Да, это мы умеем: мы можем погубить человека и при том очаровательно улыбаться.

Знание слабостей своей жертвы – вот интуитивная гениальность великих лжецов.

Ничто не наводит на меня такую пространственную печаль, ничто не повергает в такое чувство беспомощности, как одиноко светящееся окно в покинутой деревушке, да и в скоплении современных домов.

Все замерло, остановилось.
Душевная смута, вздорность суетной жизни, мелкие страсти, будничные заботы — все-все это осталось в другом месте, в другом свете, в другой, отдалившейся от меня жизни, там, там где-то.
«Может, все что было до этого,— сон? Войны, кровь, братоубийство, сверхчеловеки, играющие людскими судьбами ради того, чтобы утвердить себя над миром.
Зачем так напряженно и трудно живем мы на земле нашей? Зачем? Почему?»

Мери взывала к Богу, когда ее насиловали и убивали, взывала если не голосом, то в сердце своем. Божьим ответом была просьба подождать, пока не освободится линия, временно занятая из-за большого объема поступающих просьб. Вот она и ждала, пока не умерла

Причина, по которой клише становятся Клише, заключается в том, что они являются молотками и отвертками в наборе «сделай сам», предназначенном для общения.

Всегда найдутся люди определенного сорта, готовые восхищаться человеком, у которого хватает духу быть по-настоящему плохим.

состав свободных перевозчиков менялся обычно каждые три-четыре стандартных года. Мало кто выдерживал такое напряжение, а кто выдерживал – не всегда был способен выжить.

Люди, как правило, готовы сколько угодно ждать спасения своей души, но обед, будьте любезны, подайте в течение часа.

Он заблуждался, в конце туннеля все-таки был свет. И его источником являлся огнемет

Тут ноги Ваймса наконец поддались уговорам совести и решили, что могут себе позволить некоторое время походить в героях.

Скорбь уходящего лета напомнит нам о наших незаметно улетающих днях; что-то древнее, неотступное стронется в нас, замедлится ход крови, чуть охладится, успокоится сердце, и все вокруг обретет иной смысл и цвет.

Ты – как песня, которую я слышала в детстве и забыла о том, что знаю ее, пока не услышала снов

Но становилось по настоящему поздно; то есть до такой степени поздно, что уже даже рано.

Время-то, время что делает! Какой оно неумолимый и беспощадный судья!

И решили безответственные работники все просто — не соединять меня с женой, сказав обычное-привычное: «Квартира не отвечает».
Никто нас не слышит. Никто ни за что не отвечает. Ни у кого ни за что сердце не болит.

—Какой ты большой стал!
«А ты какой старый сделался»,— хотел сказать Юзик, но ничего не сказал, полагая, что папа и сам об этом догадывается.

Музыка есть в каждой минуте жизни, и у всего живого есть свои сокровенные тайны, и они принадлежат только той жизни, которой определены природой.

Ничто так не нервирует противника, как свист и звон стрел вокруг.

через неделю мне стало здесь чего-то недоставать, сделалось одиноко, и я начал искать чего-то, рыская по городу и парку. Чего искал — сам не ведал.
Часами смотрел я на море, пытаясь обрести успокоение, наполненность душевную и тот смысл и красоту, которые всегда находили в пространстве моря художники, бродяги и моряки.
Море нагоняло на меня еще большую тоску мерным, неумолчным шумом. В его большом и усталом дыхании слышалась старческая грусть. Вспененные волны перекатывали камни на берегу, словно бы отсчитывая годы. Оно много видело, это древнее, седобровое море, и оттого в нем было больше печали, чем веселости.
Впрочем, говорят, что всяк видит и любит море по-своему. Может, так оно и есть.

Жить надо так, чтобы не бояться продать своего попугая самой большой сплетнице города.

Если что-то считается плохим поступком, это не значит, что ты его не совершишь.

...еще в юности поняла, что мои женские слабости можно использовать как оружие. И первое, что делала, – заставляла себя недооценивать.

при взгляде на него сердце заходится от желания… придушить.

Посвятить себя кому-то, с кем ты не можешь совладать, роковая ошибка.

Нет такого понятия, как умеренная осторожность. Вы либо очень осторожны, либо мертвы.

Все зверушки и птицы, живущие возле человека, очень ловки и хитры. Самая среди них хитрая — ворона.

Один наш симпатичный, но подобалдевший от славы и похвал, космонавт, хорошо выпив и закусив на обильном кремлевском приеме, вступил в беседу с рядом сидевшим духовным лицом:
—Владыко, а там ничего нету, — и показал пальцем вверх.— Я все облетел. И нету!..
—Чего нету?— переспросило духовное лицо.
—Бога нету!— жизнерадостно воскликнул космонавт. Владыка по-отечески же тепло и пристально поглядел на всеми любимого, забалованного космонавта и спокойно сказал:
—Сын мой, Бог-то не всякому дурачку открывается. А вот американский космонавт, побывавший на Луне, заявил, что ему там помогал Бог и что совсем не важен человек на Луне, а важен Иисус Христос на Земле.

Демоны не дышат, тем не менее в жизни каждого разумного существа, дышит оно или нет, наступает момент, когда оно нервно кашляет.

Но он был тем, кем был. Он был как бабочка осенью, покорно ждущая первых заморозков

…нарожала и вырастила девятерых детей. Пятерых из них взяла, изуродовала им судьбы, загнала в ранние могилы война, про которую теща часто и тихо говорила: «Война не по лесу, а по народу…»

Забрав зеркальце у жены, Пол присмотрелся к отметкам на оборотной стороне.
— У меня в детстве было такое же, — улыбнулся он. — Это сигнальное зеркало. Видите? Точки и тире. На азбуку Морзе не похоже... Впрочем, не все так плохо. Фигурки из палочек, абсолютный код. Человечек, бегущий в одну сторону, значит «приходи». Бегущий в другую — «уходи». Мне так кажется. Вот этот, лежащий, символизирует...
— «Оставайся на месте»? — предположила Гаме.
— Я тоже так решил. Двое с копьями — это, наверное, «по¬моги мне в битве». Человечек и зверь — «охота». — Пол хи¬хикнул. — Удобно, как сотовый.
— Даже лучше — батарейки не садятся, и нет поминутной тарификации.

Друг плюс четыре, Советник минус десять, Фаворитка – минус два.
В шоке от подобной наглости на секунду выпадаю из реальности игры, забыв, что у меня на виске ментальный датчик. Чтобы успокоиться, представляю себе: ночь, берег озера, костер, волнующая музыка и… я, извиваясь змеей, танцую для мужчины, лица которого не вижу.
– Фаворитка плюс двадцать, Друг – минус пять.

– Не успел я дотянуться до кранов над раковиной, как вдруг в кромешной темноте кто-то бросился на меня из ванны и ухватился за то самое место…Он грустно поморщился, опустил взгляд долу, и Гера вынужден был прийти к нему на помощь.
– Которое маркиз де Сад непременно назвал бы своим именем, но которое Гриша, зная, что рассказ этот слушать будут люди интеллигентные, назвать вслух не решится никогда.

«Неестественно это! – говаривала она, поливая кипятком бульонный кубик, чтобы получился супчик для Лайзл, или разбивая большим молотком жир и хрящи, чтобы девочка, по крайней мере, смогла их раскусить, не переломав зубы. – Маленькие девочки не должны содержаться на чердаках, словно летучие мыши на колокольне. Будет нам всем от этого большое несчастье, вот увидите!»

Знаете, почему появляется большинство сплетен?!
Потому что кому-то этого хочется.

Любовь- это ответственность. И забота. Любовь - это обмен. Если кто-то дает больше, а кто-то меньше - это сплошное использование.

Сколько же в человеке таится скрытой боли, глубоко запрятанной и упакованной. Страшно подумать!

Сын… Да, он мечтает о сыне! О мальчике, в которого сможет вложить лучшие качества, присущие человеку. Он воспитает в нем дух, которому будет подвластно раскрытие всех границ мира. И это будет по-настоящему его ребенок. Его и только его.

Только здесь действительно было хорошо, и душу наполняли теплые волны умиротворения. Вокруг пруда туда-сюда ходили люди. Кто-то смеялся, кто-то незаметно вытирал слезы, ручейком стекающие по щекам, кто-то витал в облаках, мечтая о будущем, а кто-то смотрел под ноги, точно пытаясь разглядеть на асфальте что-то новое или найти именно там свое неожиданное счастье.

Вот об этом мечтает, наверное, каждый мужчина – уютный дом, хозяйственная жена, ребенок…

Время – единственное, с чем мы не можем справиться в нашей жизни. Мы можем бороться с врагами, с собой, с любовью и ненавистью, даже с болезнью и смертью мы можем потягаться – потому что всегда есть кто-то, кто сражается на нашей стороне, и его заслуги мы приписываем себе и думаем, что это мы победили болезнь и смерть. Но однажды приходит срок, и все заканчивается.

Одному живется если не счастливо, то хотя бы спокойно, а покой – это ведь немало… Может быть, это даже больше, чем счастье.

– Ты, может быть, думаешь, что гордость – это такая замечательная и редкая вещь? Совсем наоборот, совершенно! Это вещь – глупая, продиктованная раздутым представлением о собственной персоне, и больше ничего!

Уж если блондин решал зачислить кого-нибудь в друзья, у жертвы не было ни шанса отказаться.

Дурацких вопросов терпеть не стану, а по делу готова рассказать всё и ещё немного сверху.

— А от грязных рук не могло? — робко предположил Александр.
Смириться с мыслью о том, что любимая ему изменяет, было невозможно. Даже предположить такое было невозможно, не то что смиряться!
Пожилой венеролог был ехидным циником. Тому способствовали возраст, специальность и геморрой. Яд так и капал с кончика его языка, прожигая невидимые дыры в напольной плитке.
— Могло! — обнадежил он и тут же обломал: — Если пошерудить рукой в инфицированной вагине, а потом долго наглаживать себя по головке, да еще в канал мизинцем…
Больше вопросов Александр не задавал.

До самого конца я верил, что могу стать ее пристанью, а она — моей. Но для этого нужно доверие, а она по привычке заставляла ревновать, впутывая меня в двусмысленные ситуации, что не способствовало созданию искренних отношений. В результате мы потерпели крушение. Живи мы на необитаемом острове, нам было бы проще обрести счастье, но жизнь не необитаемый остров.

"И зачем люди усложняют себе жизнь? Неужели нельзя любить спокойно, комфортно? Зачем все эти обиды на пустом месте, трагические лица и прочие напряги?"