РейтингиКнига Анаит Григорян о двух сестрах поразила критиков и стала образцом «новой деревенской прозы». Истории персонажей, в которых много любви, но мало умения эту любовь выразить, снискали благосклонность читателей толстых журналов. Роман вошел в шорт-листы литературных премий «Лицей» и «Фикшн35», а также лонг-листы премий «Ясная поляна», «Большая книга» и «Созидающий мир».
Писательница Евгения Кретова поговорила с Анаит Григорян о 90-х, Японии и о том, кому принадлежит книга — писателю или читателю.
-17% Поселок на реке Оредеж Твердый переплет 499 ₽ 599 ₽ -17% Добавить в корзину
Биология и литература находятся немного в разных плоскостях. Как и когда пришло решение писать художественную прозу?
Изначально я хотела получить естественно-научное образование и выбрала своей специальностью биологию, которой интересовалась со школьных времён, если конкретнее, то иммунологию. Но, к сожалению, уже во время работы над кандидатской диссертацией я поняла, что недостаточно увлечена своей профессией, чтобы посвятить ей всю жизнь. Я любила работу в лаборатории, мне нравилось планировать и проводить эксперименты, но я не посвящала этому каждую минуту, а чтобы быть настоящим учёным, мало просто интересоваться или быть прилежным, нужно быть абсолютно погружённым в тему своего исследования. То есть в какой-то момент я поняла, что если останусь в профессии, то стану если не плохим, то недостаточно хорошим учёным.
Что касается собственно литературных занятий, то писать я начала довольно поздно, лет в двадцать семь. Но я никогда не предполагала, что стану писателем. Я действительно всю жизнь придумывала персонажей и происходящие с ними истории, но когда история слишком большая, трудно удержать её в памяти целиком, к тому же, мне было интересно работать над стилем, находить единственно точные сочетания слов, чтобы выразить ту или иную мысль или эмоцию, так что в конце концов я стала записывать придуманное. Можно ли это было назвать литературой? Мне кажется, скорее это была некая техника, вроде упражнений в прописи. Литература стала моим занятием в тот момент, когда я перестала сочинять и история пришла ко мне как некое предчувствие, это был роман «Diis igniotis» про исследователя-шумеролога, опубликованный впоследствии в журнале «Урал». После завершения работы над каждым новым романом я никогда не могу сказать, буду ли я продолжать заниматься художественной прозой.
Скажите, научная база сильно отражается на литературном стиле? Влияет на выбор тем для книг и на манеру изложения?
Думаю, да: естественно-научный взгляд на мир — это то, что нельзя изменить, если он уже сформировался. Я не знаю, насколько это ощущается в романе «Посёлок на реке Оредеж», но, скорее всего, в новом тексте читатели почувствуют это в полной мере. Я представляю себе сбор материала для текста скорее как экспедицию, нежели как работу с другими текстами и чужим опытом — думаю, это главное. Мне нужно всё посмотреть самой, погрузиться в интересующую меня среду, поговорить с людьми, услышать их истории, их манеру речи. Для меня литература в том числе — и способ исследования мира и человека.
Мой коллега в Японии обычно приходит в ужас из-за того, что я заговариваю не только с людьми, не внушающими опасений, но и с охранниками борделей, проститутками, бездомными, но это ведь часть моей работы, и, думаю, людям всегда нужен кто-то, кто может их выслушать, тем более, ничто из услышанного я не переношу в свои тексты «как есть». В поисках моего персонажа я могу подняться на самый высокий этаж небоскрёба и спуститься в самую глубокую яму — это правда.
Темы я специально не выбираю — скорее, сюжеты сами меня находят, просто в какой-то момент я понимаю, что вот об этом будет моя следующая книга. Можно очень долго искать и не находить, а можно просто идти по улице без особенной цели и вдруг почувствовать, что новая история возникла у тебя в голове, и тут уж ничего не поделаешь — придётся отправляться в путешествие и собирать для неё материал, проводить долгие вечера за работой над сюжетом, стилем, характерами персонажей и редактурой, иными словами, делать всё то, что составляет трудную писательскую работу, далёкую от привычных представлений о вдохновении и радости творчества.
Современную прозу читаете? Есть любимые авторы или книги?
К сожалению, на русском языке практически не читаю: и потому, что не хватает времени, и потому, что русский текст, особенно хорошо написанный, мешает работать над своим. Но любимые авторы, конечно, есть: люблю прозу Александры Николаенко и Марии Авериной и очень рада, что моя книга вышла с книгой Марии «Контур человека: мир под столом» в одной серии. Проза Александры Николаенко в свое время меня поразила, а совсем недавно она прислала мне фрагменты своего нового романа «Муравьиный бог»: судя по всему, это будет великолепный роман, всё её творчество — огромная поэма, которую хочется читать вслух, надрывный плач и колдовское причитание. Вообще, мне кажется, что Николаенко своими текстами заговаривает боль целого мира, как знахарка заговаривает больной зуб. Я видела также черновики нового текста Марии Авериной, мне они очень понравились, я боюсь перехвалить, но мне кажется, что следующая книга будет даже лучше предыдущей, и я с нетерпением жду её в завершённом виде. Прекрасные тексты у писателя из Еревана Ованеса Азнауряна, мне очень нравятся его рассказы и роман «Три церкви», опубликованный в «Эксмо», и вот пока непрочитанной лежит книга «В ожидании весны». Я всё надеюсь, что у меня год-два не будет никаких идей для собственной прозы, и я смогу вернуться к чтению, потому что читаю я всегда медленно, и каждая новая книга для меня — событие.
Сейчас много споров о жанровой литературе. Насколько, по-вашему, велик разрыв между Большой литературой и беллетристикой и в чем он заключается?
Почему-то считается, что так называемая «Большая литература» и беллетристика противоположны и даже враждебны друг другу, что Большая литература — это что-то такое очень умное, скучное, напечатанное убористым шрифтом и обязательно без картинок, а беллетристика — это что-то развлекательное и бессмысленное. Почему книга не может быть одновременно увлекательной и сложной, что дурного в динамичном сюжете и ярких персонажах — у Достоевского всё это есть, и отчего-то его романы не перестают быть ни Большой литературой, ни отличной беллетристикой.
Если автор с первого абзаца высокомерно заявляет мне, что он здесь не для того, чтобы меня развлекать, то я как читатель не намерена продираться сквозь нагромождения его философских размышлений и лирических отступлений, сколь бы они ни были высокоинтеллектуальны. Мне также не нравится позиция «литературы для избранных»: я самый обыкновенный человек, пишу для людей и читать тоже хочу то, что написано для людей, и я считаю, что за красивым перекладыванием слов и не сложностью, но нарочитой усложнённостью авторы нередко пытаются скрыть пустоту. Так что этот разрыв между Большой литературой и беллетристикой, думаю, создан искусственно, есть просто хорошая литература — это может быть формально «Большая литература», детектив, триллер или любовный роман, это может быть написано очень сложно или очень просто.
Мои любимые писатели — Фёдор Михайлович Достоевский и Томас Манн, но это не мешает мне любить детективы, мистику и ужасы, и мне всегда нравились авторы, которые умеют удержать интерес читателя лихо закрученной интригой, потрясти неожиданным финалом, заставить сердце биться чаще. В широком смысле литература ведь именно это и делает — заставляет сердца биться чаще. Я с удовольствием и интересом читаю Стивена Кинга и Харуки Мураками — формально это «беллетристика», но книги этих авторов, на мой взгляд, просто хороши и всё ещё могут многому меня научить.
«Поселок на реке Оредеж» — книга о сложном времени 90-х, времени, когда рухнули надежды многих. Что испытываете к своим героям, когда помещаете их в такие жизненные обстоятельства? Как сложилась судьба героев? Считается, что писатель — это прежде всего личный опыт. Какой cвой личный опыт более всего помог? И как ваш личный опыт связан с вашими героями?
С Вашего позволения я объединю ответы на эти вопросы. Моё детство пришлось на 90-е, и «Посёлок на реке Оредеж» — книга, практически целиком основанная на моём личном опыте. Но мне хотелось написать о том времени без привычной «чернухи» и угрюмой беспросветности, которой оно окутано в современной культурной (не скажу — литературной) традиции. Я ведь писала о детях, а дети — это всегда мечты и надежды. Сбылись ли они... это, конечно, на усмотрение читателей: судя по отзывам, большинство прочитавших роман всё же уверены, что у Кати и Лены всё сложилось хорошо, и даже если им не удалось уехать из Посёлка, всё равно они по-своему счастливы. Кто-то думает иначе. Если бы я была не автором, а читателем романа, то, наверное, согласилась бы с первыми. Как автор я честно скажу: не знаю, я ведь рассказала только часть их жизни.
У меня была мысль написать роман про повзрослевших Катю и Лену, но я от неё отказалась: мне стало страшно, вдруг у них всё не сложилось, жизнь пошла наперекосяк, он стали несчастными. Писатель ведь обязан следовать логике текста, он не в силах её изменить, а моё отношение к литературным персонажам мало чем отличается от отношения к живым людям: я люблю их, сочувствую им, и мне всегда жаль, когда с персонажем происходит что-то трагическое. В этом смысле я даже больше переживаю за взрослых персонажей романа, ведь их жизни уже сложились, и, хотя у каждого из них есть свой «свет в оконце», все они по-своему несчастны.
Как появилась идея романа? И намеренно ли была выбрана такая структура: 2000-ый год, а 1998 — после?
Первые наброски я начала делать ещё в 2015 году и написала цикл рассказов «Долгое лето» про сестёр Комаровых. У меня было много материала, который я не собирала специально. Говорят, каждый человек может написать в жизни хотя бы одну книгу: о своём детстве. «Посёлок на реке Оредеж» и стал моей книгой о детстве: уже будучи взрослой, я поехала в деревню Красницы, где в мои школьные годы мы снимали дачу, и события далёкого прошлого явственно возникли в моей памяти. У персонажей романа, правда, весьма условные прототипы, но, как я и говорила, история приходит как предчувствие, то есть как нечто туманное и трудно улавливаемое в словах, а не как чёткая идея. Роман возникает из солнечного света, как-то по-особенному осветившего траву, или из случайно подсмотренной сценки, из мелодии. Я никогда не пыталась в этом разобраться, поскольку, как только магия превращается в механику, она исчезает.
Структура романа была выбрана намеренно: его вторая часть более трагична, и мне не хотелось, чтобы читатель ощущал, будто он спускается в тёмный колодец, полный невыплаканных слёз. Благодаря такой структуре текста, читая вторую часть, человек уже знает, что всё было хорошо, и надежда победила — хотя бы в пределах романного времени. Для меня было важно, чтобы текст давал надежду персонажам и читателю, а поскольку в этом тексте сквозной сюжет всё же не главное, он состоит скорее из отдельных историй, у меня не было задачи сохранять интригу повествования. Если в жизни время всегда линейно и надежда устремлена лишь в будущее, то литература в силах немного нарушить это правило.
Номинация в «Большой книге», дважды номинация «Ясной поляны» — это большая радость для каждого писателя. В этом году — новая номинация, Фикшн35. Что чувствуете — радость, напряжение от ожидания возможной критики, ответственность?
Конечно же, я чувствую ответственность. Когда моя книга попала в лонг- и шортлисты крупных премий, я беспокоилась, что не оправдаю доверия моего редактора, что книга будет отвергнута профессиональным сообществом и читателями. Я никогда не подавала свои тексты на премии самостоятельно, за исключением единственного случая — премии «Лицей», и, если бы можно было не участвовать в премиях, я бы в них не участвовала, потому что где есть премии, там есть конкуренция, а какая, строго говоря, может быть конкуренция в литературе: мой текст ведь никто кроме меня не напишет. Но премии — это часть литературного мира и важный механизм продвижения книг, система ориентиров для определённой части читателей, которые следят за премиальным процессом. Поэтому я решила для себя, что это скорее дело издательств, организаторов и жюри премий, которые каждый год берут на себя огромный труд прочитать, прочувствовать и оценить наши тексты.
А за рецензиями и отзывами следите? Как вы оцениваете критику — она помогает или мешает? И чье мнение о своих книгах особенно важно?
После того, как книга написана и издана, она принадлежит читателям, они вправе судить её, хвалить или ругать на своё усмотрение. Критика не помогает и не мешает, поскольку невозможно уже что-либо изменить в изданном тексте. Отзывы важны для меня как некий непрямой диалог, свидетельство эмоциональной связи автора и читателей. Я благодарна людям, высказывающим своё мнение, каким бы оно ни было, хотя специально за рецензиями и отзывами не слежу. Мне важно мнение редактора, поскольку редактор — единственный человек, с которым я могу обсудить ещё не готовый текст, сделать его лучше.
Этим летом вышел сборник рассказов «Все на дачу!», издательство собрало действительно звездную компанию: Дина Рубина, Мария Аверина, Валерия Пустовая, Татьяна Соловьева, Булат Ханов. У вас там тоже немного ностальгический рассказ «Лето девяносто восьмого». Почему снова тематика девяностых?
В романе «Посёлок на реке Оредеж» есть такие персонажи, упомянутые вскользь — «бесстыжие сёстры с той стороны реки». Несколько человек, прочитав роман, попросили меня рассказать историю этих сестёр, и я написала рассказ, из которого вышло, что сёстры не такие уж бесстыжие, а, наоборот, очень воспитанные, добрые девочки. У меня не было цели возвращаться к тематике 90-х, скорее, я просто дописала какой-то фрагмент мира, не вошедший в рассказы «Долгое лето» и роман «Посёлок на реке Оредеж». Очень рада, что мой небольшой рассказ оказался в компании произведений таких замечательных писателей.
Все на дачу! Твердый переплет
Сегодня почти все авторы имеют странички в соцсетях, блоги и активно общаются с читателями. Но у вас есть страничка в японском твиттере! Расскажите, как в нем протекает писательская жизнь?
У меня есть страничка в фейсбуке, но она закрытая и предназначена для общения с друзьями и коллегами, главным образом с людьми, которых я знаю лично, либо с кем очень давно дружу в сети. Честно сказать, я не готова вести открытый блог для общения с читателями — главным образом потому, что культура общения в русскоязычном сегменте интернета удручающе низкая, но не только поэтому. Общаясь с человеком, я стараюсь уделить ему максимум моего внимания и душевных сил, а при наличии большого блога это становится невозможным, эмоциональные связи распыляются, общение делается поверхностным. Для меня это совершенно неприемлемо, мне нужно «видеть» человека, иметь возможность внимательно отнестись к его словам, поддержать в случае необходимости. Если всего этого нет — смысл коммуникации для меня теряется.
Японский твиттер я завела не так давно, где-то около полугода назад. Это как раз было связано с пандемией коронавируса: я потеряла возможность встречаться с моим преподавателем японского языка, а в связи с тем, что все ВУЗы начали срочно перестраиваться на дистанционное обучение, она была так загружена работой, что мы несколько месяцев не могли заниматься даже онлайн. Я испугалась, что останусь с японским в полном одиночестве, ведь иностранный язык требует живого общения, завела блог и обратилась за помощью к японским литераторам. Я пишу в своем блоге в основном про переводы японской литературы на русский, про кинематограф, про архитектуру Санкт-Петербурга и про местную флору и фауну, а также записываю в него свои сны и короткие фантастические истории. Мне важно, чтобы блог был интересен моим друзьям, чтобы как-то отблагодарить их за то, что они помогают мне изучать язык и каждый день пишут мне комментарии и личные сообщения, в которых разбирают те или иные сложные вопросы иероглифики и грамматики. Надеюсь, что у меня это получается.
Я знаю, вы сейчас заканчиваете работу над новой книгой. Можете немного рассказать, о чем она?
Это роман о Японии, это отчасти мистический детектив, в нём очень много смешных моментов и есть трагические и страшные, и один из центральных персонажей в нем — банковский менеджер из России. Правда, сама не ожидала, что когда-нибудь напишу что-то подобное. Я не очень люблю западную литературу о Японии, в которой японцы представляются в лучшем случае закрытыми и непонятными, а в худшем — просто отталкивающими. В какой-то момент я поняла, что хочу рассказать о другой Японии и других японцах, которых знаю я, но замысел романа возник не из этого. Два года назад я сидела в одном пропахшем рыбой ресторанчике в далекой японской провинции, вокруг меня происходила какая-то обычная повседневная жизнь, за окном шел проливной дождь, потому что это был как раз сезон тайфунов, и мне вдруг стало интересно, кто все эти люди вокруг меня и какие тайны может скрывать этот сонный городок, о существовании которого не все японцы-то догадываются.
Вы меня спрашивали про разграничение Большой литературы и жанровой, и мне самой любопытно, как воспримут этот роман критики и читатели, потому что я-то сама не задумывалась над тем, что в итоге получится в жанровом отношении, меня вообще мало волнуют классификации, мне нужно решить поставленные художественные задачи и рассказать интересную историю.
