мне кажется, если не предавать любимое дело, семью, коллег, мы переживем и это. А главный итог, который, наверное, вынесли все: нет ничего в жизни важнее дома, родных людей. Заботы о них. И нет ничего страшнее одиночества.
