Цитаты из книги Хлеб с ветчиной

Лучшей вещью в моей комнате была кровать. Я любил свою кровать и мог оставаться в ней часами, даже днём, натянув покрывало до подбородка. Здесь было спокойно, никаких происшествий, никаких людей, ничего.

Кто такие доктора, юристы, ученые? Это люди, которые добровольно лишили себя свободы думать и поступать как личности.

— Ну, не знаю как ты, а я собираюсь испытать все! Война, женщины, путешествия, женитьба, дети, разные работы. Первый свой автомобиль я соберу из запчастей! Я хочу знать все о вещах, о том, что заставляет их работать!

— Вы просто восстаете против всего. Как вы собираетесь жить дальше?
— Не знаю. Я уже устал.

Мои личные дела оставались все так же плохи и беспросветны, что и раньше. Можно сказать, они были такими со дня рождения. С одной лишь разницей — теперь я мог время от времени выпивать, хотя и не столько, сколько хотелось бы.

В обитателях «дна», и в мужчинах, и в женщинах, не было ни отваги, ни куражу. Они жаждали того же, что и все остальные.

Образование — просто обман.

Когда человек оказывался в гуще жизни, ему требовались совсем другие знания, в отличие от тех, которыми были напичканы университетские библиотеки.

Тусклая жизнь нормального, среднего человека хуже, чем смерть.

В ее болтовне не было ничего оригинального, ничего действенного, сплошные перепевки идей почитаемого Франклина Рузвельта.

Университетское образование могло лишь сделать личность непригодной для настоящей жизни.

Война. Я девственник. Ну разве это вообразимо: жертвовать своей задницей ради каких-то безумцев, даже не познав женщину? У меня и личного автомобиля еще не было! Что я должен был защищать? Других? Которые со мной рядом и срать бы не сели? Никакие жертвы не предотвратят новые войны.

Рузвельт требовал, чтобы мы отправлялись на войну. Естественно, это обеспечивало ему место в книге мировой истории. Воюющие президенты обладают большей властью, а позже большим числом страниц.

Меня не интересовала судьба мира, только своя личная.

Сначала родители контролируют каждый ваш шаг, затем, когда вы уже готовы вырваться из-под их опеки, другие хватают вас за горло, запихивают в военную форму и отсылают на бойню.

Может быть, мне удастся зарабатывать на жизнь своими пусть небольшими, но знаниями, так сказать, умственным трудом?

Нигде нет подлинной жизни, ни в этом местечке, ни в этом городе, во всем этом тоскливом существовании…

Я никогда не заботился о внешнем виде. Моя, некогда белая, футболка была заляпана вином, кровью, блевотиной, пестрела дырами, прожженными сигаретами и сигарами. К тому же она была мне мала, выставляя на обозрение живот до пупка. А брюки были узкие и не доставали до щиколоток.

Адрес могли дать мои родители или он вычислил его в службе занятости колледжа, где в разделе «неквалифицированная работа» рядом со своими координатами я написал: «Сделаю что угодно, честными и иными путями». Никто не откликнулся.

Вся моя нелепая жизнь в этом районе состояла из борьбы с паутиной, черными пауками и своим отцом.