"Батумские каникулы"
2020-07-06
Дорогие друзья, я хочу порекомендовать вам книгу Тариэла Цхварадзе «До и после», которая может удивить, шокировать и стать путеводителем по потаенным уголкам грузинской Ойкумены, куда большая литература заглядывает не чаще, чем пару раз в столетие. Она не находит там ни любимых ею цельнометаллических героев, ни скучающих аристократов, которых как бы понарошку преследуют Эринии, ни изящных филологических игр, но лишь пугающую повседневность и цветовую гамму бедных кварталов – последним из великих, кто ощущал ее, вероятно был Ладо Гудиашвили. Это другая Грузия, спрятанная за где-то кулисами, в чулане, словно бедная родственница, прибывшая из провинции в самое неподходящее время. Там легко оступиться и почти невозможно подняться, успев почувствовать в промежутке некий тайный смысл - пронзительный, внезапный, словно нож под ребром.
Самой страшной и правдивой книгой о войне, которую мне довелось прочитать, был дневник юного фольксштурмиста. Он фиксировал все, что видел и делал, без единого лишнего слова и образа, а после войны не приписал себе задним числом ни одного сложносочиненного чувства и мысли. Автор «До и после» проводит нас по маршруту «Детство. Юношество. Тюрьма» с безукоризненной честностью, которая не терпит словесной лепнины. Язык книги прост, архитектоника, словно тюремный коридор, не дает сделать и шага в сторону. В таких случаях принято цитировать известные строки о почве и судьбе, но и они могут показаться излишними.
Главный парадокс книги заключается в том, что неумолимо приближаясь к трагическому финалу, к самой Смерти, присутствие которой с какого-то момента начинает ощущаться физически, герой неожиданно для себя вступает на территорию Поэзии, удивленно оглядываясь по сторонам и с восторгом ощущая мгновение подлинного рождения. Все предыдущие события и размышления начинают казаться предварительными, предваряющими - некими пролегоменами к метафизике искусства и предчувствием описанной Мерабом Мамардашвили Незаконной Радости, как единственного, по сути, дара полученного грузинами свыше – все остальное в нашей стране лишь производные от него.
Я советую вам прочитать эту книгу.
Димитрий Мониава.
Самой страшной и правдивой книгой о войне, которую мне довелось прочитать, был дневник юного фольксштурмиста. Он фиксировал все, что видел и делал, без единого лишнего слова и образа, а после войны не приписал себе задним числом ни одного сложносочиненного чувства и мысли. Автор «До и после» проводит нас по маршруту «Детство. Юношество. Тюрьма» с безукоризненной честностью, которая не терпит словесной лепнины. Язык книги прост, архитектоника, словно тюремный коридор, не дает сделать и шага в сторону. В таких случаях принято цитировать известные строки о почве и судьбе, но и они могут показаться излишними.
Главный парадокс книги заключается в том, что неумолимо приближаясь к трагическому финалу, к самой Смерти, присутствие которой с какого-то момента начинает ощущаться физически, герой неожиданно для себя вступает на территорию Поэзии, удивленно оглядываясь по сторонам и с восторгом ощущая мгновение подлинного рождения. Все предыдущие события и размышления начинают казаться предварительными, предваряющими - некими пролегоменами к метафизике искусства и предчувствием описанной Мерабом Мамардашвили Незаконной Радости, как единственного, по сути, дара полученного грузинами свыше – все остальное в нашей стране лишь производные от него.
Я советую вам прочитать эту книгу.
Димитрий Мониава.