Зульфю Ливанели — звезда турецкой культуры. Талантливый композитор и музыкант, он также участвует в общественной жизни страны, снимает фильмы и пишет книги. Его романы наконец-то добрались до российского читателя: недавно в издательстве «Эксмо» вышла «История моего брата».
Редактор eksmo.ru Халимат Текеева встретилась с Зульфю Ливанели и расспросила его о России, Турции и литературных традициях обеих стран.
Это ваш второй или третий визит в Москву?
Возможно, их было даже больше, я не помню. Я впервые приехал сюда в 1986 году по приглашению Чингиза Айтматова, вместе с Артуром Миллером, Джеймсом Болдуином и Питером Устиновым. Мы остановились в отеле «Советский», открыли Иссык-Кульский форум и были приглашены в Кремль Горбачевым. Я незадолго до этого выпустил книгу и долго разговаривал с генсеком о том, что происходило тогда в Советском Союзе. Поэтому я часто бывал в Москве. Но мне также нравятся и русская литература, и русская культура, и русский образ жизни. Это одна из моих любимых стран. Нет, не одна из — а любимая.
Вы не в первый раз в Москве. Но бывали ли вы в Могилеве и Минске? От турецкого писателя не ожидаешь романа о постсоветских странах, особенно если речь идет о маленьком городе Борисове в Белоруссии.
Роман начался с идеи о любви между двумя людьми, которые говорят на разных языках. Любовь без языка — это очень странно, ведь невозможно выразить свои чувства, сказать о своей любви. Поэтому когда протагонист хочет остаться наедине с Ольгой, ему приходится просить переводчицу Людмилу о помощи. Это забавная идея, и так началась книга. Затем мне нужно было поместить эту историю в какое-то место. Я знал Борисов и Минск, потому что один из моих друзей был владельцем некоммерческой строительной компании. Они строили дома для советских солдат, которые возвращались из ГДР в начале 90-х. Он пригласил меня туда, я приехал. Мне понравилось это место: снежное, похожее на сказку, увидел гарнизоны, людей — не только инженеров, но и многих других. Часть романного действия происходит в Москве — это также часть моей жизни. Мне очень понравилась Белоруссия, и тогда она была связана с Россией.
История моего брата Твердый переплет ₽
Что вас удивило тогда, показалось интересным? Почему именно Борисов?
Многие турецкие строительные компании работают там уже давно, и мне нужна была как раз такая компания, чтобы объяснить, откуда взялась любовная история русской девушки и турецкого инженера, у которых нет общего языка. Было бы сложно сделать местом действия, например, Германию. Кроме того, Россия — это прекрасная локация для любого романа. [часть действия романа происходит в Москве и на Кавказе — прим.ред]
Кто ваши любимые русские писатели?
Классики, конечно. Они превалируют, и это иногда нечестно по отношению к современным авторам: у вас такие литературные гиганты! Другие просто оказываются в тени Достоевского, Чехова, Булгакова, Толстого. Для Турции они не менее влиятельные писатели. И мы тоже вышли из гоголевской «Шинели».
Что вы читали у Гоголя? Какие вообще ваши любимые русские книги?
Я читал так много, что всего и не перечесть. Очень люблю Гоголя, особенно «Нос» и «Шинель». «Мертвые души», конечно же, шедевр. И весь Толстой, Достоевский, Чехов, Булгаков. Я читал их не один раз — снова и снова перечитывал. Недавно мне посчастливилось написать предисловие к новому изданию «Преступления и наказания» на турецком.
Еще, конечно же, Пушкин: он тоже очень важен для нас, потому что он был в Эрзуруме в 1829 году и опубликовал прекрасную книгу — «Путешествие в Арзрум». Его стихотворения тоже отличные.
Я слышала, что Пушкин не так популярен за рубежом, хотя в России его называют «солнцем русской поэзии».
Нет-нет, Пушкин для нас также важен. В нашем представлении он символ русской души, и ее можно понять через «Капитанскую дочку» и другие его работы.
Полностью согласна. Вы проявляете себя в самых разных сферах: в музыке, в кино, в литературе, в политике. Но в «Истории моего брата» я не нашла политических мыслей. В русской литературе часто легко считываются политические взгляды автора, но в вашем романе этого нет.
У меня есть и книги с политическим подтекстом. Точнее, произведения с политическими мыслями. Но я не политик. Я стал известным и мог оказать влияние на миллионы людей, особенно на молодых граждан моей страны. Политические партии захотели извлечь из этого выгоду, поэтому они толкали меня к этому, упрашивали. Я был членом партии, в целом я придерживаюсь левых политических взглядов. Многие левые, демократы, вообще современные люди выросли на моей музыке и книгах, поэтому меня и просили пойти в политику. Но мне это не нравилось. Я был в парламенте и до сих пор получаю предложения, например, участвовать в президентских выборах или вступить в какую-нибудь партию, но это не мое. Политика и искусство — это две разных вещи. Как художник, ты должен копаться в своем сердце, а в политике нужно скрывать себя и говорить только то, что нужно. Я не мог сложить этот паззл вместе.
Это несколько отличается от ситуации в русской литературе, когда многие писатели думали, что должны способствовать политическим переменам и писать, как раз с целью изменить сложившуюся ситуацию у себя на родине.
Да, но у нас есть общее чувство — ответственность. Тебе говорят: ты знаменит, у тебя есть последователи, почему бы тебе не сделать что-нибудь? Это классический вопрос, его корни в событиях 1968 года. Габриэля Гарсиа Маркеса также спрашивали: почему вы участвуете в политической жизни? Просто однажды кто-то стучится в твою дверь и о чем-то просит. Конечно, когда в Турции случается голод, к власти приходит жестокий режим, происходит военный переворот. Приходится продолжать даже сейчас: например, один из кандидатов в президенты Турции [интервью было взято в начале июня, до завершения президентской гонки в Турции — прим. ред.] находится в тюрьме. Как можно молчать об этом? В Турции сейчас большая суматоха, много потрясений, поэтому нам приходится объяснять свои идеи. Тем же вопросом задавались и русские писатели в XIX веке: как мы можем спасти страну? Каким путем? В кого поверить: в народ, в его душу, в православие? Кто спасет нас?
Существует ли особый образ России в турецкой литературе?
У каждой страны свой уровень информированности и разные представления о других краях. Самый узкий из них — взгляд туриста. Посмотрел на страну неделю и сказал: ага, она вот такая. СМИ тоже дают очень узкое представление. Также есть множество стереотипов и клише о разных государствах. Россия? Водка. Америка? Ковбои! Нам нужно выйти за эти рамки, и в этом тоже важна роль литературы. Она может описать страну и народный дух гораздо лучше, чем другие средства информации. Например, я много читал и смотрел документальные фильмы о Второй мировой войне. Но когда я прочитал Гюнтера Грасса, я прочувствовал немецкую душу. Так же и с русской литературой: она помогает углубиться в тему. Впрочем, есть и другая литература, которая только усугубляет стереотипы, своего рода туристическая, экзотическая литература. Например, если ты индийский писатель (особенно на Западе) — пиши о бедности и жестокости. Если ты из Африки — пиши о голоде, из России — рассказывай о коммунизме. Нет, мы все люди, и общества везде похожи. Я был в Таиланде и видел те же фильмы, что в Стамбуле, в Париже, в Нью-Йорке. Общество меняется, но мы все еще сохраняем старые идеи. Хотя сейчас Россия — лучший друг Турции, единственный друг. Во времена Холодной войны ее не любили, а теперь все вокруг говорят: Россия — наш единственный друг.
Почему? Из-за бизнеса?
Из-за политики. Российские власти помогают Турции, они в хороших отношениях. Турция сближается с Россией против Америки.
А для обычных людей? Влияет ли политика на их мнение о стране?
Нет, мне кажется, что в СМИ все хвалят Россию и Путина, поэтому сейчас ситуация такова. В любом случае, в этом нет ничего плохого.
В романе «Счастье» главную героиню притесняет дядя. Мне кажется, это что-то очень патриархальное, когда женщина беззащитна из-за закрытости семьи. Где проходит граница между традицией и жестокостью? Вы скорее традиционалист или гуманист?
На этот вопрос есть только один ответ. Я защищаю права женщин, особенно в восточной Турции. Наша страна связана с многими другими цивилизациями, и если северо-восточная часть тянется к русской и грузинской культуре, то наш юго-восток — арабский. Это совсем другая культура, месопотамская. На мой взгляд Турции нужно тянуться от Востока к Западу, от земли к морю, от мужского доминирования к освобождению женщин. Я верю в светлое будущее Турции, и это объясняет многие мои идеи.
Есть ли способ сохранить традиции, но не их жестокую часть?
Традиция — это волшебное слово. Каждый думает, что традиции — это хорошая вещь, но ведь есть и много плохих традиций, от которых нам нужно избавиться. Слышал такую шутку. Один человек говорит другому: «Я горжусь своими традициями». Второй спрашивает его: «А какие у тебя традиции?» — «Каннибализм!» Конечно, это только шутка. Но действительно есть множество плохих вещей, в том числе невежество, невероятное давление на женщин в исламской культуре. Нужно с этим бороться. В иудаизме религию получают от матери, и когда женщина рожает, нет сомнений в религиозной принадлежности ребенка. Но ислам переходит от отца, поэтому нужно быть уверенным в отцовстве, а значит, запирать женщину в клетке.
Мне показалось, что вы человек прозападных взглядов на политику и права человека. При этом в ваших книгах заметно влияние восточной культуры: когда я читала «Историю моего брата», то увидела параллели с романом «Белый замок» Орхана Памука. Он также пишет о братьях и сестрах, о похожих людях и о тех, кто пытается понять самого себя и других.
В начале двадцатого века один знаменитый турецкий философ сказал: «Мы люди, что бежим на корабле на Запад, но корабль этот движется на Восток». Между этими двумя культурами есть борьба, потому что все мы очень тесно связаны, и эта связь означает, что можно перейти черту, невозможно просто застыть. Мы — это все сразу, в нас есть элементы всего. Наша культура очень богата, но и очень сложна для понимания. В одной Турции можно найти сразу много Турций.